Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

– Говорят.

– Хорошо. Вот тебе за труды, Теперь я хочу возвратиться в Клермонт. Ах, если бы мне захотелось посетить замок де Руайя, – в него легко впускают?.

– Очень легко, сударь. О! и граф и графиня охотно позволяют путешественникам прогуливаться по парку. Если вам угодно чтобы вас проводили, – привратник мне родственник.

– Благодарю тебя, мой друг, – сказал путешественник, – я не хочу больше тебя, тревожить. Притом, я не знаю, когда отправлюсь в замок.

После этого он удалился, направляясь прямо к замку. Он шел медленно, как человек, который, приняв какое-нибудь решение, чувствует необходимость не очень поспешно его исполнить.

Продолжая идти размеренным шагом, он иногда говорил сам с собою вполголоса:

«Она ила не она? Если она, какую свечку я поставлю моему патрону за то, что он привел меня в эту сторону!.. Если это она, – стоит сказать ей на ухо одно слово, и оно заставит её затрепетать. Да, это она. Нельзя быть шесть месяцев любовником женщины и не узнать ее. У меня всегда была мысль, что история ее смерти – фарс. Старого воробья на мякине не проведешь!.. Нет, это она. Она богата. Должна же она поделиться со мной…"

Читатель вероятно догадался, что путешественник был никто иной, как капитан Гедеон Крокар. – Крокар, который совершенно случайно напал на след Маделены. Дальше мы узнаем, каким образом по выходе из Фор Л’Евэка капитан попал в Овернь, в окрестности замка де Руайя.

Случай продолжал благоприятствовать капитану. Привратник очень вежливо встретил Крокара просившего позволения прогуляться по парку.

– Сын мой вас проводит, – сказал он и крикнул: – Никола! ты пойдешь с этим господином.

Ребенок не без сожаления оставил свою книжку, когда он читал.

– Я не обеспокою г-на Никола? – весело сказал Крокар.

– О! – тем же тоном возразил отец – невелика беда!

– Однако, – более серьезно заметил капитан, – я буду в отчаянии, если моя прогулка по саду стеснит хозяев. С незнакомыми не любят встречаться,

– О! не беспокойтесь. В этот час граф работает в своей лаборатории.

– А!.. а! ну, а дамы?

– Что касается дам, то графиня-мать только что вернулась и теперь отдыхает у себя…

– Это хорошо… А молодая графиня?

– Так как погода хороша, то весьма вероятно, что графиня сошла в сад со своей дочкой; но и в таком случае нет опасности. Никола знает, где бывает графиня, он не поведет вас туда.

– И отлично! теперь я спокоен,

Прогуливаясь полчаса по саду, капитан вдруг остановился и, хлопнув себя по лбу, вскричал:

– Какой же я глупец! Совсем забыл, что мне поручено сказать несколько слов графине де Руайя, Ведь так называется твоя госпожа, мальчуган?

– Да, сударь.

– Ну, так как ты знаешь, где она имеет привычку бывать в парке, – проводи меня скорее, к ней… Она тебя отблагодарит.

– О, это не трудно! – отвечал ребенок. – В конце аллеи налево, посреди лужка, видите эту виноградную беседку? Когда погода хороша, графиня проводит часть дня с мадемуазель Полиной…

Но Крокар, уже не слушал маленького крестьянина; он бежал! Маделена находилась в беседке со своей дочерью, спавшей у нее на коленях и кормилицей.

Маделена ничего не слыхала, занятая чтением; только когда капитан остановился на пороге беседки, она подняла глаза.

– Боже мой! – простонала она, становясь мгновенно бледнее смерти.

Лицо негодяя осветилось жестокой радостью.

– Все, чего я желал, – сказал он. – Боже мой! Один взгляд красноречивее пятидесяти фраз.

Потом, наклонившись с напыщенным почтением, он указал пальцем на мальчика и кормилицу:

– Я имею передать несколько слов великой важности вам, графиня, от одного из ваших старых друзей в Париже; не полагаете ли вы, графиня, что было бы гораздо удобнее, чтобы эта женщина и этот мальчик не присутствовали при нашем разговоре?..

– Ступайте! – сказала Маделена мальчику и кормилице, которой передала дочь. – Ступайте.

Они были одни, лицом к лицу.

– Говорил я тебе Маделена, – без предисловий начал капитан, – что я не вечно останусь в тюрьме. Я пробыл четыре года – это очень честно – потом меня, выпустили… Ты умерла, не было больше причин держать меня взаперти. Все равно. Видишь, моя милая, как глупо приобретать себе врагов; бывают такие, которые преследуют даже за могилой! А ты умерла, чтобы как Феникс возродиться из пепла! Ты теперь – большая барыня!.. Черт побери, какой роман: расскажи мне частности, это меня развлечет… Какой-нибудь обедневший дворянин женился на тебе за твои экю, любя прежде твои прелести в твоем монастыре в улице Сент Оноре?

Маделена, до тех пор не прерывавшая капитана, подняла при последних словах голову и отрывистым голосом сказала:

– Довольно!.. Сколько вы требуете за молчание?

– Сколько я требую? – усмехнулся Крокар. – О! о! я еще сам не знаю, сколько, но думаю, что не дешево, моя красавица. Я не награбил столько, как ты. Но все равно; скажи же, какой случай, что один старый кузен, который был клерком в Ферроне, умирает и делает меня наследником. Тысячу экю. Без этого, за коим чертом понесло бы меня в Оверн! Потом нужно же было, чтобы мне говорили о чудесах грота… почему я тебя и открыл.

– Сколько вы просите? – повторила Маделена, на лбу которой появились, крупные капли холодного пота.

 – Гм! Ты, однако, спешишь, чтобы я назначил. Я не занят… А знаешь ли, Маделена, ты все еще прелестна. Даже красивее, чем прежде, честное слово! За исключением денег мне было бы приятно… Твой муж, должно быть, добряк, вот хорошо бы, если бы ты представила меня мужу как своего друга!..

Маделена с такой силой положила руку на плечо Крокара, что она согнулась.

– Мой муж, – сказала она, – благороднейший человек! Это значит, что я скорее умру, чем доставлю ему хоть на минуту общество такого бандита, как вы.

Капитан нахмурил брови.

– Ты невежлива, Маделена, – возразил он, – и ещё ты неправа, когда курица в когтях лисицы, ей не к лицу ругательства. Наконец, признаем, что твой муж, по твоему выражению, благороднейший из людей; тогда ты вдвойне посмеялась над ним, и я потребую вдвое, чтобы не говорить ему.

– Вот уже час, как я спрашиваю у вас о цене.

– О! уж и час! Нет и десяти минут, как мы с вами болтаем.

– Ваша цена, чтобы немедленно удалиться!

– Немедленно! это досадно! Мне казалось, что я повеселюсь здесь. Ну, пяти тысяч экю – много?