Жемчужница

Ребёнок. У Сциллы будет ребёнок. У Сциллы, которую Алана так безжалостно напоила своей кровью и приговорила дремать на дне океана несколько дней.

Наверное, Сцилла ненавидит её за это.

Наверное, Алана тоже себя ненавидит.

Все эти долгие столетия она продолжала цепляться за остатки близости между ними. Даже не за остатки — за надежду на эту близость. А отец… взял и так просто от нее отвернулся.

Наверное, это было ожидаемо?..

— Прости, что навредила своим ядом твоей новой жене и вашему ребенку, ладно? Я не знала… — она облизнула губы и отвернулась направляясь к выходу.

Прости, что взбаламутила застывшую реку между нами и заставила тебя стронуться с места и вновь потерять покой.

Прости, что напомнила тебе о своем существовании и о том, что обо мне надо заботиться.

Прости за то, что я такая проклятая и жалкая.

— Этот ребенок — твой брат или сестра, дочь, — как сквозь толстую стену донесся до нее голос отца. Мариан все-таки поднялся и направился к ней. Остановился совсем рядом, практически в двух шагах — и жадно всматривался в ее лицо. Теперь — в лицо.

Сколько он будет еще смотреть?!

— Неважно, — Алана дернула плечом и отвела глаза. — Прости меня, правда. Мне очень жаль.

Я все поняла и больше никогда не буду тебя беспокоить. Просто позволь мне остаться здесь и не знать о тебе ничего как можно дольше.

Ты еще носишь траур, но ты нашел отдушину.

Возможно ли, что ты еще несешь траур только из-за меня?..

Алана прикусила щеку изнутри до крови, чтобы снова не разреветься — и не отвесить отцу пощечину — и отвернулась. И — опрометью бросилась к выходу из подвала, путаясь в пышной юбке красного как кровь ханбока и не желая продолжать этот разговор.

Она может остаться. Она может остаться и постараться добиться прощения Тики. Она будет верной и правильной женой, и ничто больше не стронет ее с намеченного пути.

И рядом наконец будут люди, которым есть до нее дело.

Отец за ней, конечно же, не пошел.

========== Четвертая буря ==========

День, на самом деле, обещал быть хорошим. По крайней мере, именно так подумал Лави, только проснувшись: сквозь шторы пробивались тёплые солнечные лучи, по комнате гулял прохладный освежающий ветерок, а с улицы ещё не доносились шум и возня людей. Парень был уверен, что всё будет хорошо сегодня: потому что проснулся он с четким осознанием того, что случится что-то приятное.

Дворец ещё спал, явно вымотанный после вчерашней стычки Аланы с Линком, в ходе которой даже сам Лави ощутил себя слегка вымотанным: наблюдать за по-настоящему серьёзно настроенной девушкой было пусть и прекрасно (в чём он никогда не признается), но все равно изматывающе. Да и та сцена после битвы… в общем, парень ощущал себя выжатым лимоном под вечер, а потому свалился спать сразу же, как только зашёл в свою спальню.

А сейчас, выспавшись, он чувствовал себя вполне бодрым и готовым к новому дню.

Или так он думал.

Потому что к зашедшей как призрак к нему в покои Алане Лави, только-только подогревший себе воду и погрузившийся с наслаждением в душистую ванну, не был готов.

Да и покажите ему хоть кого-нибудь, кто мог бы вообще к этому быть готов!

Девушка смотрела на него с несколько секунд, словно бы и не видя даже, и её небрежно заплетённая коса слишком выделялась на фоне насыщенно-алой ткани ханбока. Она вообще была слишком бледной, выцветшей какой-то, потухшей, и Лави, нахмурившись, сглотнул, пытаясь понять, что вообще могло произойти, что Алана в итоге пришла к нему в таком виде.

Неужели смогла поговорить с Тики? Хотя нет, вряд ли, тот бы её до такого состояния намеренно бы не довёл, он же любил её до потери здравого рассудка.

Тогда кто мог вывести Алану из обычно благостно-спокойного состояния? Линк? Тоже вряд ли — тот после вчерашнего вряд ли вообще сможет вякнуть ей ближайшие несколько лет.

Неужели…

— Ты была у Мариана? — осторожно спросил он, и Алана судорожно вздохнула, поджав губы.

— Я понимаю, прекрасно всё понимаю, — вдруг забормотала она, мелко задрожав, и крепко зажмурилась, сжав челюсти.

Лави буквально вымело из ванны. Он поспешно обернулся в полотенце и подскочил к девушке, усаживая ее на кушетку и сам устраиваясь рядом. Алана сидела и пристыженно смотрела в пол, словно это она сотворила что-то непоправимое, а не ее вечно пьяный папаша ей что-то наговорил.

Ну кто же знал, что она такая ранимая, вот дракон!

— Что случилось? — медленно и спокойно задал вопрос парень, осторожно касаясь руки девушки — и тут же дергаясь от капнувшей на кожу влаги.

Алана плакала.

Молча.

— У него… ребенок будет, — выдохнула она почти неслышно, но от этих слов Лави дернулся как ударенный молнией. — От Сциллы, — и снова. — А я ее ядом напоила на корабле, когда она попытала убить Тики, — и снова.

Алана спрятала лицо в ладонях и замотала головой, в ответ на попытку ее успокоить отодвигаясь подальше, словно боялась, что от прикосновения к ней Лави умрет или что-то вроде.

— И я… — захлёбываясь вдохом, прошептала она, — я пришла спросить… Почему ты не убил меня в один из своих визитов? — здесь девушка вскинула на него глаза и уставилась в упор, ищущим взглядом изучая его лицо. — Что тебе помешало? Нанес бы удар исподтишка, и всем было бы жить проще! — она снова спрятала лицо в ладонях и окончательно разрыдалась.

Лави замер.

А ведь и правда, вопрос хороший. Сколько раз Алана спала, когда он приплывал навестить ее? Сколько раз она представала перед ним совершенно беззащитная? Так почему он ее не тронул? Он ведь мог просто горло ей перерезать, и дело с концом. И плевать ему было на океан, он был близок к суше, и его не затронуло бы наказанием так сильно.

Да и сложно ли было укрыться в одном из многочисленных королевств? Его бы искали тысячу лет — и все равно не нашли благодаря дару, передавшемуся от отца.

Но он просто смотрел на нее в такие моменты — и ненавидел. И ничего не делал.

Что ему мешало просто прирезать её? Сжечь во сне?

Лави усмехнулся, притрагиваясь к вздрогнувшей ладони.

— Наверное, я боялся потерять то, что ненавижу, — честно признался он, и Алана вскинула голову, удивлённо вглядываясь ему в лицо. — Если бы я убил тебя, мне было бы уже нечего ненавидеть. Наверное, я боялся этого, — продолжил парень, задумчиво кривя губы, и девушка понятливо кивнула, облизываясь и собирая языком собственные слёзы.