Женщина-мышь

Меня отвлек от воспоминаний нарастающий градус собрания.

– Понимаешь, странная закономерность! Когда приглашаешь на кастинг действительно «звезду», почему-то проблем гораздо меньше, чем с этими, ептвоюмать, звездюками молодыми. Он в сериале засветился пятым слева от стены в девятом ряду в цирке, а уже, сука, знает слово «гонорар»! – продолжала Лерка.

– Магога, а почему ты со мной не чокаешься, меня что, уже здесь нету?! – обиженно наезжал Гога.

Я услышала хохот и повернула голову к его источнику. Ржала моя Ольга, всплескивая руками в сторону своего Петрова со словами:

– Петров, ну почему ты опять Водкин?! Двух часов не прошло, а у тебя уже «Купание красного меня»! – билась в истерике Оля, показывая на залитого красным вином Петрова, который, пытаясь быть галантным, дал слона в посудной лавке и вылил на себя все, что нес дамам.

Я, хохоча вслед за Ольгой, встала из гамака и пошла искать Петрову штаны и свитер, коих в изобилии водилось у Марика в гараже. Вернувшись, я обнаружила начало концертной программы в лице солирующего Юрика. Речь шла о детских психотравмах в виде ролей на утренниках. Юрик рассказывал о том, как дебютировал в роли мухомора. Собравшихся колотило от смеха. Круговой опрос присутствующих выявил наличие среди нас представителей почти всех овощных культур, одного грузовика, двух драконов, зайчики и снежинки не считались. Вспомнили баян:

– Я абрикос, на юге рос!

– А я слива лиловая, спелая, садовая!

– А я – маракуйя… Даже не знаю, что и сказать.

Магога сделал мне пару дополнительных морщин, гордо сообщив, что был хвостом лошади. Марк всегда был медведем, потому что был самым толстым мальчиком в группе. Я уже почти рыдала от смеха.

Было ужасно весело, хорошо и уютно. Ольга потеряла Петрова, и мы с ней пошли по его следам. Пепельницы, огрызки огурцов и петровская кепка вели в сторону дома.

– Оля, не переживай! Если тамагочи оставляет кучи, значит, тамагочи жив! – резюмировала я.

Тамагочи действительно был жив, но мертвецки пьян. Петров обнаружился в гараже на суровой мужской постели из кучи пуховиков, храпящий и беспробудный. Мы с Ольгой укрыли его пледом, поставили рядом воду, нарисовали углем усы и вернулись к гостям.

– Марик, в гараже труп Петрушки, иными словами, минус один, – сообщила я.

– Все там будем, – улыбаясь, ответил Марик.

– Марк, вот лично я хотела бы все же проснуться в кровати. Ну, не то, чтобы я настаивала! Понимаю, как получится, но все-таки! – жалобно попросила Ольга.

– Буду стараться, Лелик! Но никаких гарантий, ты в курсе! У меня Маруся на руках, а это дело непростое, – сообщил Марк.

– Марка, что ты гонишь?! Да я трезвее вас всех, какие со мной проблемы? – возмутилась я.

– Вот видишь, Лелик, понеслось! – констатировал Марик.

И он не ошибся. Утром, открыв глаза, я обнаружила собственное пьяное туловище лежащим в кровати в окружении огромного количества скомканных бумажных листков с партиями «морского боя». По полу валялись книги, в основном Маяковский, хотя два тома на заднем плане выделялись форматом и цветом, но опознать их с кровати я не смогла. Марик был своеобразным натюрмортом, лежащим в кресле. Лицо у него было неестественно белым. Я заорала:

– Маря, ты жив?

– Клава, не ори, жив я, – промямлило белое лицо.

– А что это у тебя с лицом, Марь? Ты себя видел? – все еще пугаясь, спросила я.

– Клавонька, девочка, это ж ты мне морду и белила. Мы ж, блядь, танки с хокками читали. Так ты всех и изукрасила для убедительности, и еще гольфы на голову всем натягивала, чтоб японистей было. Не помнишь, гадина? – язвительно вопросил Марк.

– Хм… Н-да, «вот такой забавный я зверек», – произнесла я мысль вслух.

Вечер явно удался.

* * *

Я стояла в кабинете Сергеича, получив все отеческие наставления и уже нетерпеливо стуча копытом. Хотелось поскорее свалить, чтобы дособирать вещи.

– Ну, Марин, ни пуха! Скалич будет встречать лично. Долетишь, сразу набери меня, договорились? И не выходи там на тропу войны сразу, как в офис попадешь, а то я тебя знаю. В общем, делай работу, а я тут разберусь, как нам всем дальше жить.

– Поняла, босс. До встречи! – почти на бегу, держась за ручку двери, сообщила я.

– До скорой, Мариш! – сказал Сергеич, глядя на меня глазами бассет-хаунда.

«Жди, Ассоль!» – мысленно пожелала я боссу и понеслась к машине.

Через три часа нужно было быть в аэропорту. Отвезти меня туда настоял Марик, пообещав выключить рыдающую об стену Ярославну, не доставать носовые платки и анализы из глаз. Я быстро долетела до дома, схватила Рюрю с клеткой, кипу бумаг для него и для себя, выкатила в коридор огромный чемоданище и уселась курить в ожидании Марика. Думалось почему-то про незнакомого пока Федора Скалича. Воображался шарообразный Масаракш в сером костюме с дурацким галстуком. Да и имя Федор располагало к издевкам. «Началось, а ведь Сергеич просил по-хорошему», – внутренне пожурила себя я.

Марк сдержал слово, глупостей не говорил, попрощался коротко и велел позвонить, когда прилечу. Я пошла на идиотскую домодедовкую трансклюкацию – с тех пор как в этом аэропорту ввели меры повышенной безопасности, у меня не осталось сомнений, что весь конфискат они скуривают и вмазывают сами. Ну не может обычный индивид выполнить все их операции по прохождению контроля и не запутаться! Я была особенно лакомым кусочком, поскольку помимо обычного багажа держала в руке клетку с попугаем. Но не тут-то было! Я же не из Перми! Я – в Пермь, я подготовилась. Главным оружием был телефон и список нужных фамилий, а также три тонны всяких паспортов прививок и других ништяков, в которых дотошные служители сканеров могли выбрать нужное по интересам. Но никто даже не начал залупаться, какая жалость! Мы с Рюрей и сумкой, сдав чемодан, присели за столик кафешки. Рюря, судя по выражению морды, был готов написать завещание, я же, напротив, была переполнена нерастраченной энергией от слишком быстрой и простой процедуры прохода таможки. Полчаса до посадки, двойной эспрессо и несколько sms, два часа полета и – «здравствуй, жопа, Новый год, приходи на елку».

– Рюря, не ссы, Капустин! – подбодрила я свою скотинку.

Попугай проигнорировал мой жест доброй воли и еще больше нахохлился. Я стала разглядывать свои начавшие ныть ножки. Почему у меня такая дурная башка, зачем было надевать одиннадцатисантиметровые шпильки в полет? Я же даже в офис хожу в костюме Тимати, если нет явных угроз приезда клиентов! Наверное, я подсознательно пытаюсь продемонстрировать окружающим, что я серьезней, чем на самом деле. «Ну, ничего, прилечу, переоденусь в мирское, а ножки задеру на стенку, чтобы они от моей головы отдохнули», – пообещала самой себе я, допила кофе и пошла на объявленную посадку.

Я очень люблю летать. Нет, конечно, я чуточку побаиваюсь всяких страшных историй, но ощущение предстоящих открытий перебарывает мои страхи. Когда куда-то летишь, всегда что-то новое и неизведанное ожидает там, куда ты стремишься. Новые страны, другие люди, неизвестные красоты. Главное, не разучиться удивляться. Вот и сейчас, заработали турбины, а у меня внутри загорелся маячок приключений. Полетели!

Настроение было каким-то беспричинно хорошим. Я воображала, как быстро обустроюсь на новом месте, поставив клетку с Рюрей на стол, включив ноут и налив себе из припасенной бутылочки православного Hennessey. Собственно, у меня никогда не было проблем с новым пространством. Я его заполняла, как газ – полностью. На новом месте достаточно раскидать в разные стороны, не целясь, одежду – и сразу будет ощущение дома. Мама называет этот метод «молниеносный бардак», я предпочитаю его прочим за безотказность.