Жертва ума

Существо заточено в тюрьме своего тела, в воздушном пузыре тонущего корабля вдыхает последний доступный глоток воздуха. Мозг словно обнажен и открыт для обычно бесшумных мерзких звуков демонов высших сфер. Чудовищные видения призрачных существ, словно крадутся за спиной на цыпочках, строя ему жуткие рожи, пугая и издеваясь над ним. Тварь как бы смотрит старую ленту немого кино с другой стороны этого жуткого аквариума, снаружи чужого кошмара. Она теперь вне игры, словно навсегда перейдя невидимую и запретную границу.

Мир продолжает равнодушно взирать пустыми холодными глазницами на ее мольбу, молитву почти потерявшего рассудок создания, на разрывающий ее сердце вопль: 'Это все ложь! Этого не может быть! Пусть лучше смерть! Ведь должна же, где-то быть и цель и смысл!'.

И ей уже ничего было не надо от этого мира. Все пусто тут. Есть только свет, угадываемый по внутреннему зову, по едва угадываемому отражению, искорке, слабому отблеску - даже сквозь самую вонючую тину со дна болота.

И тварь обрушила все связи. Все цепи, что держали ее тут, поставив все на кон. У нее ничего больше нет, кроме этой надежды.

Напряглись струны мышц для рывка. Словно шаг через пропасть и сильный толчок. Мутное облачко взметнувшегося ила и вытянутые и испуганные морды сородичей рядом. Внутри все сжалось и ахнуло от собственной смелости.

Бросок тела вверх и оно режет густую воду, как масло. Ломая когти об ветви коряг, оставляя за собой длинную пузырьковую траекторию - след торжества любви и веры. Наслаждение чувством движения и все более свежая, светлая вода. Блики близкой и вечной игры света на поверхности.

Но опять падение, жгучее чувство обиды, неспособность взлететь и зацепиться за воздух, вскарабкаться по лучам, выплюнув в мир оболочку осточертевшего тела'.

Хану закрыл книгу. Он чем-то был похож на эту тварь. И этот город, был ее миром. Несмотря на все эти духовные учения, монастыри и университеты. Тут что-то пошло не так и видимо, все это началось с 'Кризиса веры'.

14

Шаги по коридору. Очень громкие и уверенные и их было много. За ним опять пришли. И ведь, как ни странно, все время находят. Даже вытащив его из бардо. Возможность оставаться инкогнито, сейчас уже казалась несуществующей роскошью.

Фальшиво сияющий Гридик, красавица Инна, два тупых и насупившихся бугая - полный комплект. 'Мы развлечем вас в бардо!
– набор приключений и неприятностей для мертвеца, звоните только сейчас и получите Эддичку бонусом!' - неплохой рекламный слоган для этой компании. Он их услуги не оплачивал, а возврат ошибочно набранного заказа, видимо, не предусмотрен. Хану опять вздохнул. Скорее всего, он перевыполнил план по горестным вздохам, уже на много лет вперед.

– Доброе утро! Рад видеть вас в полном здравии и хорошем настроении!
– радостно начал директор, вульгарно подмигнув ему.

Руки ему Гридик, на этот раз, исходя из прошлого опыта, протягивать не стал. Он был очень возбужден, энергичен и был одет в явно праздничную белую тогу с пурпурной полосой для самых торжественных случаев. Инне этот церемониальный наряд с красиво уложенной драпировкой, очень шел, как впрочем, и вообще все, что она одевала. Бугаям же в строгих серых костюмах, для полноты образа не хватало черных очков и пружинки провода за ухом. Нарядную и праздничную тогу, не испорченным избытком интеллекта верзилам, в ближайшем будущем одеть не грозило.

Хану, криво усмехнувшись, молча поднялся и кивнув Инне, пошел к выходу. Что бы там не было, он хотел встретить это с достоинством.

Они спустились по лестнице во внутренний двор вдоль длинной шеренги почтительно склонившихся людей, и зайдя с другой стороны здания, вошли в большие, богато украшенные деревянной резьбой двери парадного входа с улицы. На них был изображен умиротворенно выглядящий Флавий, в жесте благословения оскаленных злобой лиц окружающей его толпы.

Проходя через двери, они создали небольшую пробку и в этой заминке, не поворачивая к нему головы, Инна, незаметно взяв его за руку, ободряюще сжала ее.

Это был храм, с высоким, украшенным фресками потолком, красивыми деревянными колоннами и большим алтарем в его дальнем конце по центру. Картины, фрески и витражи, украшающие стены, ожидаемо изображали славное житие все того же достопочтенного старца в процессе явления им самых разных духовных подвигов и чудес. Судя, по описанным на них сценам, на всем свете не было более благородного и сострадательного старца. Впрочем, Скай, как его первый ученик, положивший начало славной традиции этого ритуала, так же занимал на них почетное место.

Но самое интересное было не там. На алтаре, в сидячем положении со скрещенными ногами, находилось мумифицированное тело Флавия в такой же белой тоге, как и все остальные, но с золотым орнаментом вместо пурпурной полосы. Высохшие глаза были закрыты веками, спина была прямой, а на лице застыло неприятная гримаса какой-то властной брезгливости. На голом лысом черепе сохранился пушок редких волос. В одной костистой руке он держал начищенный до блеска, небольшой медный кувшин с витиевато украшенной крышкой, в другой же находился зловещего вида древний стилет с подозрительно выглядевшими бурыми пятнами. На груди висело серебряное ожерелье в виде белого лотоса с огромным и бесцветным камнем на нем. В целом, мумия нисколько не напоминала того достопочтенного старца на потрете в библиотеке. Скорее, это напоминало типового персонажа фильма ужасов.

Все, видимо, было устроено так, чтобы заходящее за горную цепочку солнце, в определенный момент пустило бы свои лучи через цветные витражные окна прямо на этот, сверкающий гранями камень, что выглядело, как обычный и банальный человеческий штамп. Но пока солнечные зайчики еще медленно ползли по мраморному постаменту и этот момент наступит не скоро.

Помещение было заполнено тихо молящимися мужчинами и женщинами в тогах и густым, раздражающим нос запахом горящих свечей и ароматных палочек. Хану показалось, что в одной из них под капюшоном он узнал Марту.

Перед алтарем, спиной к ним, сидел лохматый и пожилой человек. Видимо, это и был тот самый Оракул. Он что-то тихо пел про себя, раскачиваясь в такт из стороны в сторону. Двое крепких молодых мужчин с короткой стрижкой, чем-то неуловимо напоминающих самого Хану, стояли по бокам от него, осматривая зал цепкими и внимательными глазами.

Интересно, где же у них этот пресловутый 'кармомограф', а может, они Флавия или Оракула, так называют? Или это тот камень на шее у мумии?
– подумал Хану, поискав глазами в зале еще какой-нибудь странный механизм, который бы мог сгодиться для этого.