Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Провинциал выражался таким честным тоном… Он имел такой нежный, такой искренний вид… и притом он немного ел…
Ну, я согласна, – сказала г-жа Арну; вас будут кормить, молодой человек… Это будет стоить двенадцать пистолей в месяц за стол и за квартиру.
– О! все, что вам будет угодно, сударыня!..
– Гм!..
– Мне кажется это вовсе не особенно дорого!..
Все, что вам будет угодно! несколько поразило слух матери Софи. Но действия и жесты ее жильца, по окончании этого разговора рассеяли эти важные предубеждения. За обедом, за завтраком, сидя против Софи, Этьен Годар, хотя и говорил,
– Э! а!.. шутливо заметила ему г-жа Арну, – Вы г-н Годар говорили, что мало кушаете. Нет, вы упражняетесь хорошо!
– Я быть может, сударыня, уж слишком?..
– Нет! нет! кушайте! Ваши такие лета! Только, между нами, если вы останетесь у нас месяц, полагаю, мне немного останется барыша от ваших двенадцати пистолей; тем более, что с некоторого времени все дорого: и дичь и рыба. Здесь не так, как у вас в провинции, где все дается почти задаром.
– Если бы я осмелился, сударыня.
– Что бы вы сделали?
– Мой отец, вследствие своих связен с фермерами, имеет столько дичи, сколько пожелает… Написав ему одно слово, объяснив ему как я ласково принят в вашем уважаемом доме, я не сомневаюсь, что он сочтет за честь прислать несколько зайцев, несколько куропаток, дикую козу…
– Еще бы! вскричал г-н Арну, для которого обжорство было любимым грехом, – не стесняйтесь, молодой человек! пишите…. хоть сейчас же пишите вашему батюшке! Неправда ли жена, неправда ли Софи, что нет ничего неприличного, если творец дней г. Годара пришлет нам несколько штук дичи, в которой он катается как сыр в масле?..
– Конечно, ответила г-жа Арну.
Софи не отвечала; она только утвердительно склонила голову.
Обед кончился; встали из-за стола.
Баста! сказал сын торговца хлебом. – Теперь я прилягу: путешествие ужасно утомляет. А завтра утром я отправляюсь в улицу Лагарн, к мэтру Гизе, поговорить о нашем процессе.
– Но, сказала Софи, – если вы останетесь недели на три, или на месяц в Париже, вы не все время употребите на разговоры о процессе с вашим прокурором.
– О нет!.. Я надеюсь также осмотреть столицу…
– Вы в Париже в первый раз?
– В первый. Я посещу бульвары, замечательные памятники, церкви…
– Театр, сказал г. Арну.
Этьен Годар опустил глаза.
– Папенька запретил мне бывать в театрах, пробормотал он.
– Досадно! возразила Софи… У меня есть одна приятельница, – певица в королевской музыкальной Академии; если бы вам было приятно, я могла бы достать билет в ложу третьего яруса.
– Два ливра экономит, заметил г-н Арну.
Выражение лица Этьена Годара делалась все тревожнее
– О! Я очень благодарен вам, ответил он. – Но батюшка именно заставил меня поклясться его седыми волосами, что моя нога не будет в опере.
Софи закусила губы.
– Этот мальчик слишком глуповат! сказала она самой себе. – Или я глупа, или под его глупостью скрывается очень много ума!..
А так как этот простак, или, следуя ее выражению, казавшийся простаком, был очень красив и изящен, не смотря на свое грубое платье, – Софи, тоже удалившись в свою комнату, легла в постель, исполненная мечтаний.
И вскоре, преследуя,
с закрытыми глазами, приятную мысль, она мечтала о том что Этьен Годар был знатный вельможа, влюбленный в нее, который вдруг сбросив маску, предлагает ей похитить ее из родительского дома и поместить в ее собственном отеле, на что она тотчас же согласилась бы, – о! сию же минуту!..Прошла неделя, и ничто не оправдало предположений Софи. Она начинала думать, что Этьен Годар из Кайены есть действительно Этьен Годар. Молодой человек вставал на рассвете и работал до завтрака в своей комнате, занимаясь, – как говорил он, – перепиской бумаг по своему процессу. После завтрака, раскланявшись с семейством Арну, он отправлялся толковать со своим прокурором, а от него разгуливать по городу. Как только готовились сесть за обед, он являлся, точный как солнце, ел много, пил мало, говорил еще меньше. Г-жа Арну была в восхищении.
– Какой прекрасный молодой человек! – повторяла она. – Говорите после этого о провинции! Уж наверно не в Париже встречают подобных ему!..
Г-н Арну обожал своего жильца, потому что жилец вполне исполнил свои гастрономическая обещания, и чрез пять дней после того как он послал письмо, дикая коза, зайцы, куропатки явились в отель Шатильон.
И, посылая дичь, – Этьен показал письмо г-же Арну, – торговец хлебом писал сыну: «скажи г-ну и г-же Арну, что я весь к их услугам. Что когда дичь выйдет, они будут иметь новую».
Как подозревать намерения сына человека, который пишет такие милые вещи! После чтения этого параграфа письма Годара – отца г-жа Арну на целые десять минут, без тени беспокойства оставила Этьена одного с Софи.
Что касается г-на Арну, весь занятый тем, как он проест всю ату провизию, свалившуюся к нему с неба? – если бы он увидал, что его жилец внезапно превратился из барашка в волка и стоял на коленях перед дочерью, у него не хватило бы смелости осведомиться, что это значит.
Притом же Этьан Годар не злоупотребил оказанным ему доверием.
В эти десять минут уединения с прелестной девушкой, – за которые другие заплатили бы столько же луидоров, сколько прошло секунд, – он не сказал ей почти ни слова. На другой и на третий день тоже самое… Прошло восемь дней, о которых мы говорили, и Софи, не без тайного сожаления, сказала самой себе: «на самом деле, баран – настоящий баран!»
Вечером на девятый день мать и дочь долго шептались во время обеда и вот по какому поводу: Софи, которую с конца сентября легкая болезнь горла удерживала дома, чувствуя себя выздоровевшей, хотела отправиться к директору г. Тюре, объявить ему, что она снова готова вступить на сцену; г-жа Арну из благоразумия и заботливости советовала ей отдохнуть еще два или три дня.
Тут не было ничего необыкновенного, и если они облекали это тайной, то потому, что так как жилец их не знал, что дочь их оперная певица, они не находили нужным открывать ему это. Софи одержала верх; г-жа Арну уступила; решено было завтра отправиться к директору.
Но день Всех Святых приближался; дни становились холодны; было необходимо, чтобы Софи потеплее оделась, чтобы не простудиться снова. А ее ватное новое шелковое пальто было у г-жи Бернар, портнихи, которой оно было отдано для того, чтобы она его несколько переделала.