Жизнь Бальзака

Если не считать писем Бальзака, сохранилось лишь одно свидетельство о пребывании знаменитой пары в Санкт-Петербурге; оно кажется весьма показательным. Бальзака и Ганскую видел Болеслав Маркевич, автор «реакционных» романов, в которых герои-патриоты борются голыми руками против польской интриги и нигилизма¹⁰²⁸. Возможно, это объясняет его недобрые замечания в адрес Эвелины, которая «болтала без умолку». К Бальзаку Маркевич, судя по всему, отнесся куда мягче: в студенческие годы он повесил на стену в своей комнате его портрет. Маркевич с трудом узнал знаменитого писателя:

«Наша группа пила чай в изящной гостиной, полной цветов и комнатных растений, когда вошла женщина лет сорока. Она была хорошо сложена, хотя и довольно полна, широколицая, с размашистыми движениями. За ней шел человек, также довольно низкорослый и толстый, с длинными волосами, как у мужика, по моде предыдущего десятилетия… Я подумал: неужели этот толстяк с вульгарным, сонным лицом, похожий на майора, которого не мешало бы подстричь, – Бальзак, автор «Евгении Гранде» и «Отца Горио»?.. Дамы осыпали его вопросами. Он отвечал на них сжато, короткими фразами, а потом и вовсе замолчал. Вид у него сделался еще более унылый и сонный, чем когда он появился… Через полтора-два часа он начал бросать умоляющие взгляды в сторону Ганской. Она поняла его молчаливую просьбу и встала из-за стола»¹⁰²⁹.

Прическа Бальзака – трогательная подробность: сколько раз в письмах Эвелине он называл себя «ее скромным мужиком»? Но его вялость – признак болезней, которым предстояло отравить последние годы его жизни. Когда он в начале октября покинул Петербург, он был еще измучен работой и болью. Эвелина дала ему копченый язык и платок – повязывать на шею, – и он, усталый и подавленный, отправился в путь по ливонским равнинам.

То же впечатление старости и болезни возникает из дневника молодого русского скульптора Рамазанова, который, вместе с другим молодым скульптором, оказался в одной карете с Бальзаком во время долгого обратного путешествия в Западную Европу (сухопутное путешествие было выбрано как из-за любопытства, так и из-за морской болезни). Дневник скульптора¹⁰³⁰ относится к числу тех редких документов, в которых записаны на первый взгляд незначительные происшествия. В результате Бальзак предстает перед нами так ярко, что необходимо помнить: он запечатлен не в самое лучшее время. Совсем недавно он плакал из-за разлуки с Эвелиной.

Широта взглядов делала Бальзака превосходным спутником. Он без конца жаловался на еду в придорожных трактирах – черствый хлеб, соленое масло, тухлое мясо, отсутствие молока – и с нетерпением ждал остановки в латвийской Валке, мечтая полакомиться чем-нибудь сладким. Его мечте не суждено было сбыться. «Забавно было видеть Бальзака, – написал скульптор, – завернутого в ротонду, в огромных сапогах на меху и меховой шапке. Руки он прятал в женскую муфту, тяжело ступал по грязи и ворчал: “Ну и город!”» В Гулбене они нашли трактир, где их обслуживала «невероятно уродливая, горбатая старуха». «Бальзак спросил, почему я не нарисовал ее; но в чем радость испещрять блокнот эскизами уродливых лиц, когда кругом столько красавиц?» В дневнике сталкиваются не просто две эпохи, но две эстетики. Бальзак попрежнему во многом опережал свое время.

После Риги они пересекли границу, которую как будто не охранял никто, кроме двух кур (к огромной радости Бальзака). Затем всю дорогу, пока они ехали по Пруссии, лил дождь. Бальзак сравнивал его с водянистой кашей, которую они вынуждены были есть. В Тильзите (ныне Советск) они переоделись; у Бальзака появилась возможность показать свой торс, который, как признал скульптор, послужил бы отличной моделью для Вакха. Затем он убедил почтмейстера дать им лошадей, чтобы они могли отправиться в путь уже на рассвете. Для этого пришлось встретиться с дочерьми почтмейстера, большими поклонницами писателя; они уверяли, что умрут, если не познакомятся с Бальзаком. 14 октября они приехали в Берлин. Бальзак осмотрел город вместе со скульптором, обвиняя того в том, что он слишком быстро ходит. Все, что он видел, он сравнивал с Францией (не в пользу Берлина) и с Санкт-Петербургом (не в пользу СанктПетербурга). Прохожие останавливались и глазели на него либо потому, что узнавали его, либо из-за его «необычайно пышной ротонды, большого живота, шейного платка клубничного цвета и странной походки – вперевалку, как у гуся». На прощание Бальзак угостил своих спутников роскошным ужином. Им подавали суп, оленину, макароны, запеченные под сырной корочкой (macaroni au gratin), майонез из камбалы (mayonnaise de poisson), полбутылки мадеры, бутылка шато-марго и небольшой десерт. Бальзак задержался в Берлине, так как хотел посетить Лейпциг и Дрезден. Он ужинал во французском посольстве с герцогиней де Дино, которая нашла его «нескладным и вульгарным»¹⁰³¹, вновь встретился с Гумбольдтом и нанес визит Вильгельму Тику. В доме последнего он познакомился с одной старой графиней, «мумией с зелеными тенями, которую я принял за божество домашнего очага»¹⁰³².

В целом путешествие нельзя было назвать удачным; оно словно стало предтечей будущего: силы на исходе, переменчивое настроение, постоянное недомогание и чувство, что простое существование больше не дается без труда – «une difficult'e d’^etre»¹⁰³³. Впервые Бальзак ощутил на себе влияние мелких жизненных неудобств. Он скучал, тосковал по родине, испытывал приступы ксенофобии. Особое раздражение вызывало у него плохое состояние современного ему транспорта: «Немецкие железные дороги – просто предлог для еды и питья. Поезда то и дело останавливаются, пассажиры выходят, пьют, едят и возвращаются в вагоны, так что французский дилижанс движется так же быстро, как их железная дорога»¹⁰³⁴.

До сих пор за путешествием Бальзака на родину легко проследить; но вдруг его следы на карте Европы теряются. 21 октября он был в Дрездене; 3 ноября вернулся в Париж. По официальной версии, он поплыл вверх по Рейну от Майнца до Кельна, ужасно страдая от головных болей, а затем вернулся во Францию через Бельгию¹⁰³⁵. Но возможно, что именно в тот отрезок времени они с Луизой Бреньо могли осматривать дом в Баден-Бадене, о котором она вспоминала позже. Должно быть, Луиза проехала через всю Францию ему навстречу, и они поплыли, но не на север, а на юг, провели вместе неделю и вернулись во Францию. Из дома Бальзак сообщил Эвелине, что несколько месяцев, проведенных вдали от письменного стола, «омолодили» его мозг¹⁰³⁶. Возможно, за это ему, хотя бы отчасти, следовало поблагодарить свою разностороннюю экономку.

Жизнь Бальзака после его возвращения в Париж описана подробнее. То был год, «лишенный счастья и полный работы»¹⁰³⁷. Если с ним и происходили перемены, то только к худшему. Доктор Накар прописал ему пиявки для лечения арахноидита, опиум (для наружного применения) от невралгии и – невероятно – отдых в постели как лекарство от бронхита: «Один, с головой набитой задачами, о которых я не должен думать! <…> Под конец я пожирал по двенадцать книг в день!»¹⁰³⁸ В число других недомоганий входили частые простуды и зубная боль, ужасный приступ разлития желчи. После того как он в феврале 1844 г. двенадцать часов правил корректуру, с ним, по неподтвержденным данным, случился еще один апоплексический удар. Потом у него открылось кровохарканье. «Может быть, все к лучшему», – решил он и повез корректуру в типографию, посетил Сен-Жермен-де-Пре, где, что для него необычно, помолился за Эвелину, пешком дошел до реки, купил мемуары герцога де Лозана на набережной и прочел их в омнибусе по пути домой, в Пасси. Эвелине он сообщил, что сделал из откровений великого любовника единственный вывод: «можно быть счастливым, любя одну женщину»¹⁰³⁹.

В дополнение ко всем болезням случались и другие помехи в работе, весьма досадные. Вдруг объявилась старая гувернантка Анны Ганской – «глупая гусыня»¹⁰⁴⁰. Она объявила, что собирается уйти в монастырь, но вместе с тем ужасно заинтересовалась французскими кондитерскими, таким образом подтвердив опасения Бальзака о последствиях чрезмерно затянувшейся девственности. Затем хозяин дома в Пасси сдал пустующие комнаты группе прачек, которые привели с собой величайшего врага, известного писателям: шумных детей. Бальзак подсчитал, что их вопли обойдутся ему в 30 тысяч франков в год. У него не было ни времени на переезд, ни денег на покупку дома в Париже. Он закончил повесть, сюжет которой подсказала ему Эвелина: молодая девушка, Модеста Миньон, пишет восторженное письмо знаменитому поэту Каналису и затем влюбляется в его секретаря. Бальзак сделал местом действия Гавр, куда ему пришлось ехать за своим сундуком. Он считал, что создал шедевр. Затем он приступил к роману «Крестьяне», который цитирует Маркс в «Капитале». Маркс называл «Крестьян» примером того, как экономику страны душат узурпаторы. Жизнь Бальзака пошла ему на пользу; и он надеялся, что в ближайшем будущем сумеет собрать ценные сведения об имении в Верховне.

Конец туннеля был виден по-прежнему, но что на той стороне – день или ночь? Эвелина наконец выиграла тяжбу, и Бальзак занимался устройством ее тайной поездки в Париж. Так как ей запрещено было приезжать во Францию, Бальзак предлагал воспользоваться его паспортом: Эвелина станет его сестрой, а Анна – племянницей, и он встретит их в Дрездене. Он отправил им письмо из Пасси 24 апреля 1845 г., в котором вспоминает дни, что они вместе провели почти двенадцать лет назад, планирует будущее, все более отдаляющееся, как мираж: «Узнает ли Анна ее старого женевского приятеля в седовласом старом джентльмене, кого уличные мальчишки обзывают толстяком, когда он идет по улице? Для меня это служит поводом для некоторого беспокойства».

Глава 16 Революция (1845—1848)

Физический «упадок», как называл свое состояние Бальзак, на самом деле был очень унизительной и неотвратимой проблемой. Его тело готовилось к отдыху и жизни в любви и на досуге, которые он давно обещал себе, но в которых так долго себе отказывал. Подобно величественной линии талии Кревеля в «Кузине Бетте», тучность служила признаком человека успешного, добившегося всего самостоятельно, человека, который много весил на весах истории. Если учесть советы по снижению веса, которые приводил Бальзак в своих письмах (долгие прогулки перед завтраком, умывание холодной водой и никакого кофе с молоком), Эвелина в этом отношении была ему равна. Правда, у него были проблемы с сердцем, но он не ассоциировал болезнь с тучностью. Главным источником тревоги стал вопрос, который Бальзак никогда не задавал напрямую в своих письмах, но который отбрасывает на оставшиеся ему годы куда большую тень, чем линия его талии: почему свадьбу откладывали почти до самой его смерти? Можно предположить, что Бальзак исполнял пророчество, которое делал часто: смерть будет ждать его на финишной прямой. Второй ответ, который, возможно, служит более развернутым вариантом первого, заключается в том, что Эвелина обладала благоразумием, какое Бальзак искал в потенциальной спутнице жизни с тех пор, как поместил себя под опеку Лоры де Берни.