Жемчужница

Микк сглотнул, выдохнув как-то ужасно интимно в окутавшей их тишине, и коснулся её головы, принявшись мягко поглаживать по щеке.

— Почему? — шепнул он ей на ухо, разгоняя по телу горячий огонь и стадо мелких мурашек.

Алана не посмела открыть глаза.

Ей казалось, что если она увидит его лицо, его улыбку, его взгляд, то утонет во всём этом.

— Потому что долголетие — это не только дар, но и проклятие, — также тихо проговорила девушка в ответ, нежась под его пальцами. — И только белодухий способен справиться с ним и, что важнее, использовать его для благих целей, — пояснила Алана, и Тики понятливо мыкнул, как вдруг напрягся, словно бы что-то внезапно поняв.

— Так, значит, Адам…

Девушка не дала ему закончить:

— Если его душа окажется белой, то я не пожалею своих слёз, но если будет иначе, я не смогу помочь.

— Но если его душа будет черной, — мрачнея на глазах, выдохнул Тики, — ты зря… покинула свою бухту. Я зря потревожил тебя, — он бросил на Алану виноватый взгляд, но та замотала головой и тихо засмеялась, едва сдерживая себя от желания прильнуть к нему — и все же в итоге этому желанию сдаваясь.

— Неправда, — простестующе буркнула она, закусывая губу и зарываясь лицом в складки на его рубашке. Микк замер, перестал дышать на какой-то момент — и полыхнул сиянием, заставив девушку счастливо зажмуриться и мягко прижимая ее к своей груди. — Я с самого детства не видела людей, а среди своих меня сторонятся. А здесь… все иначе.

— Что иначе? — обреченно вздохнул в ответ мужчина, ласковый и виноватый. — Ведь среди нас тоже далеко не все люди добрые. Есть завистливые, алчные и жестокие ублюдки, которые даже по земле ходить не заслуживают, и это…

— И есть такие, как ты или Мана, — перебила его Алана, мотнув головой и прижавшись к нему ближе, крепче, теснее. Так, чтобы чувствовать его всем телом, и плевать… плевать, что он подумает. И что подумает весь мир. Они ведь могут… хоть ненадолго… полежать вот так?.. — Благородные и добрые. И даже… даже если душа у человека недостаточно белая — или если она темная — это ведь не всегда значит, что он плохой, верно?.. Ведь Неа же не плохой.

Тики тихо засмеялся и невесомо коснулся губами ее волос, завозившись, чтобы устроиться удобнее… и обхватывая замершую от невозможного счастья Алану обеими руками.

— Верно… — расслабленно откликнулся он, утыкаясь носом ей в макушку, и девушка, зажмурившись, обвила руками его шею.

— Ну вот видишь… — блаженно улыбнулась она, никак не в силах пресытится этим ощущением — ощущением горячих рук на своей коже, и, устроив голову у мужчины на груди, провалилась в дрему.

========== Одиннадцатая волна ==========

Тики поправил выбившиеся из кос лунные пряди, мимолётом погладив Алану по лицу и улыбнувшись, когда она смешно наморщила нос, и неохотно встал с кровати, напоследок всё же не сдержавшись и поцеловав её в висок — потому что это было выше его сил: видеть, чувствовать, любоваться, но не иметь возможности прикоснуться. А потому, наверное, он вчера так и расслабился — позволил себе понежить такую трепетную и ласковую русалку и самому понежиться в её невинной искренности.

А потом ещё и уснул, заключив девушку в крепкие (не собственнические, не собственнические) объятия и на краю сознания замечая, как кто-то (кажется, Неа, только он позволял себе так невоспитанно врываться в чужую комнату) осторожно, чтобы явно не разбудить их, достал какие-то лекарства из саквояжа и также аккуратно вышел в коридор.

Интересно, что мужчина подумал, когда увидел их в одной кровати, да ещё и прижимающихся друг к другу так сильно, что Микку на мгновение показалось, словно он — или сама Алана — хотели отпечататься у другого под кожей.

Тики смущённо вздохнул, прикрывая глаза, чтобы успокоить пустившееся вскачь сердце, и, вновь окинув спящую русалку влюблённым взглядом (бледная кожа, выглядывающие из-под покрывала тонкие хрупкие лодыжки, растрепавшиеся длинные косы и голубые ленты в них — всё было прекрасно, что просто дух перехватывало), вышел из каюты, намереваясь проведать Ману, а потом и заняться заходом в порт.

Сегодня они сходили на сушу, потому как наконец пересекли границу Империи, так что дальше можно было безбоязненно пересаживаться на лошадей. Марианну Тики собирался отправить в столицу с командой, чтобы доложили Адаму о том, что задание его Микк выполнил и везет в гости русалку, а потому волноваться особо не стоило.

Однако в порт надо было еще зайти, Алану надо было еще одеть (о ветер и море, он снова будет к ней прикасаться), Неа — заставить перестать хоть ненадолго так трястись над братом, а у Маны проверить общее состояние.

Вообще-то Тики сам был виноват — тут весь корабль насквозь продуло, пока он злился и болтался на реях, так что простуда младшего Уолкера совершенно не удивляла. А потому… стоило зайти и извиниться. И — принести Алане свежей рыбы.

Однако первым делом Микк пошел, конечно, к брату.

И совершенно не удивился, когда, постучав и получив разрешение войти, увидел, что младший Уолкер полусидит в постели и читает валяющемуся у него в ногах Неа какую-то книгу.

Вот бездельник, с усмешкой завел глаза на старшего близнеца мужчина — и плюхнулся рядом с братьями на стул.

— Сходим на сушу, — заявил он сразу же — и со вздохом поинтересовался: — Мана, ты как? Жив-здоров? Горло не устало, развлекаешь тут эту бестолочь императорскую?

Неа фыркнул в шутливом оскорблении и показал ему язык.

— Нас тут три императорских бестолочи! — жизнерадостно заметил он, лукаво сверкая глазами. — И — доброе утро, как ночь прошла?

И лицо у него при этом было такое хитрющее, что по носу хотелось дать хорошенько. Тики же только невозмутимо фыркнул, замечая, как радостно улыбается Мана (явно братец уже всё ему успел рассказать, хотя что тут было вообще рассказывать?), и пожал плечами как ни в чём ни бывало.

Отлично ему спалось. Кожа у Аланы пахла морем, а сама она была мягкая, податливая, и обнимать её — одно удовольствие, а как же девушка жалась к нему, и как же хотелось прижать её к себе так сильно, чтобы кости затрещали, а потом и зацеловать до синяков, и гладить, и любоваться, и…

Тики встряхнул головой, прогоняя посторонние мысли, и со насмешливо ухмыльнулся.

— Я выспался, так что замечательно, — поделился он с Неа, сразу же заигравшим бровями и хохотнувшим. Дик, говнюк, небось поступил бы также, в этом Уолкер и ученик Историка были схожи просто донельзя, и, может, именно поэтому Тики так любил их обоих.

Но иногда… иногда все же хотелось прибить их. Как жаль, что Дик сейчас на суше, зубоскаль он тут наравне с Неа, Микк получил бы двойное удовольствие, метел их и подвешивая над водой.

— Ну конечно, когда обжимаешься с такой красоткой, как тут не выспаться! — ожидаемо воскликнул между тем старший Уолкер, поиграв бровями, и Мана сердито шлёпнул его по голове книгой, призывая замолкнуть.

— Плохая шутка, — заметил он, недовольно поджимая губы и сразу заставляя брата утихнуть.

Тики понимающе хмыкнул.