Жезл маршала. Василевский

«Ей пока неизвестно, что Оскар ранен, — промелькнуло в уме Василевского. — Как ей об этом сказать?»

— Оскар был рад, что я родила ему ещё дочурку, — щебетала Даша. — Она такая милая... Хотите посмотреть?

Следом за Дашей Александр Михайлович вошёл в детскую. Пахло молоком и чем-то пряным. В кроватке лежала краснощёкая малышка, она спала, посасывая соску.

— Похожа на вас, Даша! — улыбнулся Александр Михайлович. — А где Маша?

— У мамы, на лето она увезла её к себе. Одной мне с двумя тяжело. Скорее бы приехал Оскар...

Они вернулись в гостиную. Азар, задумчивый, сидел на диване.

— О чём грустим, Азар Петрович? — Василевский сел рядом.

— Поеду за семьёй в Полярное, поэтому всякие мысли бродят в голове, — признался Азар.

— Чего горевать-то? Квартиру тебе дали, должность в Главном морском штабе получил... Кстати, как твои конструкторские дела? Ты трудишься по части мин и торпед?

— Два моих прибора уже внедрены на кораблях флота. Есть у меня новые задумки...

— Когда вы приехали, Александр Михайлович? — спросила Даша, подавая на стол чай.

— Вчера утром. Прямо с аэродрома поехал в Кремль. Меня принял товарищ Сталин. — И после недолгой паузы вдруг выпалил: — Я видел Оскара на фронте...

Даша встрепенулась, как чайка.

— Да? Ну и как он?

— Не повезло Оскару, его задел шальной осколок.

У Даши подкосились ноги, ёкнуло сердце. Она присела на стул.

— Да вы не волнуйтесь, Даша! — Александр Михайлович тронул её за плечи. — Когда маршал Мерецков сообщил мне о его ранении, я сразу же навестил Оскара в медсанбате...

— Долго он что-то лечится... — тихо обронила Даша.

— Рана-то не сразу заживает, — подал голос Азар.

— Верно, Азар Петрович, — поддержал его Василевский. — По себе сужу. Когда меня ранило в Севастополе, я едва ли не месяц ходил в бинтах.

Неожиданно кто-то позвонил. Даша сняла трубку.

— Да, он ещё здесь. — Она протянула трубку Василевскому. — Это вас...

Звонила жена, она сообщила, что его срочно требует товарищ Сталин. А зачем — Поскрёбышев ей не сказал.

— Понял, Катюша, еду! — Он положил трубку. — Даша и Азар, извините, но мне надо бежать. Азар, удачной тебе поездки. Передай привет от меня адмиралу Головко.

Он оделся и вышел. «Эмка» прытко бежала по оживлённой улице. А вот и Кремль. Сталин по старой привычке за столом пил чай. Берия сидел напротив и о чём-то ему говорил. Увидев Василевского, он умолк.

— Садитесь, Александр Михайлович. — Сталин отодвинул чашку в сторону. Он редко называл Василевского по имени, и сейчас, видимо, неспроста. От этой мысли в голове Василевского прошла горячая волна.

— Скажите, почему полковника Кальвина не положили на операцию в госпиталь? — спросил он.

— Врачи не разрешили. Он потерял много крови, и его готовили к операции.

— Вы его навещали в медсанбате? — осведомился Берия.

— Да. А что случилось? — Василевский смотрел то на Сталина, то на Берия.

— Умер ваш друг, вот что, — выдохнул Сталин.

У Василевского сжалось сердце. Только и выдавил:

— Кто вам сообщил?

— Мне звонил из Хабаровска начальник управления, — подал голос Берия. — Самолёт с гробом прибывает завтра в пять вечера.

— У полковника Кальвина большая семья? — спросил Сталин.

Василевский сказал, что есть сын Пётр от первой жены, которая погибла в боях под Москвой в сорок первом. Учится в Военно-морской академии в Ленинграде. Потом Кальвин снова женился, и теперь у него двое малышей.

— Вдова с тремя детьми, — неопределённо проговорил Сталин. — Лаврентий, — вождь взглянул на Берия, — полковник получил тяжёлое ранение в бою. Это был храбрый и честный журналист. Подумай, как помочь его семье. Сообщи об этом и главному редактору. Он, видимо, ещё не знает о смерти Кальвина. А вы, Александр Михайлович, поезжайте к его жене и всё объясните, но деликатно, чтобы не убить её горем...

— Кто поедет за гробом? — спросил Берия.

— Это я всё сделаю, Лаврентий Павлович. У нас в Генштабе есть и люди и транспорт, — ответил Василевский.

— А где сейчас брат Кальвина, которого ты, Лаврентий, едва не упёк в лагерь? — вдруг задал вопрос Сталин.

Берия смутился. Выручил его Василевский:

— Теперь он служит в Москве, в Главном морском штабе. Занимается минами и торпедами.

— Надо бы и его подключить к похоронам старшего брата. И сына Кальвина вызвать из Военно-морской академии. — Сталин посмотрел на Берия: — Займись этим, Лаврентий. У тебя хорошо получается. — Он подошёл к Василевскому: — Три дня на похороны хватит?

— Так точно!

— После похорон жду вас, кое-что по линии Генштаба мне надо с вами обсудить, а потом поедете отдыхать с семьёй на Чёрное море...

Тяжёлыми выдались для Александра Михайловича эти три дня. Своему другу полковнику Кальвину он отдал последний долг — бросил щепотку земли в его могилу. Даше он признался:

— Кажется, с похоронами Оскара я потерял частицу самого себя...

Кате не хотелось, чтобы он так остро переживал, и она тихо промолвила:

— Не казни себя, Саша, ты был Оскару настоящим другом! — Катя долго молчала, сидя на диване и глядя куда-то в сторону открытой форточки, и вдруг спохватилась: — Боже, чуть не забыла... Тебе звонил Поскрёбышев, когда ты был на кладбище. Сказал, завтра к десяти тебе надо быть в Кремле...

Сталин ждал его, потому что сразу заговорил о деле. Его беспокоил вопрос о переходе Красной Армии и Военно-Морского Флота к мирным условиям жизни. Это далеко не лёгкий процесс, подчеркнул он. Война закончилась, но кое-кто на Западе пытается вновь разжечь огонь. Поэтому костяк Вооружённых Сил надо непременно сохранить. Сейчас их численность составляет более одиннадцати миллионов человек. За два — два с половиной года надо демобилизовать военнослужащих старших возрастов почти девять миллионов человек!

— Так что работы хватит всем, а Генштабу особенно, — сказал Сталин. — Я хочу, чтобы после отдыха на море это важное дело вы взяли в свои руки. — После недолгой паузы он вдруг спросил: — Жуков вам не звонил из Берлина?

— Он поздравил меня с днём рождения, — ответил Василевский. — А что случилось?

— Огорчает меня товарищ Жуков... Чуть не заявил генералам Эйзенхауэру и Монтгомери, что он один разрабатывал важнейшие операции по разгрому немцев на фронтах.

— Не может быть, товарищ Сталин! — запальчиво возразил Василевский.