Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

– Граф, сказал педагог, – quern habuit successorem Belus, rex Assiriorum!

– Ninum [30] , – отвечал ребенок.

– Ninum, Ninum! – воскликнула маркиза, пораженная сходством этого слова с именем Ниноны, – хорошие же уроки даете вы моему сыну, разговаривая с ним о глупостях его отца!..

Напрасно наставник объяснял значение этих слов, Маркиза де Виларсо не хотела ничего слушать. Она прогнала учителя.

Нинона, которой передали этот рассказ хохотала целый час и послала к бедняге учителю, выгнанному на улицу, пятьсот ливров со следующими словами:

30

Кто был приемником Белуса, царя Ассирийского? – Нин.

– «Для Нина от Ниноны.»

* * *

Мы пройдешь молчанием Маркиза де Креки и графа де Валлуана и остановимся на графе де Граммоне, одном из величайших повес семнадцатого века….

Филебер де Граммон был человек без чести и совести, как говорит Сен Симон, – человек без веры, не останавливавшийся ни перед чем, замечательный тем, что сразу подмечал смешную или слабую сторону каждого…» То была, прибавляет он, бешеная собака, от которой ничто не ускользало. Его признанная трусость спасала его от преследований; при этом он был шулер и постоянно вел большую игру. Сделавшись опасно болен, за год до смерти, этот нераскаянный грешник, который не имел ни малейшего понятия о религии, был упрашиваем своею женой примириться с Богом. Полное забвение, в котором он находился целую жизнь, повергло его в большое изумление, когда жена старалась вразумить его о великих тайнах христианства. Наконец, обернувшись к ней, он спросил: «Но, графиня, правду ли вы мне говорите?» потом прослушав Отче наш: «Графиня, сказал он, – это молитва очень хороша. Кто ее сложил?»

Филибер де Граммон был пятью годами моложе Ниноны, когда он сделался ее любовником ему было 19 ей 24 года. Слабый, белокурый, он под скромной наружностью скрывал свои развратные инстинкты; Нинона влюбилась. Она думала, что пленила ангела, а отдалась демону, и быть может поэтому то она долее принадлежала ему, чем многим другим.

– Я его боюсь, но он меня забавляет! говорила она о Граммоне.

Он часто брал у нее деньги, но никогда не отдавал. И она считала эти займы за ничто. В то время была нередкость, что любовник жил на счет любовницы…

Но однажды ночью, думая, что она спит, граф слазил в ящике, в котором, он знал, Нинона запирала деньги и взял оттуда сто пистолей. Нинона не спала; она видела все. На другое утро, уходя от Ниноны, де Граммон, по обыкновению, сказал ей: «до свиданья!»

– Нет, не до свиданья, ответила Нинона, – а прощайте!

– Прощайте? с удивлением спросил граф. – Почему прощайте?

Нинона пальцем указала карман кафтана, в который де Граммон спрятал украденные им деньги.

– Мой ответ там, произнесла она, – поглядите у себя в кармане, вы найдете. Граф покраснел, пробормотать несколько извинений.

– Прощайте! повторила Нинона и повернулась спиной.

Честный человек, Нинона, не могла быть любовницей вора.

Гурвиль был доказательством честности Ниноны. Гурвиль из низкого звания достиг блестящего положения своим умом и умением вести себя…

Сначала конюх, потом камердинер и наконец секретарь герцога де ла Рошфуко, он вместе со своим господином пристал к принцу Конде, которому оказал важные услуги во время Фронды. Вынужденный, подобно принцу, оставить королевство, когда Мазарини снова получил свою власть, Гурвиль накануне своего отъезда отправился к де Ланкло и передал ей двадцать тысяч экю золотом, которые просил ее сохранить вместе с его сердцем до возвращения.

Подобная же сумма, за нисколько часов раньше, была им передана в руки одного из друзей, капитану монастыря, пользовавшемуся известностью своей святости. Через несколько месяцев Гурвилю было дозволено возвратиться во Францию; первой его заботой, по приезде в Париж, было отправиться к Капеллану, чтобы взять назад свои деньги. Но каков был его гнев и его печаль!.. Святой человек отперся совершенно от того, что получал от Гурвиля деньги. Напрасно Гурвиль пробовал его со всех сторон; невозможно было получить от него другой ответ, кроме одного:

– Я ничего не получал; вы мне ничего не давали; следовательно, мне нечего отдавать вам.

Друг оказался не верным хранителем. «Надеяться на любовницу было бы большей глупостью, сказал самому себе Гурвиль; – мне стало быть нечего торопиться идти к ней, требовать денег.

И в этом убеждении, тем более уверенный в нем, что узнал, что Нинона сделалась любовницей другого, Гурвиль не являлся к Ниноне. Но Нинона, узнав о ее приезде, послала за ним.

– Как! сказала она. – Вы в Париже и не придете ко мне! Разве вы узнали о несчастии, которое случилось с нами.

– Ай! ай!.. подумал Гурвиль. – Она хочет сказать, что ее обокрали!..

– Что вы хотите?.. продолжала Нинона, – я уж так устроена, что когда не вижу больше людей, я забываю их.

– Да! да! отсутствующие виноваты! Не будем говорить. Я постараюсь успокоиться.

– И вы поступите благоразумно. Но если я потеряла к вам привязанность как к любовнику, я не потеряла памяти, мой милый Гурвиль; вот двадцать тысяч экю, которые вы мне передали; они все в том же ящике, в который вы их спрятали.

Гурвиль, который не ожидал подобного заключения, вскрикнул от радости.

– Что с вами? – с удивлением спросила Нинона.

– О, Нинона! моя прелестная, добрая Нинона, – возразил Гурвиль и счастливый и печальный, – почему я не запер вашего сердца в этот же ящик, чтобы отыскать его, как я отыскал мои деньги. Ваша деликатность еще более заставляет меня сожалеть, что я не обладаю больше вашей любовью.

Нинона улыбнулась и протянув руку Гурвилю:

– Любовница оставила вас, остался друг, – сказала она. – Поверьте одна другого стоит.

Гурвиль подавил вздох.

– Увы прошептал он, – именно потому, что одна стоит другого, я хотел бы сохранить их обоих.

Маркиз де ла Шатр был один из прекраснейших вельмож двора Людовика XIV; он вступил в ряды поклонников Ниноны и имел честь победить своих соперников. Он чувствовал к ней не любовь, а страсть. Страсть заразительна, Нинона, столь ветреная до этого времени, серьезно привязалась к ла Шатру. Она только что купила в Марэ, в улице Турнэль небольшой домик, который впоследствии был местом собрания всего, что было великого во Франции в искусствах и науках; ради ла Шатра она не выходила больше из этого дома.

А возлюбленный все еще был недоволен. Ревнивый, как тигр, он зная даже, что любовница, так сказать, законопатилась дома, иногда приходил в безумный ужас.

Маркиз де ла Шатр, как рассказывает Теллемак де Ро, жил совершенно напротив Ниноны. «Однажды ночью он заметил у нее огонь и послал спросить не пускает ли она кровь?.. Она отвечала, что нет, и он вообразил, что она пишет к какому-нибудь сопернику. Его все больше и больше брало беспокойство; желая отправиться поговорить с ней, он в поспешности вместо шляпы надевает на голову серебряную кружку с такой силой, что его едва от нее освободили. Он увидал Нинону; она объяснила ему, но это объяснение не удовлетворило его, и он сделался опасно болен. Де Ланкло была так тронута этим, что обрезала все свои прекрасные волосы и послала их к нему, что она не имеет намерения ни выходить, ни принимать никого. Эта жертва ускорила выздоровление ла Шатра; лихорадка кончилась; узнав об этом, Нинона бежит к нему, ложится к нему на постель и они проводят таким образом целых восемь дней!»