Жезл маршала. Василевский

Связь дали тотчас. Разговор был недолгим, но предметным. Ерёменко доложил, что вчера с утра противник на левом фланге 13-й армии нанёс главный удар, а на участке группы генерала Ермакова он тремя группами атаковал наши войска в общем направлении на Севск.

Сталин. Хорошо действовали PC (реактивные снаряды)?

Ерёменко. Было дано 9 залпов, осталось 3 залпа. PC нанесли врагу большое поражение. Плохо, что сегодня в районе действий выпал снег, идут дожди, не могут вылетать самолёты и маневрировать колёсные машины, в том числе PC.

Сталин. Как у вас обстоят дела с самолётами?

Ерёменко. Есть ещё 100 машин, нет совершенно Илов.

Сталин. Самолёты мы вам дадим. Как действует гвардейская дивизия?

Ерёменко. Действует хорошо. Мы ей помогаем. Прошу добавить несколько залпов PC.

Сталин. Куда их направить?

Ерёменко. В Орел, а оттуда мы их направим куда следует.

Сталин. Необходимо уничтожить противника, перешедшего в наступление.

Ерёменко. Есть, будет уничтожен!

Сталин. Пожелаю вам всего хорошего. До свидания.

Ерёменко. Спасибо. До свидания, товарищ Сталин!

Они вернулись в кабинет. Сталин сел за стол.

— По словам Ерёменко, танковая группа немцев прорвалась в район Севска, — сказал он. — А бить её начнём с воздуха. Поэтому надо срочно создать для Брянского фронта авиационную группу. Решите этот вопрос с генералом Жигарёвым. Да, а реактивными снарядами вы можете обеспечить Ерёменко?

— Я готов хоть завтра их отправить, в резерве они у нас есть.

Василевский поспешил на переговорный пункт. Не прошло и минуты, как он связался с командующим ВВС Красной Армии генералом Жигарёвым и передал ему приказ Верховного срочно создать для Брянского фронта авиагруппу.

— Требуется четыре авиадивизии дальнего действия и одна авиадивизия особого назначения, — пояснил Василевский.

— Где мне взять столько самолётов? — возразил Жигарёв.

— Павел Фёдорович, ищите, не я требую у вас самолёты, а Верховный Главнокомандующий, — парировал Василевский. — Какую задачу поставил авиагруппе товарищ Сталин? Принять активное участие в разгроме танковой группировки врага, которая прорвалась в район Севска. Детали уточните у командующего ВВС Брянского фронта генерала Полынина. Генерал Ерёменко это дело поручил ему. На создание группы вам даётся три дня.

— А если мы не успеем ко второму октября? — послышался в трубке грустный голос Жигарёва.

— Верховный вызовет на ковёр, и я не уверен, что вам это понравится.

О своём разговоре с Жигарёвым Василевский поставил в известность маршала Шапошникова.

— Вы его строго не судите, голубчик! — улыбнулся Борис Михайлович. — Все просят самолёты, а где их взять? Потому-то Павел Фёдорович и сердится. Но при случае я сделаю ему замечание. Только не говорите об этом Верховному, а то Жигарёву не сносить головы.

— Неужели Хозяин так жесток? Ведь генерал Жигарёв человек залуженный!

— А Павлов разве таковым не был? — возразил маршал. — Герой Советского Союза! А кто его поставил к стенке? Не вы и не я, а наш вождь и учитель!.. — Шапошников встал, взял свою папку. — Пойду я...

Вернулся он из Кремля мрачный, какой-то побитый. Сказал, что Сталин рвёт и мечет: немцы ворвались в Орел!

— Надо чем-то прикрыть Орловско-Тульское направление...

Василевский предложил взять из резерва Ставки 1-й гвардейский стрелковый корпус, усилить его двумя танковыми бригадами, авиагруппой, полком PC и другими спецчастями.

— Сойдёт! — одобрил маршал. — Приглашайте ко мне генерала Лелюшенко, заместителя начальника автобронетанкового управления, я поручу ему возглавить корпус. Давно он просится на горячее дело.

Сталин одобрил предложение Генштаба, но хмуро заметил Шапошникову:

— Скорее отправляйте войска! Тут дорог каждый час.

Успели всё же прикрыть «дыру».

Опасность вторжения гитлеровских полчищ в Москву усиливалась с каждым днём, и это понимал Сталин. В ночь на 6 октября Государственный Комитет Обороны принял решение о защите Москвы. Главным рубежом для наших войск стала Можайская линия. Сюда и перебрасывались войска с других фронтов, а также с Дальнего Востока: четырнадцать стрелковых дивизий, шестнадцать танковых бригад, сорок артполков и другие соединения. Сталин попросил Шапошникова, чтобы он поручил кому-либо проследить за продвижением эшелонов с войсками и боевой техникой. Всем им дать зелёную улицу!

— Этим занимается генерал Василевский, сейчас он у наркома путей сообщения, — пояснил начальник Генштаба.

Совещание закончилось. Все ушли. Сталин задержал Молотова.

— Вячеслав, надо разобраться с генералом Коневым, — жёстко сказал он. — Приказ Ставки — ни шагу назад, а Конев сдаёт одну позицию за другой. Плохи дела и на Резервном фронте у маршала Будённого, две его армии также окружены. Я решил послать на Западный фронт правительственную комиссию, чтобы на месте разобраться в трагедии под Вязьмой. Ты возглавишь её. Возьми с собой маршала Ворошилова. Представителем Ставки с вами поедет генерал Василевский, которого ты брал с собой в Берлин.

— Иосиф, я понял так, что генерала Конева будем отдавать под трибунал?

— А чего с ним нянчиться? — Небрежная усмешка появилась на лице вождя. — Генерала армии Павлова мы не пощадили, а почему должны щадить Конева? Лучше потерять десять генералов, чем лишиться Москвы! — Он вызвал Поскрёбышева: — Пошлите ко мне Василевского!

Александр Михайлович застыл у порога. Скупым жестом Сталин подозвал его к столу, на котором лежала карта Московской области.

— Вам сказал маршал Шапошников, что вы едете на Западный фронт в составе правительственной делегации?

— Так точно, и я уже собрался!

— Что надлежит вам делать? — Сталин скосил на генерала взгляд. — Все войска, которые оторвались от противника и которые отходят с запада, срочно отправляйте на рубеж Можайской линии. Организуйте там оборону, да так, чтобы враг не прошёл! Для этого делайте всё, что сочтёте нужным. Маршал Шапошников пошлёт в ваше распоряжение группу работников Генштаба и две колонны автомашин, на которых вы будете отвозить войска на Можайский рубеж. У кого не будет оружия — всем выдать!

Днём правительственная комиссия прибыла в штаб Западного фронта. Стояла непогода. Дул стылый ветер, небо всё в заплатах туч, казалось, вот-вот брызнет дождь. Прибывших встретил командующий фронтом генерал Конев, высокий, плечистый, с худощавым лицом и серыми цепкими глазами. Когда он рапортовал Молотову, голос его дрожал, как треснувшее стекло. Конев сразу насторожился: все, кто прибыл, поздоровались с ним за руку, а Молотов лишь кивнул и сразу удалился в отведённую для работы комиссии комнату. «Видно, головы мне не сносить», — грустно подумал генерал, и от этой мысли по телу пробежала дрожь.