Жена неверного генерала, или Попаданка на отборе

Та самая, которая позже обольет меня прокисшим молоком у всех на глазах на церемонии награждения победоносицы отбора.

– Ах, посмотрите, не ваш ли это муж помогает вашей сестре выбраться из кареты? Какая галантность! Они ведь ехали вместе?

С лица Ганны не сходила эта противная ухмылка – наверное, она думала, что так вызывает к себе больше доверия.

Самое обидное, что так оно и было – Фиона считала эту лошадь чуть ли не самой своей лучшей подругой после Агнесс.

Она думала, я не понимаю ее якобы «тонкого» намека на то, что Эдриан унизил меня тем, что усадил в свой экипаж мою сестру.

И если я сейчас хоть как-то на это отреагирую, то выставлю себя еще на большее посмешище.

– Эдриан и Агнесс необходимо было обсудить один важный вопрос, леди Ганна, – сказала я.

– О, очевидно, это архиважный вопрос, раз ваш муж предпочел в дороге общество вашей сестры, не так ли?

Ох уж эта лошадиная улыбка Ганны и ее выпученные глаза! Так и кривляется!

Я видела, что к нам прислуживаются.

Но, не успела ответить, как появился Данте Сальваторе.

Брат мужа единственный явился во дворец верхом, на мощном черном жеребце с ярко-красными, как рубины, глазами.

Темный генерал спешился, и, отдав поводья слуге, прошел слишком близко от меня, одарив таким взглядом, что я подалась назад и чуть не споткнулась.

Даже несмотря на скрытый глаз, он был красавцем, каких поискать, но аура у Данте была опасная. Пугающая, я бы сказала.

Конь злобно захрапел, норовя встать на дыбы. Бедный слуга испуганно пригнул голову.

– Погибель, тихо!

Едва заслышав властный голос Данте, конь тут же успокоился и стал, как шелковый, позволив слуге себя увести.

– Полагаю, это архиважный вопрос, раз ваш муж предпочел в дороге общество вашей сестры, я права, милая? – повторила виконтесса.

– Эдриан хотел попросить Агнесс помочь с водоснабжением в его угодьях, а то колодцы в Ветреной Долине стали пересыхать, а парочка и вовсе оказалась отравлена мареновой чумой, – нашлась я. – Это действительно очень важно, не так ли, леди Ганна?

– Вне всяких сомнений... – разочарованно протянула Галошадь, недовольная тем, что подколоть меня не вышло.

Виконтесса подхватила меня под локоть и потащила в сад, намереваясь, наверное, ослепить насмерть зайчиками от своих зубищ, которые она скалила и скалила в якобы дружелюбной улыбке.

По дороге Галошадь настойчиво требовала у меня показать ей свое новое стихотворение.

Я быстренько просканировала память Фионы, и – о ужас! – поняла о чем говорит Галошадь.

Оказывается, Фиона писала Эдриану любовные стишки, которые зачитывала всем придворным. Разумеется, они были совсем наивными и нескладными, с рифмами «розы-слезы», «кровь-любовь», но аристократы осыпали ее совершенно неискренними похвалами и утверждали, что Фиона в своем искусстве превзошла самого Бирона – очень популярного в Серенне поэта.

– Я уже обо всем договорилась! – захлебывалась Галошадь. – Мы устроим в вашу честь поэтический вечер и пригласим Бирона. Пусть этот выскочка поймет, что такое настоящий дар!

То, что этот «поэтический вечер» грозит Фионе очередным унижением, было ясно, как белый день, поэтому я отказалась, ссылаясь на свою занятость подготовкой к отбору.

Виконтесса продолжила настаивать, она оказалась такой липучкой, что я просто не знала, как от нее отделаться.

Благо, распорядитель отбора Бланшар потребовал участниц отбора выстроиться на красной ковровой дорожке под свешивающимися с веток сирени хрустальными звездами.

ГЛАВА 24

Все придворные и гости собрались за ленточными заборчиками, с интересом ожидая представления. С правого конца дорожки было установлено возвышение, на котором восседал император Валериан. За спиной у него стояла его сестра – красноглазая Нерисса с белыми волосами, убранными в сложную прическу, и Эдриан, небрежно облокотившийся о спинку серебряного трона.

Кажется, мой муж, так же, как и Нерисса, не минуты не сомневался, что совсем скоро восседать на этом троне будет он.

Остальные приближенные императора держались в почтительном отдалении, даже и не претендуя на места близ правителя.

С другого боку было установлено несколько больших голубоватых кристальонов, управляемых связующими духами, которые были тут же. Таким образом, происходящее транслировалось на все остальные кристальоны, на все площади страны!

С удивлением я отметила, что Валериан выглядел достаточно плохо. Это был очень худой, сгорбленный, болезненный и, кажется, ко всему безучастный мужчина лет сорока пяти. Даже к молодым девушкам, что собрались перед ним на ковровой дорожке.

Нас было одиннадцать участниц, включая меня и Агнесс.

Сестрица стояла рядом и ободряюще улыбалась мне. Избранная выглядела идеально, как всегда, выгодно выделяясь своим простым образом среди разодетых претенденток на звание «Звезды Империи».

Про свое обтягивающее платье, сплошь в жутких цветах, цветах, цветах я вообще молчу. Оно прочно занимало на этом параде почетное звание «Самого ужасного и безвкусного».

Агнесс не поленилась, лично явилась ко мне в покои, настояла на нем, так, что я не смогла надеть что-то из приличного и перешитого мной, и меня в этот кошмар желтый облачила, приговаривая:

– Ой, ну до чего ты, сестренка, хороша! Просто одуванчик! На предиспытании ты затмишь всех!

– Сестренка, а ты заботлива и добра, – ничего не оставалось, как сказать мне.

Все это время я наблюдала за повадками Агнесс, и пришла к неутешительному выводу, что она практически не выпускает свой кристальон из рук. А когда не держит в руках, то кладет в маленькую наручную сумочку-мешочек, которая всегда с ней.

Это было одновременно и хорошо, и плохо.

Хорошо – потому что не зря сестрица так над ним тряслась, ой не зря. Но с другой стороны, напрашивался вывод, что заполучить кристальон Агнесс я смогу только ночью, когда она спит. А ведь на нем еще, наверное, очень сложная защита, не то, что на моем.

Я была так занята собственными мыслями, что вздрогнула, когда грянули фанфары и герольд в фиолетовой ливрее с золотом торжественно объявил:

– Предыспытание для отбора «Звезда империи Серинити» объявляется открытым!

Прямо перед участницами отбора заклубилась магическая завеса. Когда она спала, то мы увидели множество мраморных белых арок, пространство внутри них было скрыто едва колышущимися на ветерке атласными фиолетовыми занавесками. На каждой золотом был вышит порядковый номер.