Женщина четвертой категории

Конечно, если мне удастся спасти Лягусика, она мне никогда не простит, что я выбросила восковник. Но если я его не выброшу, то сама с ним этой же ночью сдохну. И спасать Лягусика будет просто некому.

Опять же, три покойника – это для меня многовато. Их даже просто выволакивать на мусорку – и то умаешьтся. А если меня кто-нибудь застукает с мертвым бомжом?

Чертыхаясь и матерясь в стиле папашкиной подруги Фроськи, потому что стиль Яши Квасильевой тут был неуместен, я полезла снимать развешанную по потолку лиану и прокувыркалась с ней больше часа. Потом я сгребла ее в кучу и в охапке поволокла из подвала.

Местом ее последнего упокоения стал мусорный контейнер, куда я затолкала вонючую сволочь на самое дно.

Спать оставалось уже совсем немного.

Утром меня разбудила бомжиха. На неизвестном языке она жалобно меня о чем-то умоляла. Я продрала глаза и ахнула. Эта мерзавка красила губы огрызком помады, и вот у нее последняя крошка кончилась. И она просила у меня косметику!

Я чуть было ее не зашибла, но вовремя вспомнила жалостливого Лягусика. Вот Лягусик сейчас все запасы бы вывернула! Поэтому бомжиха отделалась лишь общеизвестным посылом в конкретном направлении.

Тем временем зашевелились и оба бомжа.

Раз уж я приютила этих страдальцев, то мне и следовало их кормить. По крайней мере, Яша Квасильева всегда так делает. Когда к ней в особняк, как кирпич с крыши, свалился знаменитый Моисей Борисов со свитой, а свиту составлял кордебалет в количестве сорока семи смазливых мальчиков, Яша кормила эту ораву все три месяца – пока Моисей Борисов не сжалился над ней и не повез кордебалет на гастроли в Новую Гвиану. Одновременно она, кстати, расследовала убийство одиннадцати банкиров подряд. И именно тогда ее хватили по затылку прикладом от исторического мушкета.

У меня еще оставалось немного овсянки. Вообразив, будто передо мной сорок семь смазливых мальчиков, я кое-как справилась с отвращением и наплюхала кашу в консервные банки троих чумазых бомжей. А потом, прибравшись во дворе и вымыв один подъезд, пошла к Агнессе Софокловне.

Я хотела взять у старушки что-то этакое, ридикюль дореволюционный, что ли, чтобы в салоне эксклюзивного антиквариата выглядеть почти как своя. У нее еще был совершенно трогательный зонтик с ручкой из слоновой кости в виде изогнувшейся голой бабы. Агнесса Софокловна очень этим зонтиком дорожила – по семейному преданию, он был в качестве трофея привезен из Парижа в 1815 году русскими казаками.

– Стало быть, вы, детка, хотите выглядеть как настоящая дама? – уточнила Агнесса Софокловна, услышав мою просьбу. – Тогда вам придется начать с обуви. Я могу ссудить тапочки, которые привез прапрадедушка из Хивинского похода. В них, говорят, сам эмир навещал свой гарем.

Я сперва лишилась дара речи – какой, блин, гарем?!? Но когда старушка достала с антресолей исторические тапочки, я ахнула. Они были, понятное дело, без задника и с острейшими загнутыми носами. Такой нос – последний писк обувной моды, а тапочки впридачу были поверх золотой парчи густо расшиты бирюзой.

– Смотрите не потеряйте, они запросто слетают с ноги, особенно в метро, – тут престарелая дама вздохнула, а в мою душу вкралось подозрение – уж не пыталась ли она сама ездить в этой обувке в метро?

Вкралось подозрение – это я хорошо подумала. Так бы и сама Яша Квасильева подумала, увидев эти тапочки и услышав старушку.

– А я и не надену их в метро, – пообещала я. – Возьму с собой в пакете, а переобуюсь уже перед входом в салон.

– Очень разумно, – одобрила Агнесса Софокловна. – А теперь, деточка, не могли бы вы принести мне провизии из лавки? Вот списочек, вот деньги, а сдачу, пожалуйста, оставьте себе.

Я обрадовалась – во-первых, сделаю доброе дело, во-вторых, заодно прикуплю еще овсянки.

Нежная Лягусик совершенно не умела стряпать. Дадже если бы Лягусик хоть раз в жизни осуществила благое намерение и приютила бомжа, все равно ничем, кроме сухого хлеба и овсянки на воде, она бы его не кормила. А почему я должна быть гуманнее Лягусика?

– Мне бы еще зонтичек, – смущенно сказала я.

– Разумеется, и зонтичек! Будете, как настоящая дама. Кстати, знаете ли вы, детка, что женщины делятся на три категории?

Я знала, но старушке доставляло такое удовольствие рассказывать этот анекдот, что я помотала головой.

– Ну вот, детка, женщины делятся на три категории – на дам, не-дам, и… – тут она сделала выразительную паузу и даже подняла пальчик. – И дам-но-не-вам!

И вдруг на старушкиных глазах показались слезы.

– Агнесса Софокловна, что с вами? – переполошилась я.

– Ах, детка… только сейчас мне пришла в голову страшная мысль – а не слишком ли часто я была женщиной третьей категории?

– Агнесса Софокловна! – воскликнула я в возмущении. – Да это же моя мечта – стать женщиной третьей категории!

– А вы, детка, простите, которой?

– Увы – второй…

Но у меня не было времени оплакивать свою несостоявшуюся судьбу. Я взяла деньги, список, сумку – и понеслась в магазин.

Когда я тащила обратно полуторанедельный запас провизии, откуда-то сильно издалека донессы перекрывающий все посторонние шумы голос:

– Люстра, стой!

Ко мне через дорогу пробивалась среди автомобилей Земфира Крюконян, одна из самых надежных активисток нашего фан-клуба поклонниц Яши Квасильевой. Макшины гудели, шоферня материлась благим матом, но Земфира, распихивая капоты мощными боками, продвигалась вперед, как танк.

– Люстра, сенсация! Дожили! Я уж думала, никогда этого не узнаем!

Тут ее наконец зажало между двумя легковушками.

– А что, а что?! – я схватила ее за руку: уперлась и выдернула на тротуар.

– Ты не поверишь! Вот теперь генеалогическое древо уже почти полное!

– А по какой линии?

– Наконец-то стало известно, кем была бабушка Яши Квасильевой!

– Ну?!?

– Она была карточным шулером!

Я так и открыла рот. А Земфира сунула руку в сумку и помахала перед моим носом новехоньким очередным романом, причем так быстро, что я не могла сложить буквы в слова. Даже когда обложка замерла, я все равно не могла одолеть два длинных слова – буквы так и плясали.

– «Кандибобер в террариуме»! – провозгласила Земфира – Прикинь – Яше грозит пожизненное заключение!.. А дальше я еще не дочитала! Голую Яшу нашли в горящей постели в обществе двух мужских трупов!

– Не может быть!

– Так я ж говорю! А она берет себя в руки и вместо того, чтобы преследовать своего двойника, восемь страниц рассказывает про бабушку! Представляешь, какая сила воли? И знаешь, прямо за душу берет! Я в метро ехала – обревелась. Особенно когда бабушка проигрывает на бегах дедушкин фамильный портсигар с бриллиантами! И когда с окна снимают штору, чтобы завернуть бабушку, проигравшую вечернее платье! Счастливая ты, Люстра! – неожиданно заключила она.