Жизнь Бальзака

«Луи Ламбер» в самом деле дает основания для вопросов о психическом состоянии Бальзака. Роман – не только литературное изложение идеи Сведенборга о внутренних и внешних сущностях, о сосуществовании в одном человеке ангела и зверя, разоблачаемого определенными психическими явлениями вроде телепатии и телекинеза. Как в «Шагреневой коже» и «Неведомом шедевре», в «Луи Ламбере» утверждается, что «мысль уничтожает мыслителя». Эту трагическую истину, что характерно, упустила из виду г-жа де Берни, когда уверяла своего капризного любовника, что публика будет восхвалять роман только в том случае, если не поймет его. Ведя то, что на первый взгляд кажется отчетом очевидца о жизни в духовной сфере, Бальзак, по ее мнению, притворялся Богом: «Вы, кажется, взвалили на себя невозможный труд». «Если автор выходит и сообщает мне, что достиг цели своего духовного желания, как бы велик он ни был, я вижу в нем всего лишь хвастуна, его тщеславие меня поражает, и чем больше он раздувается, тем меньше становится в моих глазах»⁵⁰³.

По правде говоря, в собственных глазах Бальзак давно перерос Лору де Берни и во многих отношениях вторгался в новые владения. Существуют свидетельства очевидцев, которые утверждали, что у него случались приступы настоящего, клинического сумасшествия. Кроме того, безумие сквозило в его стремлении угнаться за несбыточным: он искал идеальную женщину во Франции (телесно), в Европе и Азии (духовно). Одним идеалом стала женщина из плоти и крови, маркиза де Кастри. Вторая, Эвелина Ганская, также вошла в жизнь Бальзака как анонимная корреспондентка. До их знакомства в Невшателе, которое состоялось в 1833 г., Ганская была для Бальзака во многом плодом его воображения. Обе женщины встретились Бальзаку на повороте, за которым начинается его зрелый период. История следующего периода его жизни намекает на психологический ультиматум. В одних его произведениях жизнь – разрушительная сила, которую следует постоянно контролировать; в других, на первый взгляд не автобиографических этюдах, изобража ющих французское общество, Бальзак возвращается к безмятежности и пышности своего детства – «Турский священник» (Le Cur'e de Tours), «Гранатник» (La Grenadi`ere), «Озорные рассказы» и «Тридцатилетняя женщина» (La Femme de Trente Ans). Едва заметив на горизонте психологический спасательный круг, Бальзак увековечит свою победу еще одним романом, действие которого происходит в Турени, шедевром, в котором слились оба потока его творчества: «Евгенией Гранде» (Eug'enie Grandet). Период, в течение которого он вел борьбу между собственным прошлым и настоящим «я», задним числом можно назвать вторым переходным возрастом.

Первый признак перемен в отношениях Бальзака с женщинами приходит с его отъездом из Парижа. Он поручил матери управлять своим домом на улице Кассини с огромным штатом прислуги, а также вести запутанные дела с издателями и редакторами. Чтобы выплатить долги (за одежду, ковры, дорогие переплеты и новое увлечение Бальзака – фарфор⁵⁰⁴), г-жа де Бальзак вынуждена была продать лошадей и уволить слуг. Как всегда, преисполненный оптимизма, Бальзак просит мать сохранить сбрую и убедиться, что Паради и Леклерк не забрали с собой красивые синие ливреи, которые он заказал специально для них. Любой ценой ей следует избегать судебного преследования: он окружен врагами, которые с радостью воспользуются малейшей возможностью выставить его в смешном свете. По этой причине во все свои последние договоры Бальзак вставлял условие: журналы, которые публикуют его рассказы, не имеют права помещать на своих страницах отрицательные рецензии на его творчество.

Кажется удивительным, что Бальзак, такой осторожный по отношению к остальным недругам, сам передал бразды правления своим имуществом в руки матери. Тем не менее г-жа де Бальзак стала весьма успешным его агентом, особенно учитывая огромное количество поручений, которое он ей давал. По-настоящему удивительна благодарность, которой дышат многие его письма: «Я не хочу, чтобы прошел еще день, а я не сообщил вам, как сильно вас люблю и какую нежность вы во мне пробуждаете. Конечно, мои чувства – не просто результат неистощимого великодушия моей маменьки; но, как вам известно, от одной капли вода в чашке может перелиться через край»⁵⁰⁵. Возможно, к всплеску нежности имел какое-то отношение брат Анри: семья получила с Маврикия известие, что маленький транжира встал на ноги и женился на своей квартирной хозяйке, богатой вдове. Похоже, его жизнь обеспечена. Оноре даже позавидовал брату. «Я завидую ему оттого, что он первым сделал вас счастливой, – написал он матери и продолжал уже не так убедительно: – Из-за него я глубоко сожалею о той стезе, какой пошел, и о том, что я… не выполняю своих обязательств по отношению к вам»⁵⁰⁶.

В тех условиях ему, наверное, льстила мысль о том, что его любят. Цветистые же комплименты матери больше говорят о ее «надеждах» и «ожиданиях», чем о чувствах сына. Дело в том, что в то же время он написал много сцен с братоубийством и изменницами-матерями. Сама того не зная, г-жа де Бальзак вела двойную жизнь: наказанная в литературе, она восхвалялась в реальности. В лучшем случае сыновние излияния Бальзака можно назвать двусмысленными. Показная любовь к матери, видимо, была частью плана, рассчитанного на то, чтобы освободиться, но время от времени мстительный голос творчества прорывается и в переписке: «Если бы только страдал я один; но вот уже четыре года (после краха типографского дела. – Авт.) только одна мадам де Берни двадцать раз спасала меня от ссылки»⁵⁰⁷. Оноре сообщал и другие новости личного характера, которые его мать предпочла бы не слышать: «Мое целомудрие до некоторой степени беспокоит меня и лишает сна»⁵⁰⁸. Бальзак поставил мать в неудобное положение: было что-то и жестокое, и жалкое одновременно в том, чтобы посвятить ее во все финансовые тайны. Как он напоминал ей, хотя всегда косвенно, она в первую очередь заботилась о своих деньгах, и он тратил ее деньги. Г-жа де Бальзак понимала, что сын зарабатывал достаточно, чтобы сводить концы с концами. Почему же тогда он всегда ухитрялся идти ко дну? Точнее, почему, угрожая обанкротить всю семью, сын, которому казалось, что мать его никогда не любила, сделал ее всецело зависимой от себя?

В письмах Бальзака проблема предстает с другой стороны. Его долги – огромная дыра, которую он заполняет, как каменную кладку раствором, своим творчеством. Мать неустанно советовала ему – впрочем, совет был вполне разумен с точки зрения бухгалтера – не заполнять бездонную дыру. «Вы просите меня писать подробно… но, моя бедная матушка, вы, очевидно, по-прежнему не представляете себе, как я живу!» «Сегодня утром я уже собирался приступить к работе, когда пришло ваше письмо и совершенно меня дезорганизовало. Как мне творить, если я вдруг понял, какими видятся вам мои затруднения?»⁵⁰⁹

Когда Бальзак отправлял из Саше это письмо, у него уже имелись и другие причины для «дезорганизации». Его попытка «провести пару недель в тихом уголке» началась не так, как надо. Путешествие в карете всегда служило для него мощным стимулом, но путешествие на юг оказалось необычно длинным и трудным. После мятежей, вызванных похоронами генерала Ламарка, все уезжавшие из Парижа механически попадали под подозрение. В крупных городах дилижансы встречали жандармы; они проверяли у путников паспорта и искали беглых заговорщиков. Бальзак какое-то время подумывал написать «Историю Тринадцати» (Histoire des Treize) – один из его первых «детективных» рассказов. Он начнет выходить в 1833 г., но дает прекрасное представление о душевном состоянии Бальзака в 1832 г.: «Тринадцать человек посещает одна и та же мысль; они одарены достаточными силами, чтобы оставаться верными единственной цели». «Люди, обладающие и мужеством, и воображением, скучают из-за унылой жизни, которую они ведут; их влечет к восточным наслаждениям так долго подавляемыми порывами, что они вновь заявляют о себе с пылкой страстью». «Пираты в желтых перчатках, путешествующие в каретах… новое Общество Иису са на стороне дьявола… вхожие во все салоны, могущие открыть любой сейф, свои на каждой улице и на каждой подушке»⁵¹⁰. Герцогиня де Берри, мать легитимистского наследника престола, была так потрясена, когда в тюрьме прочла первый выпуск, что не могла спать. Ее врач от ее имени написал Бальзаку и спросил, что будет дальше. «Вторая часть, – ответил Бальзак, радуясь, что приобрел поклонницу из высшего общества, – немного глубже первой»⁵¹¹. На самом деле продолжение, «Герцогиня де Ланже», стало историей личной мести, которая развернулась в последующие несколько месяцев. Стремясь к «восточным наслаждениям», убежденный во враждебности своих современников и считая оккультизм всесильным средством, Бальзак едва ли мог найти душевное спокойствие, просто покинув Париж.

«Общество Тринадцати» было всего лишь фантазией, хотя для некоторых читателей оно стало явью⁵¹². Бальзака не арестовали; в конце концов он добрался до маленького серого замка в деревне Саше. Он измучился и опасался за свой рассудок. В ближайшее время он собирался написать несколько романов, в том числе «Сражение». Вся удача выпала на долю Анри. Оноре проведет следующие несколько месяцев, ожидая, когда и ему подвернется богатая вдовушка. С одной, баронессой Дербрук, приятельницей Маргоннов, Бальзак даже познакомился. Он послал ей свои книги, но в ответ получил лишь холодно-вежливое благодарственное письмо⁵¹³.

Сегодня Саше можно сразу узнать по знаменитым описаниям Бальзака, особенно если подходить к нему со стороны Азе-ле-Ридо рано утром и, как любил Бальзак, пешком: «Взобравшись на вершину холма, я впервые залюбовался замком Азе… Затем я увидел в котловине романтическую громаду замка Саше, навевающего всем своим видом тихую грусть, слишком глубокую для поверхностных людей, но бесконечно дорогую скорбному сердцу поэта. Вот почему я полюбил впоследствии тишину этого поместья, его огромные седые деревья и эту пустынную ложбину, самый воздух которой как бы насыщен тайной!»⁵¹⁴

Сидя за письменным столом в маленькой спальне на верхнем этаже замка⁵¹⁵, любуясь старинными дубами, частично перекрывавшими вид на долину Эндра и создававшими впечатление уеди ненности, Бальзак словно очутился в другом, замедленном времени. В Саше, работая на пределе скорости, он напишет несколько своих лучших романов – «Отец Горио» (Le P`ere Goriot), «Лилию долины». Но по его следам можно пройти совсем немного; до наших дней сохранилась каменная лестница, которая ведет от главного входа в салон, обставленный как в дни Бальзака. Бродить по коридорам замка можно в основном на страницах его произведений, и не только потому, что Бальзак по привычке в своем творчестве расширяет и украшает действительный пейзаж. Саше как-то чересчур живописен и красив и слишком связан с громкой славой Бальзака. Замок не передает разочарования, окрасившего шедевры писателя.

Лето 1832 г. в Саше было дождливым, и Бальзак понял, что вдохновение к нему не приходит. Во-первых, он стал приманкой для туристов. Для мадам де Маргонн – «нетерпимой, фанатичной горбуньи, лишенной чувства юмора»⁵¹⁶, прямой противоположности своему жизнерадостному мужу, Оноре стал новым развлечением, которым можно было «угощать» гостей. «Жизнь в замке лишена покоя, – пишет Бальзак своей приятельнице Зюльме Карро. – Приезжают гости, и приходится в определенное время наряжаться. Провинциалы ужасно удивляются, когда узнают, что я не спускаюсь к ужину, если меня посещает новая мысль. Несколько хороших идей уже задохнулись от их проклятых визитов!»⁵¹⁷ Но, даже и не отвлекаясь на гостей, Бальзак понимал, что замыслы у него в дефиците. Особая смесь кофе, которую предпочитал Бальзак, требовала посетить несколько парижских бакалейщиков; на покупки уходила половина дня⁵¹⁸. Местная разновидность кофе была безвкусной: «от такого кофе вдохновение не придет», жаловался он. Мальчик из Тура стал парижским жителем. В «Евгении Гранде» кузен Шарль приезжает из большого города в дом дядюшки в Сомюре – типичной провинциальной глуши.