Жена полковника
Шрифт:
Полковник стоял внизу, рядом с девушками, и Шура боялась, что он не успеет сесть, если неожиданно тронется поезд.
– Сейчас же напишу, - крикнула сверху Шура, - вот как только приедем на место. И я вам все опишу, как ехали, где остановились, все, все...
– И как здоровье!
– крикнула Уля.
– И здоровье. Только вы сразу отвечайте, - слышите?
– а то я ничего про вас не буду знать.
Долго молчавший паровоз вдруг ожил и усиленно запыхтел. Шура испуганно крикнула мужу, чтобы он скорей садился, и крепче схватилась за поручень, но вдруг с отчаянной решимостью сбежала по ступенькам
– Ой, девки, какие глупые!.. Ой, дуры-девки...
– смеясь, нараспев приговаривала Елизавета.
– В честь чего реветь-то? Вот реветь после всего взялись, а?
Смеясь и всхлипывая, Шура обернулась.
– А со мной-то что же?
– укоризненно сказала Елизавета, обнимая и похлопывая по плечу Шуру.
Когда состав уже дернулся, весь вздрогнув из конца в конец, и на мгновение замер перед тем, как двинуться вперед, кругом стало шумно от разом закричавших провожающих и от лязга буферов. Елизавета Макаровна, крепко пожимая обеими руками руку полковника, крикнула ему что-то на ухо.
– Что вы?
– не расслышав, переспросил он, готовясь уже вскочить на подножку.
– ...доктору... к доктору ее сейчас же отведите...
Поезд за ночь вышел из прифронтовой зоны и теперь, мерно постукивая, уходил все дальше на северо-восток.
Сам еще не понимая, что его разбудило, полковник приподнялся, опираясь на локоть, и тревожно прислушался.
Рассвет чуть брезжил за стеклом вагонного окна, обрызганного каплями дождя.
Сквозь однообразное перестукивание колес слышно было сонное дыхание многих людей, застывших в различных позах на полках жесткого вагона, и совсем близко торопливый, невнятный шепот:
– Встала... встала, встала... иду.
Шура с бледным, мучительно напряженным лицом, сидя на своей полке, торопливо, испуганно бормотала, покачиваясь и, видимо, стараясь встать и сбросить шинель, которой были накрыты ноги.
Полковник осторожно положил ей руки на плечи и полушепотом стал уговаривать:
– Не нужно тебе вставать. Спи, детка, спи... Все это уже кончилось, все прошло. Теперь мы опять с тобой. Мы с тобой, - повторял он на разные лады, и Шура мало-помалу перестала бормотать и покачиваться и наконец замерла в полусне, прислушиваясь.
Потом с усталым вздохом открыла глаза и виновато прошептала:
– Мне показалось, что надо вставать. Я тебя разбудила?
– Ложись спокойно и спи. Не надо вставать. Никто тебя не станет будить.
– Мне приснилось, - сонно проговорила Шура, обводя взглядом полки со спящими людьми и подрагивающими на ходу сундучками, чемоданами и мешками, что все это мне приснилось. Хорошо, что я проснулась. Правда, все спят. Теперь я еще посплю. Господи, как тепло!
Она откинулась на подложенный под голову соседский одолженный узелок и натянула на себя шинель.
Немного погодя полковник осторожно заглянул ей в лицо, и она улыбнулась ему обрадованной улыбкой.
– Раз ты тоже не спишь, давай вместе посмотрим в окно. Хорошо? шепотом предложила Шура.
Он сел рядом с ней, помог ей приподняться и отдернуть оконную занавеску.
Шура не любила теперь, чтобы он разглядывал ее лицо, и вся сразу съежилась, заметив его пристальный взгляд, и пальцы у нее как-то сами
потянулись и начали беспокойно потирать лоб, сползая все ниже, чтобы прикрыть лицо.Хотя прошло два дня, как они нашли друг друга, ему казалось теперь, что Шура и не изменилась вовсе. Она и теперь не стала похожа на совсем взрослую женщину, хотя и прорезались у нее на лбу эти морщины, и страшно огрубела такая нежная прежде кожа, и какая-то невидимая тяжесть оттянула книзу углы рта... Да, она постарела, не успев как следует повзрослеть. Она стала похожа на немного состарившуюся девочку. Полковник не очень-то хорошо умел говорить вслух такие вещи, но ему хотелось объяснить ей, что она для него сейчас в сто раз красивее и лучше, чем в самые лучшие их прежние времена. Пока он думал, как бы ей это сказать, он заметил, что ее рука уже потянулась ко лбу. Он взял ее руку и мягко пригнул ее книзу, задержав в своей руке, и Шура нехотя покорилась.
– Мы после посмотрим в окно, а сейчас я еще полежу, хорошо?
Она опустила голову на узелок и поежилась, поглубже заползая в нагретое пространство под шинелью.
– Ты мне руку сюда дай.
– Шура потянула к себе и подложила под щеку его раскрытую ладонь и закрыла глаза.
Немного погодя она притронулась кончиками пальцев к его руке выше кисти, в том месте, где расстегивается пряжка ремешка от часов, и легко, едва касаясь, погладила.
– Ты что?
– наклоняясь к ней, спросил полковник, уловив что-то вроде подавленного, смущенного смешка.
– Не скажу... Никому не скажу-у, - протянула Шура, лежа с закрытыми глазами и улыбаясь.
– Ну, мне-то можно, я ведь никому не передам, - тоже улыбнулся полковник.
– Теперь мне надо старичка себе искать.
– Какого старичка?
– Не знаю, какого-нибудь тихонького, такого вежливого, с палочкой.
– Зачем он тебе?
– Как зачем? За него замуж пойду.
– А куда же меня девать?
– Ну-у, тебя! Я тебе теперь не подхожу. Ты остался молодой, а я ужасно состарилась, вот видишь, у меня какие-то приступы начались. Зачем я тебе теперь нужна! Нет, уж теперь мне старичка нужно себе подобрать.
– Вот и подбери, а я этого старичка по шее.
Шура радостно засмеялась и открыла глаза.
– Он же старенький. Разве его можно бить?
– Пускай не лезет, куда не след.
– Да он же и не лезет, наоборот, это я хочу его уговорить на мне жениться, раз я теперь для тебя стара.
Полковник перестал смеяться.
– Ты очень измучилась и нездорова, но ты совсем не изменилась, просто удивительно, ни капельки. Но если ты действительно изменилась, то мне это теперь было бы тоже все равно. Мы через что-то такое перешагнули, после чего...
– После чего что?..
– жадно вслушиваясь, с нескрываемым наслаждением поторопила Шура.
– ...после чего цвет лица уже не играет роли.
– Нет, цвет лица все-таки играет роль, - вздохнула Шура.
– Может быть, для тебя.
– Да, для меня.
– Ты отдохнешь и поправишься, и все будет хорошо.
– Ты правда так думаешь?
– нерешительно спросила Шура, внимательно вглядываясь ему в лицо.
– Тут нечего думать, я знаю это. Разве я мало видел людей, которым было гораздо хуже, чем тебе?