Жертва ума

Хану понимал, что обрывки информации и знания, которые услужливо всплывают у него в уме иногда, никак не были связаны с этим миром, если только все это с самого начала не являлось постановочным шоу, где единственным не знающим своей роли актером был только он сам.

Хану повертел головой вокруг, в поисках спрятанной, словно рояль в кустах, телевизионной тележки с режиссером и оператором.

Ничего подозрительного в виде большого мохнатого микрофона над его головой, проводов, ассистентов с табличкой названия шоу, букетов цветов с надписями на ленточках "розыгрыш" или затаившихся за ширмой гримеров, он не заметил. Если все это и было где-то неподалеку, то спрятана вся эта, очевидно, довольная и ехидно хихикающая компания, была очень хорошо.

Перед ними, вне зависимости от плотности толпы, торопливо расступались люди, искусно пропуская их, как будто-то Хану и Эдди шли в невидимом воздушном пузыре, упруго отбрасывающего любое препятствие от его стенок. Этот странный эффект, мог быть вызван массой причин: проворством хорошо оплаченных статистов, ужасом перед всесильным Бюро или его агентом, суеверным опасением случайно не задеть ведомую на казнь жертву, величием личности и славы самого Хану, врожденным владением всех горожан кун-фу, мастерством стрелочника передвигавшего картонные фигурки людей по невидимым рельсам, физическими особенностями не совпадающих тут реальностей или наличием дополнительной пары недоступных для него измерений.

Хану в очередной раз нашел свой ум, увлеченным обычной для него ерундой - рутинным перебиранием всех возможных и невозможных вариантов.

По мере приближения к большому и серому зданию, которое и являлось их целью, людей становилось все меньше, а их лица все скучнее и строже, что наводило на мысль о наличии особого вида фейс-контроля или о возрастании компетенции и полномочий агентов Бюро. Хотя, может быть, это только его собственный депрессивный настрой. Он не переставал удивляться способности ума ежесекундно окрашивать все вокруг в знакомые для него цветовые схемы и тона прошлого, подобно панически боящегося змей человека, которому они вечно мерещатся под каждой темной корягой.

Такая паранойя, скорее всего, была вызвана провалом в памяти, а значит и отсутствия личного опыта, на который Хану мог бы сейчас опереться. Поэтому чувство неполноценности, подозрительности и страха успели за этот насыщенный день хорошо настояться и перебродить в уме, создав этот причудливый коктейль переживания, лишившего его сейчас покоя и уверенности.

Тему каннибалов он уже достаточно проработал ранее, но может быть это городок особого вида зомби, стеснительных вампиров или сексуальных извращенцев, которые предпочитают сначала насмерть заболтать себя и своих жертв ? Может, его ведут для разборки на органы? Кто знает, каких еще монстров может породить его собственное сознание в этой галлюцинации на основе сплавленных им в жуткий клубок фильмов ужасов...

Возможно, на самом деле, он сейчас лежит в коме, а на нем ставят опыты, так как лабораторные мыши во всей округе внезапно вымерли? Или сами мыши ставят эти опыты, перебирая мохнатыми когтистыми лапками пробирки с грибами-галлюциногенами? Или уже грибы ставят опыты над этими мышами?

Хану почувствовал, что от усталости его рассудок начал потихоньку сдавать. Силы были уже на исходе. Ему явно был нужен отдых, в этом Эдди оказался совершенно прав. Он впервые, был ему благодарен.

В голове возникло и закрутилось заезженное выражение - "свинцовые веки", а потом сразу и некстати пришедшая рифма - "лиловые реки", как и куча другого самого разнообразного и обрывочного словесного мусора, который в обычных обстоятельствах так бы и остался незамеченным, но сейчас был уже добротно и разноголосо озвучен, все больше набирая силу и амплитуду.

Хану подумалось, что он сейчас бы мгновенно и с удовольствием уснул даже в заднице дракона, а мгновением позже, вяло и устало ужаснувшись этой сказочно-фекальной аналогии, очевидно выплывшей на гребне волны бардака, быстро заполняющего его измученный ум, попытался вывернуть его на что-то более позитивное. Но стало очень душно. Воздух можно было бы уже резать на упругие, желеобразно колыхающиеся большие кубы. Горизонт внезапно нырнул вниз, а Хану как-то спокойно, естественно и обреченно оказался в той самой драконьей заднице на берегу лиловой реки, где по спирали вверх бешено завертелся, все быстрее набирая скорость и сливаясь в уже непрерывную гудящую линию, пищащий хоровод взявшихся за руки статистов, эддичек, мышей с грибами и пробирками и наконец, с самим драконом. Все слилось в однообразно серый фон и затопило свистящим шумом, чтобы через мгновение взорваться. Мир выпрыгнул из его ума и Хану просто отпустил тело, облегченно шагнув в уже знакомое небытие.

Хотя, это было уже не то "небытие в квадрате", из которого его выбросило в это измерение ранее утром, а скорее лихорадочное, тяжелое и тревожное полузабытье с неясными, изредка мелькающими тенями, которое только раз прервал протяжный и пронзающий страхом стон, доносившийся, словно из параллельной адской реальности. Снова, что-то похожее на далекий, еле слышный тихий плач, а вместе с ним и мелодичный отчетливый ритм когда-то хорошо знакомого текста, будто читаемого ему сейчас прямо в ухо и растворяющегося в темной бездне его памяти:

Увы! Чувствующие существа, такие же как я, с негативной кармой и разрушительными поступками блуждают в сансаре с изначальных времен.

Хотя до сих пор мои страдания продолжаются,

Я не испытываю сожаления, даже на кратчайшее мгновение.

Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

Дай мне благословение, чтобы отречение возникло в глубине моего сердца.

Даже приобретя свободы и богатства, я растрачиваю эту человеческую жизнь впустую.

Я постоянно отвлечен повседневностью этой тщетной жизни.

Когда же мне нужно достигать освобождения, имеющего великий смысл, меня охватывает лень.

Я возвращаюсь с острова сокровищ с пустыми руками,

Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

Дай мне благословение, чтобы моя человеческая жизнь наполнилась смыслом.

5

Потолок. Ровный, белый. Давление кровати на тело. Два мигающих движения век. Что-то чешется на неясно маячившем бугорке на переднем плане. Быстро поднятая и почесавшего его рука. Это нос. А это Хану. Вот и они опять нашли друг с друга.

Ирония медленно просачивалась в набиравший обороты ум. По крайней мере, он уже помнит все, что случилось вчера и это явный прогресс. Еще пара таких обмороков и у него уже будет, наконец, хоть какая-то, но уже своя история и память. Хорошо, если бы существовала возможность, по случаю прикупить ее где-нибудь в лавке с широким ассортиментом и в разной комплектации. Чужую, уже заполненную или хотя бы возможность раскрасить самому свою. Дорисовать то, что хочется. А что хочется?

Даже для такого простого ответа, была нужно было хоть что-то помнить. Поэтому, надо сначала купить, а потом уже думать. Хану недавно встречал где-то упоминания о опытах на мышках, которым удалось имплантировать ложную память. Впрочем, это "недавно" тоже могло быть имплантировано. Мышками. Боже, опять мыши, сколько можно.

По возрастающему давлению на ум свежей утренней чуши Хану понял, что окончательно пришел в себя. Хотя, "прийти в себя" - тоже очень странное выражение. Если кто-то вдруг ушел, и при этом "я" остался, а потом пришел в "меня" обратно, то какое мне до этого дело, а если "я" так ушел, то куда же потом тогда вернулся?

Ум, словно ленивый и вялый осьминог, медленно вытягивал вперед то одно, то другое мысленное щупальце, равнодушно его разглядывал некоторое время и, повертев в разные стороны и наигравшись, возвращал в свой шевелящийся, порождающий их клубок, чтобы вытащить новое.