Жестокие игры

– Мисс Пибоди?

Голос напугал Эдди, и она резко обернулась. В метре от нее стояла удивленная Мэгги Сакстон.

– Мэг? Ятебя не заметила.

Между ними была стена – невидимая, но очень толстая. Последний раз они разговаривали на похоронах Хло. Мэг и Хло часто играли у них во дворе. Сейчас перед ней стояла повзрослевшая Мэг, а Хло умерла.

– Ты как? – из вежливости поинтересовалась Эдди.

– Нормально, – ответила Мэг. Повисло тягостное молчание. – Пришли ее навестить?

Обе повернулись к могиле, как будто ожидали, что появится Хло.

– Жаль, что я ее не помню, – призналась Мэг. – Она была старше меня, но если бы… если бы все сложилось иначе, мы могли бы стать подругами.

– Думаю, Хло была бы рада, – негромко согласилась Эдди.

В глазах девочки стояли слезы. Она отвернулась, чтобы Эдди их не заметила.

– Мэг, с тобой все в порядке?

– Нет! – всхлипнула Мэг. – Боже мой!

Инстинктивно Эдди протянула к ней руки, и это прикосновение было сродни удару током. От Мэг пахло шампунем, дешевой косметикой и детством. Эдди переполняли чувства от близости девочки, ровесницы Хло. «Вот как это было бы…» – подумала она, закрыв глаза.

Мэг говорила совсем тихо, и Эдди даже показалось, что она ослышалась.

– Ей так повезло.

– Кому?

– Хло.

Эдди замерла.

– Ты же это не всерьез?

– Всерьез. – Мэг вытерла лицо краем футболки. – Я жалею, что не умерла.

Эдди осенило: вот почему Мэг оказалась на кладбище! Ходила на то место, где произошло предполагаемое нападение. Джек этого не совершал – она знала это так же точно, как и то, что стоит рядом с могилой дочери, – тем не менее что-то той ночью напугало Мэг.

Эдди обняла ее за плечи.

– Нам нужно идти. Это место хранит грустные воспоминания для нас обеих.

Мэг взглянула в сторону опушки.

– Мисс Пибоди, – прошептала она, – мне кажется… кажется, что он и меня трогал.

– Трогал… тебя? – переспросила Эдди, четко выговаривая каждое слово.

– Трогал меня, – едва слышно повторила Мэг. – Ну… вы понимаете?

Да хранит ее Господь, Эдди понимала.

В конечном итоге все сводится к одному: материнский инстинкт непреодолим, он дремлет в каждой женщине, готовый вспыхнуть в любую секунду. И не имеет значения, твой это ребенок или нет, – инстинкт есть инстинкт.

Эдди любила Джека. Она поверила ему, когда он сказал, что не трогал Джиллиан Дункан. Но она была матерью и знала, что должна сделать любая мать. Поэтому она отвела Мэг в полицию, в кабинет Чарли, и закрыла за собой дверь. Она с невозмутимым видом, крепко держа Мэг за руку, слушала, как эта девочка – подружка ее дочери – говорила Чарли то, в чем призналась Эдди несколько минут назад.

Чарли знал, что под ним твердый пол, но ему казалось, что земля уходит из-под ног. Он в сотый раз откашлялся, нервно сглотнул и включил диктофон, который поставил между собой и дочерью.

Мэгги трясло, хотя на ней был отцовский синий форменный пиджак, который обычно висел на двери. Рукава были слишком длинными, и он вспомнил, как они с Барбарой одевали Мэг, когда она была еще крошкой: безумно красивые ангельские крылышки из настоящих перышек, мягкая повязка с усиками на голову. Все это было запечатлено и хранилось в толстых семейных альбомах.

О господи!

– Где… он тебя трогал?

Она не могла смотреть отцу в глаза, и это было хорошо, потому что Чарли тоже отводил взгляд.

– Здесь и здесь.

– Потерпевшая, – глухо сказал Чарли, – указывает на левое бедро и грудь.

У него напрягся каждый мускул. Как он скажет об этом Барбаре? Как продолжать допрос? Невозможно оставаться детективом, когда так сильно хочешь быть просто отцом.

– Чарли, – негромко сказал Гулиган, – тебе не обязательно самому это делать.

Чарли покачал головой.

– Мэг, Джек Сент-Брайд обнажался перед тобой?

– Нет, – прошептала его дочь.

– Где-нибудь еще касался? Не только руками?

– Он касался тебя какой-нибудь частью своего тела? – негромко уточнил Мэтт.

– Господи!

Чарли вскочил и нажал на диктофоне кнопку «стоп». Почему нельзя отмотать назад собственную жизнь? Он отошел в дальний угол кабинета, Мэтт направился к нему.

– Моя малышка… – прохрипел Чарли. – Он сделал это с моей доченькой!

– Мы его посадим, – пообещал Мэтт. – За это он тоже ответит.

Чарли кивнул и повернулся к столу, но Мэтт остановил его.

– Нет, – заявил прокурор, – позволь мне.

Молли лежала, свернувшись калачиком, в кроватке и сосала во сне большой палец. Мэтт смотрел на нее и представлял, какую боль сейчас испытывает Чарли. Боже, если бы кто-то обидел его дочь, он бы за себя не отвечал!

Ему перед судом только этой драмы и не хватало! Правда, заявление Мэг можно выделить в отдельное производство, рассматривать в другой день, с другим судьей… если найдется достаточно доказательств. Мэтт ничего не сказал Чарли, но в глубине души он сомневался в достоверности истеричного признания Мэг. Она той ночью приняла галлюциногенное вещество… Вполне вероятно, что это нападение – просто плод фантазии.

Но признание девочки все-таки отразилось на деле об изнасиловании Джиллиан: он не мог рисковать и вызывать Мэг в качестве свидетеля. Если она подтвердит, что принесла наркотик, а потом признается, что на нее тоже напали, поверят ли ей присяжные? А если не поверят? А если усомнятся в словах Джиллиан?

Мэтт не мог с уверенностью сказать, помогут показания Мэг делу или навредят. Чтобы засадить Джека Сент-Брайда, показания Мэг не нужны, поэтому он просто исключит ее из списка свидетелей. Он вызовет в качестве свидетеля Челси Абрамс. Пусть даже ее рассказ не настолько совпадает с показаниями Уитни О'Нил, как показания Мэг, все равно вызвать ее менее рискованно.

Мэтт осторожно коснулся мягкой макушки дочери.

– Спокойной ночи, – прошептал он, но еще долго не отходил от кроватки.

Лунный свет пробивался через окно, но Джордан с Селеной его не замечали. Селена посмотрела на его руки, которые обнимали ее.

– Что скажешь?

– Признаюсь, произошло временное помутнение рассудка.

– Ага. – Селена повернулась к Джордану лицом. – Чувствуешь вину?

– Нет. Я чувствую… чувствую…