Женщина-мышь
Шрифт:
– Бесповоротно, дорогой, – печально изрекла я.
– Да ладно, красотка, не кисни! Мы же знаем, что ты приедешь, их там всех отмоешь, упакуешь и дорого продашь! – заулыбался Гога.
– Вот-вот! А оставшимся тупо посадишь зрение телевизором! Они твою рекламу будут с утра до ночи зырить! Прикинь, там через год самыми богатыми станут окулисты! А все население станет очкариками! Ты же у нас монстр печатного и непечатного слова! – заржал Магога.
– Ну ладно, то, что пермякам – пипец, это ясно. Что у нас с Занзибаром и Кенией? – спросила я.
– С Занзибаром и Кенией все более-менее ничего. Вот с Магогой невменос – это да! – снова начал нападать Гога. – Прикинь, из-за его больной головы я должен ехать в какую-то непонятную антисанитарию!
Надо сказать, что о Гогиной любви к чистоте
– Мариш! А я считаю, это круто! В Занзибаре мало кто был, а в Кении кто только не был! – парировал Магога.
– Ну, ты здоровый вообще?! Если так думать, то есть еще Гвинея Бисау! Будешь там Колумб! – растягивая гласные, промурлыкал Гога.
– Не ссорьтесь, мальчики! Вот «в Махачкалу в стрингах» я вас не пущу, а в остальном «нет препятствий патриотам», – примирительно вставила я.
Мы проплывали мимо ЦПКиО с разбросанными по его склонам тушками отдыхающих. Вокруг было мирно, ненапряжно и солнечно. Мои педы щебетали про подготовку к поездке, а я внимательно рассматривала бурлящий след от нашего кораблика.
Мимо нас постоянно шнырял прыщавый юноша в форменной одежде, собирая пустые бутылки, оставленные сошедшими пассажирами, и грея уши, потому что Гога с Магогой периодически повышали голоса почти до визга. Их беседа в данный момент касалась предстоящего шоу трансвеститов, где Гога выступал с песнями Э. Пьехи, в платье с перьями, под псевдонимом Антуанелла Вселенная. Я устала ржать над этой фигней уже лет пять назад, посетив этот цирк лишь единожды, и честно призналась Гоге, что уважаю все его принципы и хобби, но сдохну от смеха, если еще раз это увижу. Гога немного подулся и звать меня на свои выступления перестал. Магоге было хуже, он обязан был рукоплескать Гоге на каждом концерте, даже если это был ежедневный чес по клубам. В свободное от сцены время Гога был самым офигенным стилистом на планете Земля, ему удавалось делать мою голову настолько крутой, насколько было возможно сделать что-то с вьющимися волосами, растущими прямо перпендикулярно голове. К примеру, у меня никогда в жизни не было обычной девчачьей челки – в моем варианте это выглядело бы как трамплин для мух. Однажды, ввиду отсутствия Гоги в Москве и наличия срочного желания постричься, я сдалась порекомендованной кем-то девушке и просила ее просто сделать чуть короче. Взглянув на результат, я пообещала этой гестаповке раннее облысение и диарею на месяц, два дня не выходила из дому, пока не вернулся Гога и не исправил, что смог, из того, что осталось.
Покинув причал, мы пошли бродить по яблоневым Фрунзенским улицам. Магога умилялся начинающемуся закату. Мы с Гогой лавировали между разбросанными по асфальту спелыми яблоками.
Вечером, валяясь в диване, я пыталась заставить себя сообразить, что же все-таки нужно сделать с имеющимся имуществом ввиду моей предстоящей линьки в Пермь. Поскольку я вела чрезвычайно раздолбайский образ жизни, нажить к тому времени удалось не много. Три года назад я стала счастливой обладательницей малюсенькой двушечки на Студенческой. А еще у меня были попугай и джип. А у страны был кризис. И я стала думать про страну со всей ее необъятностью и моей беспомощностью. Стало понятно, что Пермь – это никакая не беда, это круто, потому что у меня все еще очень неплохо. А вот безрадостные пустые глаза уволенной приятельницы Ленки, взявшей ипотеку прямо перед Новым годом, я видела. И сколько теперь таких ленок у моей страны, я примерно догадывалась. Кризис-шмизис… Блин, «птица-тройка, кто ж тебя выдумал?!»
Всемирный финансовый пипец застал меня в Китае. То есть в момент своего явления народу лично меня он на месте не застал. В Китае мне было
весело, беззаботно и смешно на каждом шагу. Чего стоили только три беззубые старушки, херачившие на швейных машинках прямо на тротуаре под огромной вывеской «Armani»! Вернувшись в Москву и допив до 14-го января, как и положено любому деловому человеку, я приперлась в офис и ощутила шухер, повисший в воздухе. Все было слишком очевидно. Было ужасно жаль знакомых людей, неплохих спецов в своем деле, вынужденных изо всех сил доказывать свою нужность там, где вчера за них боролись хантеры. Боялась ли я? Да, конечно. Может быть, я прекратила покупать себе духи или хотя бы начала понемногу откладывать «гробовые»? Хрен там! В какой-то момент напряжение достигло такой силы, что перестало волновать. Я решила, что буду просто работать, а взрослые и важные дядьки, которые затеяли эту игру, когда-нибудь наиграются, и все станет по-прежнему.Прошло почти десять месяцев, взрослые дядьки продолжали резвиться, а мне предстояло паковать чемоданы и вживаться в роль пермопроходца. Я до косых очей читала всякие пермские форумы, пытаясь вытащить хотя бы примерное ощущение их атмосферы. Получалось плохо. Но сильно расстраиваться не приходилось, понимая, что скоро я увижу все собственными глазами, да и «знать прикуп» у меня редко получалось. Была бы умная, уезжала бы сейчас в Сочи!
Понедельник случился особенно тяжелым. Я пребывала в состоянии «присядем на дорожку» и никак не ожидала, что Сергеич сообщит мне про «еще месяц на закрытие дел». Особенно бесило то, что количество дел можно было закрыть за три дня – никакого резкого подъема Доу Джонса у клиентов не предвиделось. А вот собственными глазами наблюдать разрушение своего департамента было тяжело. Я затребовала у Сергеича аудиенции без спешки и была сдвинута на среду. Про себя решила до среды ребят не кошмарить: во-первых, смогу кое-куда позвонить, а вдруг кого-то пристрою, а во-вторых, надеялась услышать что-нибудь умное на этот счет от Сергеича. Людей было реально жалко!
Часы тянулись как бубльгумовые. Ненавижу безделье! Назовите меня сто раз идиоткой, потому что в стране, где несколько поколений боролись за «нихренанеделание», нельзя любить работать. А я люблю! И просто физически заболеваю, если чувствую, что нужно два часа дотянуть до 19.00! Мне неинтересно, мне страшно неинтересно ничего не делать. Я не умею вязать шарфики по семь метров за зарплату, не умею красить ногти за премии, мне все это жутко скучно. Я за бабло мечтаю, сочиняю и фантазирую! «Кто-то же должен делать грязную работу» в белых воротничках!
Я вся ушла на сосредоточенную разборку завалов в рабочем компе. Начало было многообещающим, на пару дней хватит не глядя. Опрос вверенного мне отряда показал, что дети индиго при деле. Бублик дописывал третий вариант news letter, Пашуля стучал по клаве в пользу климовской листовки, Европа на сегодня отпросился, а Варвара рендерила. Это слово всегда вызывало у меня неподдельный интерес, и однажды я отважилась поинтересоваться о нем у Варвары. Ответ прибил меня навсегда:
– Что ж тут непонятного? Операция с плавающей запятой… – ответила девочка-гот.
– Варя, а она хорошо плавает, эта запятая? – тихо спросила я.
– Ма, постарайся не думать об этом, все будет хорошо! – улыбаясь, свернул беседу Климов.
С тех пор я произносила это чудесное слово, заклиная сэйлаков не тревожить Варвару во время работы. Действовало совершенно магически! Моя же голова при этом подвергалась потоку картинок, одна загадочнее другой. Например, мне виделась маленькая, беззащитная запятая, которая из последних сил пыталась догрести до берега в бушующем океане, а над ней кружили американские вертолеты из «Апокалипсиса», гремел Вагнер, и в наушники пилоту поступал приказ: «Начинаем операцию!»
В моем вокабуляре уже проживали всякие черти типа «эс-пэ-три-гибридизации», так что рендерингу там было не скучно.
Я продолжала систематизировать рабочие материалы, совершать нужные звонки и планировать встречи на неделю, когда почта тренькнула, возвещая о новом во «Входящих». Выглядело это так:
From:hello@* * *.ru
To:ivanov* * *@hotmail.com
Subject:Мари?
Date: Fri, 11 Sep 2009 12:53:48 +0400
Не слишком ли давно мы не встречались?
С.