Жезл маршала. Василевский

— Третий слева мой отец! — пояснил майор. — А было это в тридцать седьмом, за два года до его гибели. Я берегу эту карточку.

— Правильно делаешь, майор, — одобрил Василевский. — Память об отце что бальзам на душу... Ну, а теперь прошу в пять часов соединить меня с адмиралом Юмашевым.

Козырнув, майор ушёл. Генерал Иванов произнёс:

— Отчаянный парень, я бы на его месте не рисковал. Блюхер — враг народа!

— Ты в это веришь?

— Да!

— Ну-ну... — Василевский помолчал. — Знаешь, Семён Павлович, я сам чуть не влип в историю. Сталин в целях маскировки от японских лазутчиков предложил мне ехать на Дальний Восток генерал-полковником, а то, мол, потеряем маршала. А я возьми и скажи, что одного маршала мы уже там потеряли. Сталин помрачнел. «Вы о маршале Блюхере?» — спросил он. «Да, — отвечаю, — о нем». Сказал, а у самого мурашки по спине ползут. Но вождь проговорил, что невелика потеря: в тридцать восьмом японцы напали на нас в районе озера Хасан и Блюхер не смог дать им достойный отпор. Так-то, Семён Павлович, — подытожил главком.

— Вождь у нас крут, но вас он ценит, потому-то всё обошлось...

Его голос прервал звонок аппарата ВЧ.

— Как у вас дела, товарищ Васильев (псевдоним Василевского)?

Главком доложил, что на Приморском направлении армия генерала Чистякова при поддержке кораблей флота начала штурм японских укреплений на границе с Кореей, а авиация бомбит северокорейские порты. Потоплено несколько японских боевых кораблей. Освобождён корейский город Юки; морские десантники захватили Расин, днём позже — Сейсин. Дорога японских войск к морю отрезана!

— Что у генерала Пуркаева? — осведомился Верховный.

— Я только что говорил с ним по телефону, — сказал Василевский. — Его войска форсировали Амур и продвигаются к городам Цзямусы и Цицикар. Нами сделано главное, товарищ Сталин: мы расчленили Квантунскую армию и теперь она неспособна сопротивляться!

— Вам известно, что правительство Японии объявило о капитуляции? — спросил Верховный. — Подал в отставку кабинет премьера Судзуки?

— Да, мне это известно, — ответил Василевский. — Радисты-перехватчики штаба фиксируют все приказы японцев. Меня волнует другое. Император объявил о капитуляции, но приказа своим войскам не отдал, и те продолжают упорно сопротивляться. Они хотят выиграть время, чтобы снова собрать в кулак свои разбитые части и бросить их против нас, — подчеркнул главком.

— Вашу тревогу разделяю, — быстро отозвался Верховный. — Мы кое-что срочно предпримем. Скажите, как наши войска встретили сообщение об атомной бомбардировке американцами городов Хиросимы и Нагасаки?

— Если честно, то без всякого восторга, — ответил Василевский. — В этих городах нет ни войск, ни военных объектов, так что бомбардировке подверглось мирное население. Я бы назвал это варварством со стороны наших союзников, и к разгрому Квантунской армии оно не имеет никакого отношения!

— Правильно мыслите, товарищ Васильев! — весело отозвался Сталин. — Это атомный шантаж против Советского Союза: дескать, господа русские, будьте более сговорчивы, ибо у нас есть атомное оружие. Но у президента США Трумена из этого ничего не получится.

После разговора с Верховным на душе у Василевского отлегло. Он окликнул адъютанта:

— Павел, накрывай на стол, есть хочу как волк!

На другой день в советской печати было опубликовано разъяснение Генерального штаба Красной Армии, в котором указывалось, что действительной капитуляции вооружённых сил Японии нет, для этого «император должен отдать приказ своим вооружённым силам прекратить боевые действия и сложить оружие».

«Теперь генерал Ямада наверняка поймёт, что у него один выход — капитулировать!» — подумал Василевский. Он решил переговорить с командующими фронтами. Первым на его звонок откликнулся маршал Малиновский. Он был краток: войска «ведут упорные бои».

— Что же им ещё делать? — громче обычного спросил главком. — Ты давай мне конкретику, Родион Яковлевич!.. Конно-механизированная группа генерала Плиева, в которую входят и монгольские войска, выходит к Калгану и Ченде?.. Так, понял, дружище, это то, что надо!.. Нет, Родион Яковлевич, император сушит нам мозги. Ты правильно понял — наступать и наступать! Скорее вводи свои войска в районы Чанчунь и Мукден. Понял зачем? Тогда в Квантунскую армию с запада будет вбит гигантский клин наших войск!..

— Что и говорить, Малиновский — большой мастер по манёврам, — сказал генерал Иванов, когда главком умолк.

На связи — маршал Мерецков. Его войска, ломая сопротивление врага, продвигаются вперёд, а 35-я армия генерала Захватаева на рассвете вышла на железную дорогу Цзямусы—Тумынь в районе Боли. Теперь 4-я японская армия отрезана от своих главных сил!

— Я в курсе заявления Генштаба, товарищ Первый, — звучал в трубке голос Мерецкова. — Будем бить самураев, пока император не отдаст приказ капитулировать. Всё тут не так, как в боях с немцами. Их, бывало, накроешь артогнём, и они драпают. Залезут в окопы, как сурки в норы, и не выглядывают. А что делают самураи? Они обвязывают себя сумками с толом, ручными гранатами и бросаются под наши танки...

— Что-то вроде «живых мин»? — прервал его Василевский.

— Вот-вот, товарищ Первый, как есть «живые мины». В боях под станцией Мадаоши смертники подорвали до десятка наших танков. Честно скажу вам, опасные эти «живые мины»...

Василевский положил трубку на аппарат, и по его одухотворённому лицу генерал Иванов понял, что главком доволен тем, как идут боевые действия.

— Я тут на досуге кое-что подсчитал, и получилась любопытная цифра. — Начальник штаба хитро прищурил глаза.

— Что ещё за ребус, Семён Павлович? — не понял Василевский.

Тот достал из кармана свои записи, полистал их.

— Вот, нашёл! За тридцать четыре месяца пребывания в должности начальника Генштаба вы, Александр Михайлович, двадцать два месяца провели в войсках разных фронтов! Что, не верите? Тогда посчитайте сами. Я уже не говорю о том, что вы приняли непосредственное участие в Московской, Сталинградской и Курской битвах. И всюду — успех! Не кому-либо, а вам Ставка поручила командование войсками Дальнего Востока. Значит, ваш талант чего-то стоит...

Прав был генерал Иванов, но Василевский и слова не проронил. Для него работа на фронтах была штукой нелёгкой, но он никогда не чувствовал душевного гнёта, порой лишь остро и тягостно задумывался над тем, как перехитрить коварного врага, как навязать ему свою волю и взять над ним верх. Кажется, это у него получалось.

— Мне ещё не всё удалось сделать, — сказал он с грустинкой в голосе. — И ты, Семён Павлович, не обольщай меня. Вот разобьём Квантунскую армию, тогда можешь пожать мне руку. Ну, а твои цифры я, разумеется, запишу, авось пригодятся. — Он посмотрел на часы. — Что-то молчит Максим Алексеевич, а время связи с ним подошло.

— Странно, однако, — забеспокоился и начальник штаба. — За генералом Пуркаевым такого греха не замечалось.

Только он произнёс это, как генерал Пуркаев вышел на связь. «Голос весёлый, значит, у него всё в порядке», — подумал главком. Так оно и есть: шесть группировок войск надёжно прикрывают железную дорогу в Забайкалье от устья реки Шилки до устья Зеи; 2-я Краснознаменная армия генерала Терехина с Буреинского плато через Малый Хинган с боями продвигается в направлении Цицикара; 15-я армия генерала Мамонова на подступах к Харбину, хотя и встречает ожесточённое сопротивление врага...