Жизнеописание Петра Степановича К.

Как твое здоровье? Я здоров. Ехать к вам пока не собираюсь, так как буду заниматься огородо-садоводством. Уже посеял морковь, редис, и после XXIII съезда посажу лук, начну садить картофель, открывать виноград.

А ты ко мне приезжай, но делай это не с позиций «жалости», а из соображений «хотения», если такое появится. Также и письма, – пиши только тогда, когда будет желание, но не с позиций что мол, «давно уже не писал и неловко».

Хотел написать «папа», а подписался нечаянно фамилией – чертова привычка писать в разные учреждения!

XX

С некоторых пор средний сын Петра Степановича стал писать письма – и отцу, и братьям – по-украински. Но не всегда. То по-украински напишет, то по-русски. Это мешало Петру Степановичу выработать позицию. Он, конечно, был не против украинского языка и сам нередко пользовался им в повседневной, так сказать, жизни. Язык он знал хорошо, с Грищенко всегда переписывался по-украински, и был даже в его биографии краткий период, когда, вознамерившись сделаться великим писателем, он всерьез подумывал о том, чтобы стать именно великим украинским писателем. В какой-то момент своих рассуждений он пришел к выводу, что в этом случае у него будет меньше конкурентов. Но в другой момент рассуждений он посчитал, что величие украинского писателя, даже, например, Михаилы Коцюбинского, все-таки не идет в сравнение с величием Льва Толстого, а на меньшее Петр Степанович, в те поры страшный максималист, не был согласен. Поэтому он возвратился к русскому языку и писал всегда только по-русски, если же обнаруживал в написанном залетевшие туда из его устной речи украинизмы (это случалось), безжалостно их вычищал.

Если бы средний сын Петра Степановича сейчас стал писать ему только по-украински, Петр Степанович мог бы усмотреть в этом какой-нибудь намек или вызов, дескать, что же это ты, папа, от своего родного языка отказываешься, счесть себя обиженным, и вообще было бы о чем поразмыслить, особенно такому мыслящему человеку, как Петр Степанович. Но средний сын Петра Степановича не давал для этого повода. Напишет пару писем по-украински, а потом – хлоп, опять по-русски. Ну что тут скажешь?! Сказать пиши только по-украински, если сам пишешь по-русски, было бы странно. Сказать наоборот – еще страннее. Петр Степанович был сбит с толку и – редкий случай – ничего не сказал.

Была, возможно, и еще одна причина, которая мешала Петру Степановичу обдумать этот вопрос до конца. Получая от сына написанные по-украински письма, он каждый раз невольно думал о влиянии, которое оказал на его среднего сына украинофил Грищенко, и это его смущало. Хоть он и был в самых добрых отношениях с покойным мужем своей сестры, во взглядах они часто расходились. И конечно, был уверен Петр Степанович, во всех этих случаях прав был он, а не Грищенко, склонный к поспешным, эмоциональным суждениям. Но теперь спорить было не с кем, в свое время Грищенко не перенес ареста среднего сына Петра Степановича, которого он любил, как своего собственного, умер от разрыва сердца, сделал это вместо него, родного отца… Не то, чтобы у Петра Степановича так уж все было разложено по полочкам, нет, скорее, напротив, здесь мысль его наталкивалась на какой-то запрет, что-то не додумывалось и так и оставалось недодуманным.

По-русски ли, по-украински ли, средний сын писал Петру Степановичу обстоятельные письма со всякими подробностями своей жизни, о которой поэтому Петр Степанович знал намного больше, чем о жизни других своих сыновей. Эти письма сына сильно влияли на настроение Петра Степановича.

Средний сын уже не преподавал в техникуме, он перешел в Донбассводтрест, где ему предложили лучшие условия, да и работа была интереснее. Он рассказывал о ней в письмах, нередко подвергая испытанию общественный темперамент Петра Степановича.

Я работаю на прежней работе, но загрузка заметно нарастает. Заканчивается ремонт насосных агрегатов, идет много грузов на новые насосные станции, приходится принимать работы по каналу от подрядчиков, составлять дефектные акты да еще проводить занятия по «экономическим знаниям» и гражданской обороне. Собираемся пускать новые насосные станции, а они пока изобилуют недоделками и изъянами. Со стен каплет, и течет местами вода в подземных этажах. Устраняем утечки на новых напорных трубопроводах.

И при этом одолевают нагрузки по оказанию помощи колхозам. Мы вырываем и чистим кормовую свеклу. Предстоит еще уборка кукурузы и капусты плюс гектара 3 веников – это по ширпотребу. На прошлой неделе мы только один день работали на производство.

Столь нерациональное использование труда инженеров Петра Степановича возмущало, и он даже подумывал, не написать ли об этом в «Правду». Что же они не понимают, что заставлять специалиста с высшим образованием убирать веники – это все равно, что забивать гвозди фотоаппаратом!?

В конце письма – другая тема, и снова повод для размышлений.

Тетя Галя аккуратно мне пишет. Прислала книжечку о дяде Васе и фотографию, на которой есть его сын. Где он теперь?

В самом деле, где он теперь? Живет, кажется, в Ленинграде, но надо бы уточнить. Когда брата Василия расстреляли, его жену Шуру посадили на 10 лет, а сына Велорика отдали в детдом. Шура отсидела 10 лет, разыскала сына, сестра Галя с нею переписывалась, от нее он знал, что теперь Шуры уже нет в живых, Петр Степанович так с ней и не повидался. Конечно, он всегда жил своей отдельной жизнью, с братом общался мало. Но в трудную-то минуту тот его выручил, и Шура помогла тогда. Помнится, Галя писала, что Велорик защитил кандидатскую диссертацию. Надо расспросить ее поподробнее и ответить сыну.

А ведь была еще Таня, дочка Алексея, проходившего по процессу Промпартии. Тогда жен не сажали, да Алексей, кажется, и не был расписан со своей Верой, в 20-е годы этому не придавали значения. Когда его осудили, Вера уехала к родителям в Нижний, ее отец был там известный врач, профессор. Веру не трогали, она потом второй раз вышла замуж, а Таня кончила медицинский институт и тоже уже была кандидатом наук. От Петра Степановича все это было далеко, а Грищенки переписывались с Верой и до войны, и потом, главные новости Галя сообщала и Петру Степановичу. Наверняка она говорила или писала об этом и среднему сыну Петра Степановича.

Следующее письмо от него было по-украински.

У нас дома зараз відносно все гаразд. Деякий час тому ми завели в сараї звірків нутрій. У цих звірків коштовне хутро, і їх м'ясо можна їсти. Практичний пожиток з цих звірків буде на наступну осінь, зараз з ними тільки морока. Спочатку у нас було цих звірків 8 штук. Тепер їх, разом з малятами, понад 50, і я зі страхом дивлюсь, як тануть заготовані для них харчі. Але спостерігати їх цікаво.

Коли ввечері або вранці я підхожу до вольру, то вони, забравшись, чекають мене. Коли я нахиляюсь, щоб поставити додолу коритця, вони дружно хватають їх своїми руками і тягнуть до землі. Вони дуже діяльні. Всякі переміни у вольері їх дуже цікавлять. Коли я причепив хвіртку, щоб розділити вольр надво, то вони цілу годину возилися біля неї відкриваючи, та закриваючи. Бувають забавні сценки. Наприклад, заповнюючи водою нове корито, я добавив до короткуватого шланга ще кусок, обв'язавши місце з'днання шлангів ганчіркою. Стара нутрія, яку ми зовемо Кусучою, розв'язала цю ганчірку, і вода полилась додолу, а Кусуча стала мити свої руки в струмі. Я розсердився і знову почав з'днувати шланги, а Кусуча сиділа рядом і погрозливо скрипіла зубами за те, що я припинив воду. Ось ще видовище. Внизу вольра із-за постійних дощів з'явилось болото. До нього підходить молода нутрія, занурю в це маслянисте місиво голову, і скоро поверх залишаться довгій хвіст, який теж потім зник. Звичайно вона вилізла з другого краю болітця дуже брудна. Але, зробивши кілька кроків, вона обтрусилась і знову стала чистою, яскраво жовтою, як і була. Деякі нутряки, невідомо якими шляхами, вилазять з вольру. Через город протоптані стежки в другі двори. Але ввечері та ранком я налічую повну кількість звірят.

Нутрії забирають багато часу, але все ж іноді трохи читаю англійською мовою. Ця мова почина мені подобатись більш по мірі більшого її розуміння. [17]

Идея разводить нутрий Петру Степановичу показалась разумной, он даже хотел дать сыну какой-нибудь профессиональный совет, стал вспоминать свою забытую уже деятельность в разных хозяйствах. Но он не был уверен, что его давний опыт работы с крупным рогатым скотом будет так уж полезен при разведении нутрий, и решил повременить с советами. Зато он полностью одобрил занятия английским языком, потому что, как он написал в ответном письме, «для дипломатического и научного общения немецкий и французский языки сейчас не так важны, как во времена моей молодости, сейчас самый главный – английский язык». В каком из этих двух видов общения английский язык понадобится его среднему сыну, Петр Степанович не уточнял.

17

У нас дома сейчас относительно все в порядке. Не так давно мы завели в сарае зверьков – нутрий. У этих зверьков ценный мех, а их мясо съедобно. Практическая польза от этих зверьков будет на следующую осень, сейчас с ними только морока. Сначала этих зверьков у нас было 8 штук. Теперь их, вместе с детенышами, более 50, и я со страхом смотрю, как тает заготовленный для них корм. Но наблюдать за ними интересно.

Когда вечером или утром я подхожу к вольеру, то они, собравшись, ждут меня. Когда я наклоняюсь, чтобы поставить на землю корытца, они дружно хватают их своими руками и тянут к земле. Они очень деятельны. Всякие перемены в вольере их очень интересуют. Когда я навесил дверцу, чтобы разделить вольер надвое, они целый час возились возле нее, открывая и закрывая. Бывают забавные сценки. Например, заполняя водой новое корыто, я добавил к коротковатому шлангу еще кусок, обвязав место соединения шлангов тряпкой. Старая нутрия, которую мы зовем Кусучей, развязала эту тряпку, и вода хлынула вниз, а Кусучая стала мыть под струей свои руки. Я рассердился и снова начал соединять шланги, а Кусучая сидела рядом и угрожающе скрипела зубами из-за того, что я перекрыл воду. Вот еще картинка. Внизу вольера из-за постоянных дождей образовалось болото. К нему подходит молодая нутрия, ныряет в это маслянистое месиво головой, и скоро на поверхности остается длинный хвост, который тоже потом исчез. Само собой, что она вылезла на противоположный берег болотца очень грязной. Но, сделав несколько шагов, она отряхнулась и снова стала чистой, ярко-желтой, как и была. Некоторые нутряки, неизвестно какими путями, вылезают из вольера. Через огород ведут протоптанные тропинки в другие дворы. Но вечером и утром я насчитываю полный комплект зверьков. Нутрии отнимают много времени, но все же иногда немного читаю по-английски. Этот язык начинает мне все больше нравиться по мере большего его понимания, (укр.)