Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

Замечу, что про этот скандал широкая публика ничего не знала, поскольку пресса о нем молчала. Зато другой инцидент, произошедший в те же дни, изрядно муссировался в печати. Речь идет о "наезде" на белорусский ВИА "Песняры". 9 декабря в "Комсомольской правде" появилась заметка Е. Гортинского под названием "Скандал перед микрофоном". Начиналась она выдержками из нескольких писем, пришедших в редакцию из Волгограда, где незадолго до этого гастролировали "Песняры". Приведу несколько отрывков из этих посланий. Например, некий студент Никольский сообщал:

"У нас в городе гастролировал вокально-инструментальный ансамбль из Белоруссии "Песняры". Мне посчастливилось достать билет на один из его концертов. Я остался очень доволен. Но, увы, вскоре хорошее настроение пошло насмарку".

А вот что писали рабочие химического завода:

"Видимо, молниеносный успех, который "Песняры" завоевали у публики, вскружил молодым артистам головы. Но, честное слово, не грех певцам подумать и о том, что успех этот они могут так же молниеносно и потерять…"

Но самое серьезное по Тем временам обвинение выдвинули "Песнярам" рабочие другого завода — "Буровое оборудование". Они писали: "Могло показаться, что это не эстрадный ансамбль, а группа дельцов…"

Далее в заметке шло описание инцидента, который, собственно, и послужил поводом к валу возмущенных писем. Произошел он в городе Волжске и заключался в следующем. Работники местного телевидения договорились с художественным руководителем "Песняров" Владимиром Мулявиным о видеозаписи концерта. Однако в последний момент Мулявин якобы заявил, что "Песняры" бесплатно записываться не намерены. Более того, артисты прервали концерт, один из них на глазах у сотен зрителей оборвал микрофонный кабель, а второй ударил по микрофону, выведя его из строя.

Уже много лет спустя (в феврале 97-го),"в интервью газете "Московский комсомолец" В. Мулявин, коснувшись этого инцидента, назвал его "расправой с популярным коллективом". Мол, все описанное в газете было неправдой. Цитирую:

"Мы выступали в Волгограде, а этот скандально известный концерт давали в Волжске. По традиции телевидение имело право снимать только последний концерт, мы же должны были работать еще два дня. Выходим в Волжске на сцену, а там установлена аппаратура для съемок. Мы говорим залу: "Сейчас уберут микрофоны телевизионщиков, и мы начнем концерт". Ждем, ничего не меняется. Публика в тот вечер была очень, так скажем, специфическая. Волжскую-то плотину зэки строили, ну и осели в окрестностях. Они, сами понимаете, долго ждать не будут. Атмосфера в зале стала накаляться, тогда наши рабочие вышли на сцену, аккуратнейшим образом разъединили штекеры и унесли микрофоны за кулисы. Концерт чуть задержался, правда, но отработали мы его как надо.

А потом эта статья в "Комсомолке"… На разборку из Минска примчался замдиректора филармонии, присутствовал председатель Волгоградского обкома партии, нам даже объясниться не дали. Такая была демонстрация, партийцы возмущались, хватались за сердце, чуть ли не в обморок падали. А нам как раз накануне скандала пришло приглашение поехать в Канны на фестиваль (имеется в виду ярмарка грамзаписи МИДЕМ, проводившаяся в январе. — Ф. Р.). Ну и плакали Канны — стали мы на несколько лет невыездными…"

Напомню, что эти слова Владимира Мулявина датированы февралем 97-го. А тогда, в 71-м, все завершилось совершенно иначе — покаянным письмом того же Мулявина в "Комсомольскую правду" (номер от 29 декабря). Письмо было коротким:

"Уважаемая редакция!

9 декабря 1971 года в вашей газете под заголовком "Скандал перед микрофоном" была опубликована статья по поводу возмутительного поступка, совершенного мною в городе Волжском во время концерта вокально-инструментального ансамбля "Песняры", руководителем которого я являюсь. Мы все глубоко сознаем тяжесть своей вины и понимаем, что нами было нанесено оскорбление зрителям и моральный ущерб ансамблю "Песняры" и всему коллективу Белорусской государственной филармонии.

Просим верить: коллективом и лично мною сделаны все необходимые выводы из случившегося. Подобное никогда не повторится!

Просим через Вашу газету передать всем зрителям, присутствовавшим на концерте в г. Волжском, наши искренние извинения.

С уважением В. Мулявин".

Тем временем в Театре на Таганке в очередной раз приступили к реанимации спектакля "Живой" по Б. Можаеву. Еще в 1968 году он был готов к выходу, однако министр культуры Екатерина Фурцева наложила на него свое вето, мотивируя это тем, что спектакль "идеологически вредный". С тех пор на Таганке стало своеобразным ритуалом раз или два в год вспоминать про "Живого" и пытаться протащить его сквозь цензурные рогатки. Еще в начале декабря на доске объявлений в театре появилась запись: "По желанию участников спектакля начинается репетиция "Живого" 5 декабря в верхнем буфете". В течение последующих дней почти каждый день шли репетиции. В пятницу, 10 декабря, Золотухин записал в своем дневнике:

"Высоцкий: Ты еще лучше стал репетировать Кузькина. Ты повзрослел. Только покраситься нужно обязательно, а то мальчишкой выглядишь.

И я вечером же вчера, идя на репетицию, завернул в парикмахерскую и вышел оттуда черный, как жук навозный.

Шеф: Ты чего сделал с собой? Опять кино?

— Что вы, для Кузькина исключительно.

— Ну да?! Солома была лучше.

Вот так, не угодишь. Конечно, я очень черен, это не мой цвет, но, может, высветлюсь еще…"

13 декабря группа фильма "Вид на жительство" приступила к натурным съемкам в столице ГДР — городе Берлине. Стоит отметить, что первоначально планировалось снимать эпизоды заграничной жизни в соседней ФРГ, однако высокое начальство запретило это делать из-за "неправильного" поведения режиссера Стефановича. Во время предыдущей экспедиции в Ригу (16 сентября-25 октября) его угораздило закрутить роман с чехословацкой манекенщицей, о чем тут же стало известно на киностудии. Видимо, опасаясь, что режиссер может и в этой экспедиции не совладать со своими инстинктами и угодит в постель к какой-нибудь капиталистической девице (а та, глядишь, окажется агентом ЦРУ), было решено отправить группу в социалистическую ГДР. Киношники пробудут там ровно две недели.

Тем временем 14 декабря советская сборная по боксу прилетела в столицу Болгарии город Софию для участия в международном турнире. В состав сборной был включен и Олег Коротаев, хотя ранее тренер Степанов не хотел этого делать. Однако после того как две недели назад Коротаев победил на турнире в Ленинграде, не включить его в состав сборной было просто невозможно.

Болгарскую сборную в то время тренировал наш тренер Борис Никаноров, прекрасно осведомленный об "убойных способностях" Коротаева. Первый бой Коротаев должен был проводить с новичком болгарской сборной, которого готовили к предстоящей Олимпиаде. Видимо, пожалев парня, Никаноров прислал к Коротаеву гонца с объяснениями: "Мол, наш боксер парень молодой, ему всего 22 года, мы его готовим к Олимпиаде и, зная о твоих способностях, с поединка снимаем. А то разок стукнешь как следует, и на Олимпиаду некого будет ставить". Самое интересное, что Коротаеву в то время тоже едва исполнилось 22 года. Короче говоря, так Олег без проблем заработал победное очко.

Следующий бой он провел с другим болгарином, который был постарше и считался опытным боксером. Однако это не уберегло его от поражения — Коротаев нокаутировал противника уже во втором раунде. В третьем бою Олег волею судьбы столкнулся с кубинцем Карильо (спустя несколько месяцев Карильо станет серебряным призером XX Олимпийских игр, в финале уступив Мате Парлову). Этот бой тоже оказался скоротечным, поскольку Коротаев Нокаутировал Карильо уже в первом раунде.

Наконец, финал. Там Коротаев встретится с румынским боксером со звучной фамилией Моня. По словам Коротаева, Степанов очень надеялся на то, что Олег проиграет (!) этот поединок и тем самым спасет реноме тренера в глазах чиновников из Спорткомитета. Но Коротаев ему такой "подарок" не преподнес, нокаутировав и Моню (правда, уже в третьем раунде). Как напишет позднее сам Коротаев:

"По возвращении с турнира в Москву у Степанова в Спорткомитете уже начались неприятности серьезные. Трон под ним закачался…"

В первой половине декабря в кинотеатрах столицы состоялось несколько кинопремьер: 2-го на широкий экран вышел югославский боевик "Западня для генерала"; 6-го — фильм "Нина" (студия имени Довженко), повествующий о судьбе командира подпольщиков Нине Сосниной (в этой роли снялась Ирина Завадская); 8-го — режиссерская работа Евгения Матвеева "Смертный враг"; 13-го — фильм Бориса Ивченко "Олеся" с Людмилой Чурсиной в главной роли. Но главными кинопремьерами месяца можно смело назвать два фильма: третью, и последнюю, часть трилогии о приключениях "неуловимых" "Корона Российской империи" Эдмонда Кеосаяна (с 13-го) и комедию "Джентльмены удачи" Александра Серого, который с 14 декабря оккупировал экраны двух самых престижных кинотеатров столицы — "Россия" и "Октябрь". Аншлаг на всех сеансах был полный.