Жилины. История семейства. Книга 2

…Тут нам пришлось прерваться, чтобы не опоздать в больницу. Всю дорогу дядя Никита молчал и не отрывал своих глаз от окна. Мы с папой никак не могли понять, что он там обнаружить пытается. Там же массовая застройка, ничего интересного быть не могло. Спросить, правда, никак не решались, но он сам нам обо всём доложил:

– Слушайте, мне в Битце в первые годы после революции неоднократно приходилось бывать. Здесь же глухой лес был, а сейчас огромный город стоит.

– Дядя Никита, часть леса осталась, его не так давно власть, которой теперь нет, в историю загнала. Здесь в сентябре 1974 года знаменитая «бульдозерная» выставка проходила. Не слышали о такой? Ну как же? Тогда целая группа так называемых «левых» художников: авангардистов, абстракционистов, в общем, нонконформистов, или художников андеграунда, то есть подпольщиков, не признаваемых властью, тех, кто отрицал социалистический реализм, а живописал в том стиле, в котором, как они полагали, их бессмертные творения будут востребованы подлинными ценителями искусства, – организовала выставку своих картин. Никаких помещений для показа власть им не предоставила, вот они и решили дружно выйти на пленэр. Их лидерами были теперь всемирно известный художник Оскар Рабин и коллекционер Александр Глейзер. Показом своих произведений на открытом воздухе они решили прорвать блокаду власти, которая только усилилась после скандально знаменитой выставки 30-летия МОСХ, состоявшейся в Манеже летом 1962 года, на которой Никита Хрущёв камня на камне от их творений не оставил. Я тем летом в военных лагерях был и до сих пор жалею, что на эту выставку не попал. Я ведь выставки люблю и, когда они случаются, с удовольствием их посещаю.

А вот о том, что в Битцевском лесопарке будет выставка современной живописи, к сожалению, не знал. Однако у меня есть хороший знакомый. Он математик и в то далёкое время был уже доктором наук, а сейчас академик. Он страстный коллекционер современной живописи. Вот он был в Битце в тот день, ему даже удалось спасти одну из работ Оскара Рабина, вытащив её чуть ли не из-под отвала бульдозера, и я недавно видел её у него в квартире висящей на стене. С моей точки зрения, это мазня: на сером фоне скособоченный барак с заваливающейся крышей, рядом стоит засохшее дерево, вроде бы берёза, небо закрыто дождевыми облаками. Смотришь на это произведение, и такая безысходность тебя охватывает, что плакать хочется. Я бы такое дома не повесил, а приятель гордится, что у него есть не просто подлинник Рабина, а спасённая из-под ножа бульдозера работа великого нашего современника. Он мне показал, сколько стоят меньшие по размеру картины Рабина на аукционе «Сотбис». Знаете, цифра впечатляет. Продай – и можешь всю жизнь прожить на Гавайях, ничем, кроме отдыха, не занимаясь. Но мы, наверное, сумасшедшие, без работы сразу же чахнем, – улыбнулся я и заметил: – Ну вот, приехали. Вон ваша клиника, дядя Никита. Вы с папой идите, а я в машине поработаю немного. – И я достал из дипломата рукопись нашей с Петром Солодовниковым монографии.

Процедура оказалась долгой, я около двух часов просидел в машине, компонуя первую главу книги. Не зря я ей сегодня столько занимался, самому понравилось, что получилось. Правда, многие говорят, что, если самому нравится то, что ты пишешь, разорви и начни сначала, но у меня иное мнение и я им в своей жизни руководствуюсь. Я считаю, что если самому нравится, значит, можно и другим показать.

Я точку поставил и на крыльцо, с которого в больницу попасть можно, внимание обратил. На нём народ стоял и дымил. По внешнему виду и не поймёшь, то ли там одни больные собрались, то ли вперемешку с посетителями. Теперь ведь в больницах пижамы не выдают. Хотя если внимательнее присмотреться, то отличие имеется, и оно весьма существенное. На всех поголовно посетителях надета уличная обувь, а на больных – домашняя. Я прикинул: больных явно больше. Пока я всё это рассматривал, и мои вышли, да при этом так оживлённо переговаривались, что я даже удивился. Так-то они оба не из числа разговорчивых. К машине подошли, я вылез, дверку перед дядей Никитой отворил, он внутрь забрался – смотрю, улыбается. Доволен – недоволен, не пойму, но улыбка обнадёживает, может, всё в порядке. Отец за это время машину обойти успел и на заднее сиденье рядом с братом уселся.

– Ну и что там с вами делали? – спрашиваю.

А дядька с улыбкой такой, только что вслух не смеётся, отвечает:

– Понимаешь, Ванюша, достали меня камни в почках. Я уж у нас чуть ли не во всех больницах належаться успел. Мне камни раздробят, песочек в унитазе прямо горкой лежит – ну, может, и не горкой, но виден, – а через пару месяцев снова камушки расти принимаются. И опять начинаются боли. А тут одна наша докторица мне и говорит: «Вам, Никита Фролович, надо способ дробления камней менять. В Москве, в одной из клиник, начали использовать принципиально новый метод – ударно-волновую терапию. При этом камни рассыпаются в пыль и новым расти не на чем. Нет, конечно, когда-нибудь они снова образуются, но ведь не через неделю же». Вот я Лину и напряг: найди, мол, такую больницу. Она эту совсем новую клинику и обнаружила.

– А чего вы оттуда такие весёлые выползли, да и до сих пор от улыбки никак избавиться не можете? – спрашиваю.

А дядя Никита растерянно так отвечает:

– Понимаешь, странно так получилось. Мы к кабинету, номер которого Линка мне сказала, подошли, а на его двери табличка «Кабинет физиотерапии» приколочена и очередь сидит немаленькая. Я в дверь хотел торкнуться, мне женщина какая-то пожилая, но помоложе, чем я, говорит:

– Вы что, не видите, здесь очередь?

– Да мне только спросить.

– Всем только спросить. Очередь занимайте, подойдёт – спрашивайте сколько хотите.

И ведь вежливо так сказала, безо всякой грубости. Пришлось занять. Немного прошло времени, дверь открылась, оттуда мужчина вышел, и та женщина, что меня не пускала, зашла. Ну и я вместе с ней. Надо же узнать, туда я попал или нет, а то, может, зря в очереди простою. Удивительно, но все остальные, что сидели на стульях около двери в кабинет, промолчали. Поняли, наверное, что я действительно только спросить решил.

– Дядя Никита, так вы же здесь вчера были?

– Вчера мы к главному врачу ходили. Она чья-то знакомая из Лининых знакомых. Главврач и сказала, когда прийти, и номер кабинета назвала, куда обратиться следует. Вот и всё. Мы не догадались пойти посмотреть, где этот кабинет находится. А тут «физиотерапия» написано. Вот я и решил вначале узнать, правильно я номер запомнил или нет. Зашёл, а там, как в любом кабинете, где физиопроцедуры отпускают, с десяток небольших кабинок зашторенных и молоденькая девица с кудрявой головой в белом халате сидит, всем заведует. Я ей вопрос: мол, меня к вам или не к вам направили? А она мне отвечает: «Да, ко мне. Вы очередь займите, а как она подойдёт, я за вас примусь». Пришлось выйти да в сторонке присесть и с Шурой поболтать. В общем, не так уж и долго сидели, около часа, наверное. Моя очередь подошла – я в кабинет. Девица эта документы мои посмотрела и направила меня в свободную кабинку, сказав, чтобы я по пояс разделся и на спину лёг. Когда я устроился на кушетке, она мне что-то под спину засунула, а на живот, в область почки, трубу, на ствол миномётный похожую, нацелила и начала что-то на тумбочке крутить. Она у меня за головой оказалась, и я никак не мог рассмотреть, что же там было. Лежу, ничего не чувствую. Хоть бы покалывание какое-нибудь – вообще ничего. Минут десять пролежал без толку и даже задремал, но поспать звоночек не дал. Он прозвенел, девушка вошла, трубу на другую почку перенацелила и опять на десяток минут исчезла. Затем, после очередного звоночка, вновь появилась, всё выключила и сказала, чтобы я одевался и завтра в это же время пришёл. Вот и всё. Ерунда какая-то. Наверное, это ошибка, что я в Москву приехал. Надо домой отправляться.

– Дядя Никита, – спросил я, – так что у вас улыбку-то вызвало?

– Да это к больнице отношения не имеет, это мы о своём, о старческом разговаривали, – и опять заулыбался.

– Ну, вы мне скажите, у вас сейчас что, обострение начинается?

– Ну да, вчера к вечеру один камушек вроде с места сдвинулся – боль почувствовал.

– Так вот, вы же всё равно сейчас в Москве находитесь, и временем вы не ограничены. Вот и давайте поделайте назначенные процедурки, они же безболезненные, правда? Будут камни беспокоить – значит, зря приехали, а вдруг поможет? А? Одна процедура, сами понимаете, ничего не решает, а вот после третьего, четвёртого раза, может, и начнётся улучшение. А я завтра туда, к этой кучерявенькой, загляну и поговорю. Узнаю, чем она занимается, да у своих поспрашиваю. Завтра же вам снова эта процедура предстоит? Устраивает вас такой план?

Дядя Никита не только головой кивнул, но и словами добавил:

– Завтра тоже, а выходной у неё по воскресеньям бывает.

Поехали мы домой. Как только до Битцевского лесопарка добрались, пассажиры мои чуть ли не хором попросили рассказать, что же это за «бульдозерная» выставка была и почему они про неё ничего не слышали.

– И чему вы удивляетесь? – тоже удивился я. – О чём мы раньше в газетах читали? Только об успехах нашей страны, о трудовых победах и прочем. А тут какая-то никому не интересная выставка, да и не выставка вовсе, а так, не пойми что. Просто десятка полтора каких-то, скорее всего не вполне психически здоровых, граждан решили показать прохожим свою мазню. Это что, теперь выставкой называется? Правда, организаторы, всё те же Рабин и Глейзер, прежде чем известить корреспондентов всех западных газет, которые в Москве аккредитованы, и обзвонить все посольства, чтобы те прислали лиц, ответственных за культуру, обратились в Моссовет. Там не отказали и не разрешили, просто на этот запрос не ответили, всем показалось – проигнорировали. А вот корреспонденты западных газет и представители посольств ведущих мировых держав, конечно, примчались – как же, на пленэре будет выставка современной советской живописи. И всё, что там творилось, снимали со всех сторон, а потом на Западе шумиху устроили о нарушении прав человека и прочем.

– А произошло в тот день вот что, – продолжал я. – В то же самое время, как бы совершенно случайно, на этом же пустыре местная администрация затеяла субботник. Решила его, пустырь этот, облагородить и молодыми деревцами засадить. Ну и милицию наблюдать за порядком пригласила. А тут, видите ли, какие-то несознательные на том же самом месте свои так называемые картины расставлять принялись – мешают, понимаешь, озеленителям. Чуть ли не драку затеяли с ними, пришлось милиции вмешаться, а эти ненормальные, ну точно психические, лезли и лезли. Бульдозер работал, землю сгребал, совершенно случайно на одну из этих картин наехал, так они из хулиганских побуждений у него на пути встали, под поливальные машины бросаться начали, а потом всем рассказывали, что эту провокацию вовсе не они, а власти устроили.

Я в зеркало заднего вида на дедов, членов КПСС незнамо с какого года, посмотрел – они явно занервничали, а я всё говорил и говорил:

– Видите, как получилось нехорошо. И что? Кто во всём этом виноват? Разумеется, психи ненормальные. Это любойгражданин нашей свободной страны скажет, а на вой, который из-за бугра несётся, нечего внимания обращать, они во внутренние дела нашей Родины лезут. Вот так всё закончилось, и что вы считаете, об этом нужно было писать в «Правде», да ещё на первой полосе?