Жизнеописание Петра Степановича К.
Шрифт:
Но чтобы его сын, которому Петр Степанович прочил будущее, по меньшей мере, межпланетного путешественника, пошел учиться в физкультурный институт, – этого он никак не ожидал.
– Туда же идут одни троечники! – восклицал он. – Сила есть – ума не надо! На сколько ты можешь подняться над землей на твоих брусьях? На два метра? Больше человеческие мышцы не позволяют. А человеческий разум может тебя вознести на миллионы километров. Так какой выбор ты должен сделать?
Но младший сын Петра Степановича тоже был не лыком шит.
– Чтобы лететь на Марс, одних мозгов недостаточно. Мышцы тоже нужны. Посадишь в межпланетный корабль какого-нибудь хиляка, он тебе там обосрет всю уборную и никуда не долетит. Так что физкультура тоже нужна, папа!
Поговорили-поговорили, а сын сделал, как хотел, стал студентом
Петр Степанович давно знал, что у его младшего сына были художественные наклонности: он хорошо рисовал, а тут еще, случайно выяснилось, стал писать стихи. Сам Петр Степанович себя великим писателем видел не раз, а поэтом – нет. Такого дара у него не было. Но все равно стихотворчество младшего сына он приписывал влиянию своих генов, и его не удивило бы, если бы его отпрыск прославился как поэт, если уж с физикой не получилось. Не одна же физика существует на свете, в конце концов!
В Харькове у младшего сына были друзья, которым он читал свои стихи, но отцу он их не показывал, а просить Петр Степанович считал ниже своего достоинства. Другое дело, Любовь Петровна. Она постоянно попрекала младшего сына за то, что он скрывает свои стихи от родителей, и он иногда шел на уступки, переписывая для нее кое-что с уговором никому больше не давать. Уговор она соблюдала, но на Петра Степановича он не распространялся, это молчаливо подразумевалось. Так что Петр Степанович был в курсе. Любови Петровне все стихи безумно нравились, она не понимала, почему их до сих пор не напечатали. А Петру Степановичу они казались хотя и не бесталанными, но немного странными, что ли. Ну вот, например, «Лыжная прогулка»:
Трясучий автобус, везущий на казнь в наказаньеЗа верность. Сегодня он лыжников должен доставить в леса.Сквозная дорога, простой результат разрезаньяЛесного покрова на части для нужд колеса.Слепые снега, повязавшие землю и небо…Лыжня не свела нас ни разу в те дни. Но когдаЯ не был с тобой, – без тебя я тем более не был,Искусство отсутствия требует много труда.– Какое наказанье, какая казнь? О чем это все? Может и складно, но заумно как-то. – Впрочем, Петр Степанович не чувствовал уверенности в своих оценках и помалкивал, не исключая, что люди, понимающие в таких делах больше, чем он, отыщут в стихах его сына что-то такое, чего он сам в них не находил, а там глядишь…
Младшему сыну случалось делиться своими стихами и с братьями, особенно со средним – тот по-прежнему умудрялся много читать, и младший брат ему доверял. Но они встречались редко, только когда съезжались в родительском доме по особым случаям. В один из таких совместных приездов Петр Степанович зашел за каким-то свертком в комнату, где беседовали младший и средний сыновья. Средний растянулся на кровати, а младший, сидя на краю кровати, читал стихи:
На Литве звенят гитары.Тула точит топоры.На Дону живут татары.На Москве сидят воры.– Это ты, что ли, придумал? – спросил Петр Степанович. – Ты бы поосторожнее…
Младший сын хохотнул.
– Нет, папа, мне такого не придумать, кишка тонка.
– А кто же это такой смелый? – недоверчиво пробурчал Петр Степанович.
– Да это, папа, не про то, что ты думаешь. А написал один поэт непризнанный, наш харьковский…
Петр Степанович взял сверток, за которым приходил, и вышел из комнаты. Но дверь оставил открытой, и слушал, как младший сын продолжал читать:
Знать, с великого похмельязавязалась канитель:то ли плаха, то ли келья,то ли брачная постель…– Зря я так быстро вышел, – подумал Петр Степанович, – но не возвращаться же. Да и не стали бы они читать при нем.
Еще когда младший сын Петра Степановича учился на последнем курсе, он женился на своей сокурснице, баскетболистке, а через год у них родился сын Максим. Она была харьковчанка, жила с родителями на Рымарской улице. Пока родители уступили им одну комнату, но ходили слухи, что будут строить кооперативные дома, и родители обещали помочь с покупкой квартиры в таком доме. Любовь Петровна сказала, что они тоже примут участие.
Работой своей в детской спортивной школе младший сын был доволен, дети его любили, он ездил с ними на сборы и соревнования, выступали удачно, все вроде бы шло хорошо. А потом у него случилась какая-то история с красивым мальчиком-подростком из его команды, кажется, на сборах в Каунасе, подробностей мы не знаем. Скандал замяли, но что-то у него сломалось: с работы уволился, от жены ушел и с квартиры на Рымарской улице съехал. Нашел себе комнату на Журавлевке, работал грузчиком в магазине и стал пить. Поначалу от Петра Степановича все это скрывали, братья были в курсе, но договорились дома ничего не рассказывать. Так ведь шила в мешке не утаишь, особенно от Любови Петровны, для нее младший сын Петра Степановича был роднее родного. Нам неизвестно в точности, что знали, а о чем догадывались Петр Степанович и Любовь Петровна, но когда они поняли, что сын спивается, страшно переживали.
Петр Степанович видывал, конечно, пьяниц на своем веку, болезнь эта не была для него новостью, не на Луне жил, а все же в своей семье он с такими случаями не сталкивался. Надо было бы поговорить с младшим сыном, наставить его на путь истинный, но тот уклонялся от встреч, они давно не виделись. Только однажды удалось с ним побеседовать.
Петр Степанович ездил как-то в Харьков на день рождения старшего сына, на его тридцатипятилетие. Это еще до выхода на пенсию было, Петр Степанович приехал на выходные. Вечером собрались гости, пришел и младший сын – он знал, что можно будет выпить надурику Лицо постарело, обрюзгло, Петр Степанович не мог поверить… Впрочем, младший сын держался непринужденно, подошел к отцу с дружелюбной улыбкой, они обнялись. Петр Степанович решил действовать дипломатично, сначала поговорил об отвлеченных вещах, сказал, что мама Люба скучает по сыну… Тот сразу же откликнулся: да-да, конечно, я свинья, передай, что приеду на той неделе или через неделю, когда у меня выходной будет. Пусть свой борщ приготовит, я уже давно такого не ел! Петр Степанович рискнул спросить про внука Максима, оставшегося на Рымарской улице, оказалось, тоже все в порядке, они видятся почти каждую неделю по воскресеньям, отличный пацаненок, он уже учит его играть в футбол.
После такой тщательной подготовки Петр Степанович счел возможным осторожно перейти к теме злоупотребления алкоголем, водка, сказал он, до добра не доводит, надо взять себя в руки. А может быть, следует пройти курс лечения?
Петру Степановичу не пришлось даже особенно стараться. Младший сын охотно поддержал начатый отцом разговор, во всем согласился с ним, заверил его, что он все понимает и, конечно, не сегодня-завтра совсем бросит пить. Он же не собирается оставаться грузчиком на всю жизнь! Со следующей недели намерен возобновить тренировки, чтобы выступить на областных соревнованиях. Лечение – это ерунда, да ему это и не нужно, все и так будет хорошо, он обещает.
У Петра Степановича немного отлегло от сердца, и когда позвали к столу, он сказал:
– Если ты уж так твердо решил, так начинай, не откладывая. Не пей сегодня или хотя бы пей немного.
– Ну, конечно, – ответил младший сын, поспешил к столу, сразу налил себе – дрожащими, как показалось Петру Степановичу, руками – рюмку водки и выпил залпом, не дожидаясь, пока все усядутся…
Домой Петр Степанович возвращался в мрачном расположении духа, у него перед глазами все время стояло это застолье, когда младший сын непрерывно наливал себе рюмку за рюмкой, старательно отводя глаза, чтобы не встретиться взглядом с отцом, да и вообще ни с кем. Домой чуть не на карачках уползал, глупо повторяя заплетающимся языком: «порядок в танковых частях!»