Жена или смерть (сборник)

Она немедленно повиновалась, говоря решительно и деловито. Когда она положила трубку, я спросил:

–  После убийства вы привели в беспорядок спальню, чтобы инсценировать грабеж?

–  Да, мы с Орвиллом так задумали.

–  Но прежде чем вы ушли, в доме появился я?

–  Да. Я увидела свет ваших фар из окна спальни. Я побежала вниз и спряталась в шкафу, пока вы звонили.

–  Но второпях обронили на лестнице шарф, а перед уходом забрали его, когда я поднялся наверх?

–  Правильно.

–  Спасибо, мисс Фордайс.
– У меня слегка кружилась голова.

–  Я любила его, - сказала она мечтательно, - всегда любила. Он тоже меня любил, но по-настоящему понял это только сегодня…

–  Вчера, - поправил я, подумав угрюмо, что Хьюинг, вероятно, ничем определенным своих любовных намерений не выражал, пока она ему не понадобилась.
– Все уже позади, мисс Фордайс.

–  Еще нет, - сказала она, - не совсем.
– Она отскочила от стола и метнулась в угол, где валялся маленький пистолет. Она подняла его прежде, чем я смог ее настичь, и уже приставила к виску, когда я схватил ее за запястье. Грохнул выстрел, и с потолка, куда попала пуля, посыпалась штукатурка. В следующее мгновение я завладел пистолетом. Она яростно вырывалась. Потом присела над Хьюингом. Склонившись, она нежно гладила его лицо.

Дверь распахнулась, и меня окружили полицейские. Потом появились люди в белых халатах. Хьюинг еще дышал, и я этому порадовался, хотя, пожалуй, не стоило. Его вынесли. Мисс Фордайс тоже увели. Но шла она спокойно, подняв голову, словно мученица, идущая на эшафот. Два полисмена отвезли меня в участок. Я хотел позвонить Сэнди, но мне не дали такой возможности. Кто-то принес мне кофе, который я с благодарностью выпил. Дежурные отнеслись ко мне дружески, но осторожно. Они следовали инструкциям. Я не обижался на них.

Один коп сказал:

–  Джим, на тебя страшно смотреть. Умывальник вон там.
– Он указал на дверь.

Я прошел к раковине. Коп потащился следом. Собственное отражение в зеркале испугало меня. Серое лицо, темные мешки под глазами, щетина с оттенком седины. Кровавые царапины подсохли, глаза ввалились и лихорадочно блестели. Я умылся холодной водой. Это было блаженство. Коп прислонился к стене и закурил.

–  Тяжелая ночка, а, Джим?

–  Да, - ответил я, вытирая лицо.

–  Похоже, ты разошелся вовсю, верно?

–  Похоже.

Он заметил дырку у меня на рукаве.

–  Тебя зацепило пулей?

–  Самую малость.
– Я совсем позабыл об этом.

–  Хочешь, позову врача?

Я покачал головой. Мы вышли из туалета. Дежурный сержант прочитал показания Элис и мои, данные Хьюингу. Он задал несколько вопросов, а потом криво усмехнулся.

Щекотливое дело, Джим. Тебе нужен адвокат?

–  Пока нет. Рокингем приедет?

–  Да, я звонил ему. Решил, что он захочет этим заняться, раз вы с лейтенантом вроде дружки.

–  С лейтенантом?

–  Да. Его только что повысили.
– Сержант раскурил потухшую сигару и опять ухмыльнулся.

–  Это убийство, но я не думаю, что департамент станет лить слезы по Дэймону и его подручным.
– Он покосился на меня.
– Джим, я давно тебя знаю. У тебя хорошая репутация. Почему ты так разбушевался?

–  Были причины.

–  И одна из них - хороший гонорар?

–  Я не заработал ни доллара. Тут были личные мотивы.

–  Господи боже мой!
– сказал сержант.
– Ты спятил?

–  Может быть. Как, по-твоему, может Рок устроить так, чтобы мое имя не попало в газеты?

–  Нет, черт возьми!

Я вздохнул.

Вошел Рокингем. Несмотря на ранний час, он выглядел, как всегда, щеголевато. Худое ястребиное лицо гладко выбрито, а тонкие черные усики подстрижены волосок к волоску. Он зло смотрел на меня, сжав тонкие губы.

Я сказал:

–  Доброе утро, лейтенант.

–  Джим, - процедил он сквозь зубы, - я отберу у тебя лицензию, клянусь!

–  Вот и хорошо.
– В эту минуту я говорил совершенно серьезно.

Было почти 8 часов, когда Рокингем наконец отпустил меня. Из полицейского участка я позвонил в нью-йоркский офис. Я хотел поскорее разделаться с этим, пока шеф не разъярился, узнав обо всем из газет. Как я и ожидал, он сам подошел к телефону. Он всегда появляется с самого утра, задолго до прихода секретаря и девушки, обслуживающей коммутатор. Когда-то я некоторое время работал в главном офисе, сразу же после окончания школы агентства в Нью-Йорке. Мы все знали, что он приходит около семи, принося с собой утренние газеты и термос с чаем или кофе. Ему было почти восемьдесят, но я легко мог себе представить, как он с живостью подскакивает к телефону, услышав звонок.

Произошла короткая заминка, пока телефонистка на междугородной удостоверилась, что меня соединили правильно. Потом я услышал глубокий звучный голос шефа:

–  Как поживаешь, Джим?

–  Ужасно. Послушайте… - Я быстро рассказал ему основное и под конец добавил, что хотел бы, чтобы он это услышал от меня, прежде чем прочтет в газетах.

Внутренне поеживаясь, я ожидал взрыва проклятий. Но вышло иначе. Он мирно спросил:

–  Говоришь, все это без гонорара?

–  Да.

–  А что местные власти? Как они к тебе отнеслись?

–  Я выкрутился. Кливлендская лицензия у нас остается. Рокингем задал мне жару, и главное еще впереди, но тут много пустого шума. В основном он был недоволен тем, что я не сообщил об убийстве Бэйна.

–  Этот Бэйн был твоим другом?
– спросил шеф.

–  Да, сэр.

–  И ты действовал как частное лицо, не от агентства?

–  Да, - ответил я, весь мокрый.

–  Будет ли огласка? Судебный процесс? Тебя вызовут свидетелем?

–  Боюсь, что да.

–  Джим, мне следовало бы тебя выгнать.

–  Да, сэр, - сказал я, думая, что у меня все же остается мое юридическое образование. Вероятно, я смогу этим зарабатывать себе на жизнь. Или открыть собственное бюро. Или, в крайнем случае, водить грузовик.

–  Наверняка следовало бы, - сказал шеф, и я услышал его вздох.
– Но я не стану. Если у тебя будут расходы на адвоката, пришли счет сюда.

Я не мог поверить своим ушам. Он впадает в старческое слабоумие? Я нарушил все правила и все-таки сохранил работу?

–  Спасибо, - сказал я, - но это мое личное дело. Я поступил так потому, что…