Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Когда она вернулась в этот земной рай, множество вельмож и знатных дам, видя экс фаворитку почти прощенной, осмелились вернуться к ней. В Лувесьене уже не танцевали, но ужинали. И тогда за стол графини садились рядом принц де Конти, герцоги: де Лозанн, Коссе Бриссак, де Трем, маршал Ришелье, г-жи де Монако, де Витри, графиня де Форкальнье и Лагарп, Бомарше, Казот, Мармонтель, – философы и поэты наряду с могущественными земли… Но тогда могущество именно и принадлежало философам и писателям и доказательство было близко. Калиостро, Франклин, Император Иосиф II – сын Марш Терезии и брат Марк Антуанетты, Шведский король Густав III посетили Дюбарри в Лувесьене;
Даже после своего царствования Дюбарри могла думать, что она все еще царица…
Между тем время шло, а вместе со временем Лувесьен – Версаль Дюбарри, – как настоящий Версаль, начал наполняться мрачными тучами. Титулованные посетители становились все реже и реже. После сцен 5 и 6 октября 1789 года, когда королевское величество было оскорблено, большинство принцев и знатных вельмож сочли благоразумным эмигрировать. Коссе Бриссак не был в числе их.
Остался ее любовник, осталась и Дюбарри и по примеру своего любовника вся отдалась королевскому делу. Если ее упрекали в том, что она была главной причиной революции, по крайней мере ее не упрекнут, что она бежала перед ней. Несколько гвардейцев, успевших спастись от резни, после того несчастного случая, когда они вызвали нацию, прибежали просить пристанища в Лувесьен. Дюбарри приняла их, скрыла и заботилась о них; узнав об этом, Мария Антуанетта прислала благодарить ее. «Моя душа, мое тело, мое богатство – все что есть у меня принадлежит королеве» отвечала экс фаворитка. Королева не забыла этих слов.
Уже в 1776 году Дюбарри была жертвой значительной кражи: у нее пропала часть ее бриллиантов и в том числе подвески к серьгам, – подарок Людовика XV, – оцененные во сто тысяч экю. В 1789 году ее снова обокрали. Под предлогом отыскивания воров, бежавших, как думали в Англию, Дюбарри отправилась в Лондон, – на самом деле по приказанию королевы, переговорить с эмигрантами о том, как бы спасти королевскую фамилию; она четыре раза предпринимала это путешествие. В четвертый раз, в 1792 году, ее пробовали удержать в Лондоне ужасной картиной той участи, которая угрожала ей в Париже.
Дюбарри осталась глухой к самым усиленным просьбам. Она вернулась во Францию. Раз она была в Лувесьене, ожидая Бриссака, которого она не видала с самого возвращения. Она была одна, сидя под тополем, – одна, взволнованная каким то мрачным предчувствием.
Внезапно, она услыхала, что бегут по аллее, смеются, кричат…
– Это вы, Бриссак? – сказала она.
– Да, да! – отвечают ей. – Вот он, твой Бриссак. И откуда то сверху бросили ей на колени голову ее любовника.
Дюбарри выпрямилась, не испустив ни крика, не выронив ни одной слезы. К устам, которые так часто ей улыбались, она приложила свои губы.
То был последний поцелуй!..
Потом она упала без чувств.
Через несколько месяцев, 8-го октября 1793 года, по доносу одного негодяя, по имени Грейв, ирландца по происхождению, Дюбарри была арестована, как виновная в заговоре.
То Замор, – экс губернатора Лувесьена, за несколько дней до этого выгнанный ею, потому что она не без причины подозревала его в участии в краже бриллиантов, – чтобы отомстить, отыскал Грейва и передал ему многие бумаги, компрометирующая графиню.
Дюбарри находилась два месяца с половиной в Сен Пелажи, прежде чем предстала на суд. Приговоренная к смерти 7-го декабря 1793 года, она была казнена в одно время с отцом и сыном Ванденивер,
ее банкиром и корреспондентом, обвиненными как ее сообщники.Ей было тогда сорок восемь лет, и она все еще была восхитительно хороша. Всем известно как умерла она: плача, выпрашивая помилования, крича у подножия эшафоту: «еще одну минуту господин палач. Еще минуту сударь!..»
Чтобы покончить, мы передадим один любопытный анекдот, рисующий Дюбарри и рассказанный Викториеном Сарду.
Это было 14 июля 1789 года; Дюбарри была в Лувесьене, с г-жой ле Брэн, великой рисовальщицей, которая писала с нее портрет.
Лебрэн, прислушиваясь, вдруг остановилась, сказав:
– Но это пушки, графиня!
– Вы думаете? – спросила Дюбарри.
– Я уверена. Послушайте.
Действительно то были пушки, бравшие Бастилию.
Г-жа Лебрэн, испуганная, собирает свои кисти и спасается в Париж.
Портрет остался неоконченным, исключая головы.
Габриэль Делакруа (Прекрасная Лавочница)
Возможно ли, чтобы лавочница была куртизанкой? Милостивые государи и государыни! – это не только возможно, но верно. В царствование Великого короля, Короля-Солнце, как его называли, – в царствование величественного Величества Людовика XIV жила женщина, опозорившая почетную торговлю колониальными товарами… В течение трех лет Габриэль Делакруа, – Прекрасная Лавочница – заставляла краснеть весь Париж от скандала, производимого ее распутством.
Со времени ее процесса, начатого ее мужем, уставшего играть с утра до вечера роль Жоржа Дандена, и двор и город были ею очень заняты.
Ибо история эта кончается очень прозаически процессом.
Прежде всего, чтобы быть правдивыми, признаем, что если лавочник Делакруа был столько раз обманут своей женой, что когда он проходил под воротами Сен-Мартен или Сен Дени, – две совершенно еще новые триумфальные арки, – то сзади его всегда какой-нибудь злой насмешник кричал: «Наклонитесь, наклонитесь, мэтр Делакруа!», – чтобы быть справедливыми, сказали мы, признаем, что если Прекрасная Лавочница делала глупости, то в этом был несколько виноват муж ее – лавочник.
Первую глупость Людовик Семитт Делакруа, лавочник в улице Ломбардов, достигнувший в 1690 году сорока пяти лет, сделал, женившись на девушке едва достигнувшей шестнадцатой весны… И к тому же на бедной девушке!.. Отец ее Онисим Перро, башмачник в улиц Розье, давал на все и про все за дочерью жалкие четыре тысячи ливров.
Четыре тысячи ливров! Спрашиваем мы вас, что он значили для Делакруа – богача, надеявшегося сделаться еще богаче?..
Но она была так хороша, так мила, – эта маленькая Мария Габриэль Перро, – со своими большими глазами, что один поэт сказал ей однажды: « – Вы, мадмуазель, должно быть долго не засыпаете?
– Почему вы так думаете?
– Потому что нужно время, чтобы закрыть эти глаза.»
С розовым и свежим ротиком, с прямыми, подвижными ноздрями, – признак чувственности – она была очень мила!
Лавочник из улицы Ломбардов влюбился в дочь башмачника из улицы Розье, приходя снимать мерку для башмаков. Чтобы повидать прелестную Габриэль, каждые две недели Делакруа являлся заказывать башмаки. Из этого вышло, что когда он женился, он был обут, – если еще не причесан, – на многие годы. Наконец на семнадцатой паре он объяснился. Дело было сразу закончено…