Жена палача

– Вы не имеете права… - твёрдо начала я, но Рейнар положил руку мне на плечо, взглядом заставив замолчать.

– Я подчиняюсь вашему приказу, - сказал он, - но прежде должен позаботиться о безопасности жены.

– Не волнуйтесь, - любезно ответил дознаватель, - я сам позабочусь о её безопасности. Следуйте за гвардейцами, будьте так добры. Ваша жена соберёт для вас нужные вещи, и я их вам передам.

– Благодарю, вы очень добры, - Рейнар сделал полупоклон в сторону фьера Ламартеша.

– О чём вы! – ахнула я, слушая этот странный обмен любезностями. – Мой муж не убивал…

– Всё будет хорошо, - сказал Рейнар, повернувшись ко мне и взяв моё лицо в ладони. – Прости, что я огорчил тебя. Но я не убивал Лил, верь мне.

– Верю, но… - прошептала я, а он уже отпустил меня и пошел вниз по холму.

Гвардейцы обступили его и повели, держа наперевес алебарды. Горожане и вилланы потянулись следом, возбужденно переговариваясь. Я хотела броситься за мужем, но фьер Ламартеш удержал меня.

– А мы пройдём в дом, - он продолжал говорить крайне любезно, но крепко взял меня за локоть. – С вашего позволения, мне надо его осмотреть.

– Что вы надеетесь там найти? – спросила я, оглядываясь на мужа, пока его темноволосая голова не исчезла за поворотом.

– Если бы знать наверняка, - повинился королевский дознаватель. – Ваш муж сказал, что вы нашли в доме некий чулок… Подскажите, где именно?

– Что такого в этом чулке? – спросила я резко. – Почему он так важен?

– Покажите место, пожалуйста, - попросил дознаватель, и я покорно повела его на второй этаж, в комнату с травами.

– Вот здесь, - я указала на полку в шкафу, и фьер Ламартеш с самым серьезным видом взобрался на табурет, начиная осмотр шкафа с самой верхней полки.

– Он не мог убить Лилиан, - сказала я глухо, наблюдая, как дознаватель переставляет баночки с мазями и травами, безошибочно возвращая их на место.

– Я верю вам, - произнёс он сочувственно. – Но всё складывается очень странно. Только утром мастер ди Сартен передает мне некий чулок, а днем находят тело вашей сестры… с таким же чулком на шее.

Наверное, я побледнела, потому что фьер Ламартеш спрыгнул с табурета и участливо предложил мне воды. От воды я отказалась и попросила продолжать.

– Рядом с телом лежали перчатки, которые я сам неоднократно видел, - рассказал он.
– У мастера ди Сартена. И странно, что как раз за пару дней до этого между фьерой Капрет и вашем мужем произошла… не очень приятная беседа…

– Откуда вы знаете? – перебила я его.

– Ваш муж сам рассказал мне об этом. И ещё, что вы были свидетелем этой беседы…

Мне понадобилось время, чтобы осмыслить сказанное.

– Вы подозреваете Рейнара или меня? – спросила я медленно.

У моего мужа глаза были чёрные, и когда он схватил меня за горло, выпытывая правду, его глаза горели, как угли. Но тогда я испугалась меньше, чем сейчас, когда посмотрела в глаза фьера Ламартеша. Светлые, почти бесцветные, они глядели почти ласково… так же ласково, как у удава, обвившего кольцами свою жертву.

– Подозрение – это не обвинение, - мягко сказал он. – Конечно, я верю вам. Вы не могли убить сестру. Но будет лучше, если пока вы поживете у своих родных, в Сартене. Думаю, ваши дядя и тётя будут этому рады.

– Да, конечно, - еле выговорила я.

Значит, дом дяди и тёти сейчас станет моей тюрьмой. Рейнар заперт в королевской тюрьме, я – в доме Монжеро.

– Можно ли мне увидеться с мужем? – спросила я у фьера Ламартеша, но он с сожалением покачал головой.

– Боюсь, пока это невозможно. Но как только свидания с ним разрешат, я сразу вам сообщу. А пока соберите для него вещи – перемену белья, рубашку, мыльные принадлежности...

– Да, конечно, - повторила я, чувствуя, что дурной сон продолжается.

Пока я укладывала вещи в дорожную сумку, в которой Рейнар возил лекарства, дознаватель осмотрел дом. Я не вмешивалась, только вздрагивала всякий раз, когда фьер Ламартеш бесшумной тенью мелькал в коридоре.

Когда за дознавателем приехала коляска, я заперла ставни и двери, и в сопровождении королевских гвардейцев спустилась с рябинового холма. Следом вели вороного коня – его пообещали передать моему дяде.

Меня отвезли в Сартен, и тётушка вышла навстречу – заплаканная, бледная. Дядя поддерживал её под руку, но сам выглядел не лучше.

– Я сообщу, госпожа ди Сартен, когда вы понадобитесь, - сказал фьер Ламартеш мне на прощение. – Может, что-то ещё передать вашему мужу?

– Скажите, что я всегда думаю о нем, - попросила я. – И знаю, что он невиновен.

24. Жизнь и смерть, правда и ложь

Это были тяжёлые дни.

Если после смерти отца, а потом и мамы, я плакала, и на сердце становилось светлее, то теперь слёз не было, а на сердце было тяжело до удушья.

Фьер Капрет вернулся в город как раз к похоронам. Трагедия объединила нас, и он заезжал каждый день, чтобы сообщить, как идёт дознание по делу об убийстве. От него мы узнали подробности того, что случилось с Лилианой.

Она была убита в беседке возле мельницы, смерть наступила после полуночи, до шести часов утра, но тело нашли только днём. Его обнаружили работники мельницы. Зачем Лилиана отправилась в беседку ночью – неизвестно. Слуги были уверены, что хозяйка решила переночевать у кого-то из подруг, как часто делала раньше. Но никто из благородных фьер Сартена не подтвердил, что Лилиана приезжала к ним в гости. По словам служанки, она вела себя, как обычно, поужинала и поднялась к себе, после чего её больше не видели. Как она вышла из дома и как выехала из города – разузнать не смогли. По случаю праздника, ворота Сартена были открыты круглосуточно, и никто не следил за прохожими, всадниками и колясками, сновавшими туда-сюда.

– Но убийца пойман, - говорил фьер Капрет мне, тёте и дяде, гневно пристукивая в такт своим словам кулаком о ладонь, - и будьте спокойны, я добьюсь его казни.

Подобные слова он повторял раз по сто на дню, и я уже устала разубеждать его в виновности Рейнара.

– Рейнар не убивал, - в который раз повторила я, думая о Лилиане.

Кто осмелился поднять руку на такую красоту? В ком было столько ненависти? Неужели моя сестра ужалила ещё кого-то, кроме меня и моего мужа? Я вспоминала, как Лилиана любила зло пошутить над сартенскими дамами, как безбоязненно повторяла слухи и сплетни – конечно, не все они были ложью, но теперь мне казалось, сестра получала особое удовольствие, говоря гадости о других. Только всё это было таким ничтожным по сравнению со смертью.