Жемчужница

— Да у меня-то ночка прошла всяко спокойнее, чем у вас, — заметил он, стрельнув в младшего Уолкера многообещающим взглядом. — Я просто спал, а вы, видно, читали друг другу по очереди?

— Мы тоже спали, — завел глаза Неа, и Микк снова не упустил шанса поддеть его:

— В обнимку?

Мана едва заметно покраснел и отвел глаза, и мужчина понял, что прав. И — что им с Аланой, раз уж она тоже хочет помочь этим идиотам, надо срочно предпринимать что-то.

— В обнимку, — пожал плечами Неа явно не увидев в этом ничего стыдного и странного (и правильно). — Прямо как ты с нашей русалкой, — лукаво прищурился он. — Вы, кстати, хорошо смотритесь — контрастно. А я-то все думал, чего ты к ней ушел — и пропал на весь день! Нежничали небось?

Тики стиснул зубы и пообещал себе очень резко открыть глаза старшему Уолкеру на природу его чувств к брату.

— Нет, ничего мы не нежничали, — огрызнулся мужчина, чувствуя себя ужасно злым на то, что Неа вообще позволяет себе так отзываться об Алане, которая была такой… такой… невинной, такой прекрасной в этом своём неведении. Его милая дикарка.

Мана, явно заметив его недовольство, грозно свёл брови к переносице и тронул близнеца за плечо (тот развалился у него на коленях), на что мужчина обиженно насупился, но ничего не сказал, хотя, Тики был уверен, уже хотел вставить несколько похабных фразочек.

— Я ей просто раны перевязывал, а потом как-то не заметил, и мы уснули. Понимаешь ли, я был ужасно вымотан последними днями, — любезно оскалился Микк, и Неа вновь лукаво прищурился.

— А тут под боком оказалась милая русалочка, которая души в тебе не чает, — проворковал он, и Мана закатил глаза, видимо, потеряв надежду успокоить глупого близнеца, а потому просто дал ему щелбан, из-за чего старший Уолкер возмущённо поднял на него взгляд.

— Да разве я вру? — совершенно надулся он. — Тики просто очевидного у себя под носом не видит!

— Это не твое дело, Неа, — попенял ему младший. — Пусть разбираются сами, — однако так просто он тоже не отстал и шпильку ему вернул: — Может, Тики перестанет висеть на реях и признает, наконец, что влюблен.

Вот змей подколодный, подумал Микк насмешкой. Как мне говорить, что своих чувств я не понимаю и дальше носа своего ничего не вижу — так это завсегда пожалуйста, а как в собственных проблемах разобраться — пусть все идет как идет уж.

Вслух он говорить этого не стал, но метнул в Ману ироничный взгляд — для остратки.

Наверное, если Неа прямо не сказать о том, что его чувства к брату значат — он действительно еще долго этого не поймет. Быть может, подсунуть ему женщину? Или Ману познакомить с какой-нибудь девушкой?

На самом деле можно было бы подстроить ситуацию, в которой Неа видел бы Ману с кем-то, ревновал и срывался. Боли брату он никогда не причинит, этого можно не опасаться — а вот в углу наверняка зажмет. А если не зажмет — замолчит на несколько дней, и младший сам будет за ним бегать в попытке поговорить и понять, в чем же, так сказать, дело. В итоге он, конечно, доконает Неа, и тот сделает какую-нибудь глупость.

…и не исключено, что это будет глупость очень личная.

Видимо, пока Тики раздумывал над возможными вариантами, что-то такое на его лице отразилось — потому что Мана хмуро свел брови к переносице и одним движением откинул покрывало, свешивая ноги с постели.

— Мы ведь скоро заходим в порт, — веско произнес он, явно призывая Микка (насмешливо ухмыльнувшегося) отвлечься от обдумывания опасной темы, — значит, надо собраться, верно?

Мужчина лишь кивнул, прекрасно зная, что близнецам известно о его намерении сойти на сушу, а потому что вновь заострять внимание на этом он не видел смысла, и встал со стула, намереваясь проверить паруса и море, чтобы удостовериться в отсутствии погони или опасности.

— Что, вновь к русалочке нашей пошёл? — всё-таки поддел его Неа, за что сразу же получил книгой по макушке от Маны, приговаривавшего что-то сквозь зубы про паршивое воспитание.

Тики закатил глаза, признаваясь себе, что да, намеревался после всех проверок вернуться к Алане, но только для того, чтобы перевязать ей раны и одеть ее в ханбок, а не наслаждаться её касаниями, прекрасным румянцем и смущёнными взглядами.

И уж тем более не восторгаться её аккуратной небольшой грудью и… и…

Тики, думай о насущном — о пялящимся на тебя с похабной ухмылочкой Неа и о скором прибытии в порт.

— Нет, у меня, знаешь ли, полно других забот, в отличие от тебя, ленивая псина, — беззлобно огрызнулся мужчина и покинул каюту близнецов под заливистый хохот старшего Уолкера.

В общем-то, напустить ветра в паруса и помиловаться с совершенно разнежившимся Изу получилось быстро. Мальчик загорелся глазами, как только Тики сказал ему, что сегодня они сходят на сушу, и, подпрыгнув, почти сразу ринулся собирать вещи, появившиеся как-то незаметно за время его пребывания на корабле — купленная Тики для него одежда, всякие безделушки от матросни, пара презентованных Маной книжек на эндонском языке, на котором малыш немного умел читать и теперь усердно развивал этот навык… Да мало ли, что может быть у десятилетнего мальчишки, ведь так? Предварительно, правда, Изу потянулся и на радостях расцеловал его в обе щеки, заставив широко заулыбаться.

В общем, когда велел держать курс на порт и спустился обратно в трюм, чтобы взять у кока перекусить и вернуться к Алане — Тики был спокоен и счастлив. Уж неизвестно там, что будет дальше с его чувствами к русалке, но мальчик… к мальчику мужчина очень привязался — до ужаса быстро и крепко. И радовался едва не до слез, когда тот, редко, но метко, тихо и запинаясь, смущаясь и краснея, звал его папой.

Это оказалось настолько удивительно прекрасно, что Микк всегда поощрял каждый подобный порыв ребенка объятиями или еще какими-нибудь нежностями. Поэтому… ох, вот уж кто-кто, а Изу рядом с ним был точно счастлив, и этот факт приносил мужчине успокоение.

Алана уже не спала, когда он пришел, однако толком еще явно и не проснулась. Она валялась в постели, подмяв под живот подушку, и как будто пыталась поймать видение или что-то вроде — слишком уж мечтательное у нее было выражение на лице. Поэтому, когда Тики зашумел с подносом, она дернулась от неожиданности и… почему-то покраснела.

Секунду мужчина потешил себя мыслью о том, что, возможно, она думала про него — она же так тянулась к нему вчера, так ласкалась, такая… ох, нет. Так не пойдет.

Не надейся на что-то большее, чем вот такие невинные нежности, Тики, потому что сама Алана, вероятно, даже не понимает, как воспринимаются все эти её движения и взгляды. Иначе зачем бы она вела себя таким образом с совершенно незнакомым мужчиной, из-за которого лишилась своего будущего — свободного будущего, того, что наполнено радостью плаванья, а не горечью очередного заточения.

Тики встряхнул головой, отгоняя противные мысли, и улыбнулся воззрившейся на него русалке.

— Ты голодна? — поинтересовался он, поставив поднос на тумбу, и сел рядом с ней, любуясь растрепавшимися косами, бледной тонкой кожей, алыми письменами, покрывающими её хрупкую левую руку, и смущённым румянцем на щеках — совсем лёгким, но таким милым и дающим надежду на что-то большее, чем просто невинные обжимания и детские поцелуи в щёки.