Жили-были, ели-пили. Семейные истории

За нами – ехали мы с родителями и Расул с женой и переводчицей – прислали две сгорбленные старенькие машины наподобие нашей «Победы», «Амбассадор» называется. Когда наш водитель с редким именем Атом тронулся и стал постукивать ладонью по рулю, я увидела, что у него шесть пальцев на одной руке – маленький недоразвитый пальчик беспомощно подрагивал над безымянным. Было очевидно, что водитель своим шестым пальцем сильно гордится, объяснив, как только мы сели, что нам очень повезло, ведь такое отличие ему дал сам Будда. Мы ехали уже больше часа по совершенно унылой безлюдной земле, как вдруг передняя машина резко затормозила, и нам на лобовое стекло бросилось что-то тяжелое, разбив его вдребезги. На руках у нашего шестипалого Атома оказался старик, будто упавший с неба. Как потом оказалось, появившись непонятно откуда, он побежал через дорогу перед первой расуловской машиной, и та, поддев его, будто бык тореадора, перебросила прямо на наше лобовое стекло.

Сказать, что шестипалый офигел, не сказать ничего. Да и мы были в ужасе – у нас в машине лежал в стекольной крошке окровавленный старик, не подававший признаков жизни. После долгого причитания водитель выволок его наружу и положил на землю у дороги. Подходить к нему мне, конечно, было боязно. Вдруг помер? Но вспомнив свои детские врачебные мечты и школьные навыки по оказанию первой медицинской помощи, я, как крабик, боком подошла к лежачему старику. Он дышал, казалось, что просто спит. Я стала вынимать из него осколки стекла, которые играли и переливались на солнце, придавая старичку очень праздничный и гламурный вид. Раны заливала водкой, которую родители всегда привозили для подарков. Старик постанывал. Углубившись в свое медсестринское дело, я не заметила, как вокруг меня выросла толпа зевак. Откуда? Подземные жители, вылезшие наружу? Ведь пейзаж был абсолютно лунным и никаких жилых построек вообще не было видно. Люди молча стояли и смотрели. То на старика, то на нас. Но когда наш водитель, размахивая шестипалой рукой, стал что-то им объяснять, те почтительно отошли и хором закивали. Он показал им руку, видимо, намекая, что послан Буддой. Те в знак приветствия сложили ладони перед собой и что-то нестройными голосами проговорили.

– Можем ехать, я все уладил, мой шестой палец снова не подвел меня, – сказал Атом.

А старик закряхтел, открыл глаза и долго пытался понять, почему он лежит на дороге, от него пахнет спиртом, а рядом иностранка, выбирающая стекло из его ноги.

Обратная дорога была тяжелая. Мы ехали все, как бедуины, замотав лицо платками, чтобы в рот не попала пыль или какие-нибудь несъедобные насекомые, и надев очки, чтобы кое-как защитить глаза – ведь лобового стекла не было, ветер бил в лицо, наполняя машину мошками, которые размазывались на лету о наши очки.

Поездка в Джайпур «удалась».

Когда вернулись в Дели, с нервной голодухи остановились в первой же маленькой уличной едальне, где нас накормили намного лучше, чем в гостиничных пятизвездных ресторанах. Сухощавый повар готовил при нас. Под навесом прямо на улице стояла глиняная печь тандыр, похожая на гигантское осиное гнездо, откуда он вынул только что приготовленных оранжево-черных цыпляток и разложил их на большом металлическом подносе вместе с маленькими пиалочками всевозможных соусов, огуречной райтой и чатни. В этой же печи подходили лепешки, прилепленные к внутренним стенкам тандыра. К печи подойти было невозможно, она пыхтела своими 400 градусами, а если добавить уличные 45, это был явный перебор. Мы отсели и устроились под дырявым навесом на разных стульчиках, продавленных и расшатанных, вот так сидели и смотрели на проезжающие мимо машины, тощих коров, облепленных мухами, детей, сидящих в пыли. И ели самые вкусные в мире тандури. Ели молча, переживая и запивая неудачную поездку взятой с собой подарочной водкой. Вернее, ее остатками.

Тандури-цыпленок

Для настоящего цыпленка-тандури нужно что? Правильно, тандыр – печь, но мы будем использовать нашу русскую духовку, делать нечего. Цыпленка надо ободрать – все тандури без кожи и, разрезав на 8 частей и фигурно надрезав мясо ножом в нескольких местах, чтобы маринад дошел до глубин, замариновать на ночь. Для маринада надо смешать натуральный йогурт, лимонный сок, чесночное пюре и готовую специальную смесь: тандури-масала. Залить маринадом цыпленка и забыть на ночь. Теперь о тандури-масала. Ее, конечно, лучше сделать самому: цыпленка вы уже давно съедите, а удивительный запах специй будет еще долго стоять на кухне, будоража аппетит. Делаем сами? Давайте! Чуть обжариваем на маленьком огне без масла до появления аромата зиру, кориандр, коричную палочку, мускатный орех, анис, зелёный кардамон, чёрный перец горошком и лаврушку. Толчем остывшие специи в ступке, добавляем мелко нарезанный свежий зелёный острый перчик без семян, кусочки очищенных и нарезанных свежих имбиря и куркумы, толчем до получения однородной массы, добавляем половину чайной ложки сладкой паприки и перемешиваем.

Цыпленка готовим в духовке при максимальной температуре. Подаем с соусами или с огуречной райтой.

Райты – это разновидность индийских салатов: свежие овощи с йогуртом. Название от слова «рай» – семена черной горчицы, но кладут их не всегда, в каких-то районах заменяют тмином и толченым кумином, в каких-то мятой, где-то перемешивают все вместе и смешивают с овощами и йогуртом. И опять же не всегда можно класть только йогурт, можно разбавлять его сметаной или вообще использовать кефир. Для жарких стран салат незаменимый.

Огуречная райта

Натираем очищенные огурцы на терке, солим, оставляем на какое-то время (минут на 20–30), отжимаем сок, добавляем нашинкованные листья мяты. Взбиваем йогурт, добавляя огурцы с мятой. На сковородке в кунжутном масле обжариваем семена горчицы, охлаждаем и добавляем в йогурт вместе с молотым красным перцем. Сверху посыпать цедрой лимона. Лучше это блюдо хорошенько охладить, и вы поймете, что ничто так хорошо не охлаждает в жару, как огуречная райта.

Для приготовления райты на 6–8 порций понадобятся:

2 огурца среднего размера,

0,5 ст.л. соли,

1 баночка натурального йогурта,

щепотка молотого красного перца,

2 ст.л. мелко нарезанной свежей мяты,

1 ч.л. натертой лимонной цедры,

2 ст.л. кунжутного или другого растительного масла,

1 ч. ложка семян черной горчицы.

Пару раз прилетал к нам в Дели и Ленечка Рошаль. Мы всегда ездили его встречать к самолету. Он приезжал, как Дед Мороз, с подарками и привозил чемоданы, набитые колбасами, хлебом, банками с домашним вареньем, коробками с шоколадными ассорти, сыром, газетами и журналами, книгами, письмами из дома. А однажды, прилетев под Новый год, по-настоящему оправдал свое звание Деда Мороза – притащил в Индию невиданное дерево: маленькую, настоящую, вкусно пахнущую детством, елочку! Как его пропустили через все границы и таможни – одному богу известно, но ведь было же! И елка эта, как и положено в анекдоте, стойко вытерпела в индийской жаре до 8 Марта. А потом была торжественно сожжена, как, собственно, и положено в Индии.

Мутная вода Ганга

Вечерний Ганг

Вообще-то эта командировка в Индию дорого обошлась здоровью всей семьи. Я переболела какими-то отвратными экзотическими болезнями, умудряясь после выздоровления сразу подхватывать что-то еще. Видимо, мой слабенький московский иммунитет опупел от количества индийских бактерий и вирусов и сдался в первую же неделю. Да и Димка не отставал.

Мы прилетели в Дели буквально за несколько дней до начала сезона муссонных дождей, когда накопленная за лето пыль, еще не смытая в сточные ямы потоками, лежала повсюду жирным слоем. В пыль на пятидесятиградусной жаре превращалось все – трупы беспризорных коров и собак, которых никто никогда не хоронил, остатки еды, выброшенные просто так в окошко, и любые отходы человеческой деятельности – каждый день я наблюдала чью-то какающую задницу у дороги – не в кустах, нет, там змеи и неудобно, а именно у дороги. Что естественно, то не безобразно – главный индийский лозунг. Тем более что лицо отвернуто, ну а попа… Она у всех одинаковая. Потом все это высыхало и превращалось в пыль.

Вот сразу по приезде я увидела в окошко, как красиво шевелится листва, как качаются на ветру деревья, будто перед грозой, и решила выйти на улицу вдохнуть озона. Вдохнула. На следующий день с амебиазом загремела в больницу. Вдохнула, видимо, во время озонотерапии какую-то заразную амебу. Подробности не рассказать – толчок, капельницы, анализы, тошниловка. Месяц в таком полуобморочном состоянии.

Потом, после больницы, стала беречься – заставила Камчу мыть фрукты-овощи карболовым мылом, кипятить долго воду. Фрукты по совету старожилов надо было сначала замачивать в мыльной воде, а еще лучше в стиральном порошке, потом хорошенько сполоснуть кипяченой водой, обдать кипятком и минут десять подержать в сильном растворе марганцовки. А из марганцовки получившуюся гадость можно было уже есть, не вытирая. Зато с мясом не так интересно: его надо было вымыть в марганцовке и заморозить на несколько дней. По идее вся зараза должна была умереть от холода и неожиданности. А потом мясо оттаять и варить – жареное есть не рекомендовалось. И правильно – однажды, когда мы правила этого еще не знали, Камча поджарил нам буйволятину, в которой были цисты с личинками не то овода, не то еще какой пакости. Жаренные, уже, правда, в маслице… Говядины не было как таковой в принципе: она ходила в образе святых коров по улицам Дели, обвешанная гирляндами оранжевых цветов, и смотрела на всех сонными красивыми глазами с длинными ресницами. Коровам даже не сигналили, когда они перегораживали улицу – ждали, пока сами уйдут. И буйволятина была единственно возможным красным мясом, но она ни в какое сравнение с говядиной не шла – жестковатая, волокнистая, испещренная, как сеткой, какими-то тонкими нитями. Хотя, по идее, ее можно было есть даже сырой – в татарском бифштексе, и вяленой и приготовленной, как привычное мясо.

Наше письмо Лидке

В общем, береглась, как могла, даже зубы чистила кипяченой водой, а когда принимала душ, то безумно боялась, что какая-нибудь случайная капля попадет в рот. Перед каждой едой мы с Димкой пили порцию виски по совету старших спившихся товарищей, но с научным объяснением – надо создать в желудке щелочную среду, чтобы все бактерии к чертовой матери сдохли. А на ночь выпивать немного джина, опять же с обоснованием – джин сделан из можжевельника, и ночью через поры будет выделяться неуловимый запах, который категорически отпугнет малярийных комаров. Обязан просто отпугнуть. И надо сказать, следуя проверенным заветам этих самых старших товарищей, мы-таки стали болеть намного меньше. Хотя, конечно, страшно было спиться. Бог миловал, удержались. Но на глазах уходили журналисты, посольские, все, кто следовал этому правилу. Уходили не то чтобы насовсем, но становились дополнением к бутылке, ломали себе печень, семью, карьеру, жизнь. Не удерживались. Ездили в соседний штат после 23.00 за бутылкой мерзкого местного подобия виски, который продавался там круглосуточно. Душа горела, а как же.

К моменту, как мы уехали в Индию, мы жили с Димкой уже почти десять лет. Детей не было. Я очень переживала, ходила по врачам, даже к местной индийской знахарке и травнице, которая снабдила меня маленькими круглыми черными таблетками, как овечьи катышки. Все вроде было нормально, без патологии, но и безрезультатно. Переживала очень. Десять лет все-таки. Много.

Как-то поехала с Димкой в командировку в Хардвар делать репортаж о священной реке Ганг. Раньше, говорят, священный Ганг вел по небесам прямо в рай, но люди уговорили Шиву спустить реку на землю, чтобы ею можно было насладиться и живущим тоже. Шива просьбу исполнил.