Жизни Кристофера Чанта

Тут вмешался папа, будто не в силах больше сдерживаться:

– Именно на это я и надеялся, сын мой! Габриэль де Витт станет твоим законным опекуном, и в свое время ты станешь следующим Крестоманси.

– Следующим Крестоманси? – повторил Кристофер.

Он уставился на папу, зная, что теперь у него нет ни малейших шансов выбрать себе карьеру самостоятельно. Всё уже было устроено. Его мечты о том, как он станет знаменитым игроком в крикет, поблекли, рухнули и обратились в прах.

– Но я не хочу…

Папа решил, что Кристофер не понял:

– Ты станешь очень важным человеком. Ты будешь следить за всей магией в нашем мире и не допускать, чтобы с ее помощью наносили вред.

– Но… – сердито начал Кристофер.

Слишком поздно. Туманная человеческая фигура формировалась внутри пятиконечной звезды. Она кристаллизовалась в бледного пухлого молодого человека с длинным лицом, в очень строгом сером костюме с накрахмаленным воротником, который казался слишком тугим для него. Он держал штуковину, похожую на телескоп. Кристофер помнил его. Молодой человек был одним из тех, кто находился в больничной палате, после того как все подумали, что Кристофер умер.

– Доброе утро, – произнес молодой человек, выходя из звезды. – Меня зовут Флавиан Темпл. Монсиньор де Витт послал меня проверить вашего кандидата.

– ПРОВЕРИТЬ ЕГО! – закричал доктор Посан. – Я уже СДЕЛАЛ это! За кого вы меня принимаете? – он обратил к папе рассерженный взгляд: – Государственные служащие!

Флавиан Темпл явно нашел доктора Посана таким же пугающим, как в свое время Кристофер. Он слегка вздрогнул.

– Да, доктор, мы знаем, что вы это сделали. Но у меня инструкции проверить ваши выводы, прежде чем двигаться дальше. Не мог бы мальчик ступить в пентаграмму?

– Давай, сын, – сказал папа. – Встань внутри звезды.

С чувством беспомощной ярости Кристофер ступил в нарисованный мелом рисунок и стоял там, пока Флавиан Темпл разглядывал его через похожую на телескоп штуку. Наверняка есть способ сделать так, чтобы казалось, будто у тебя только одна жизнь, подумал он. Должен быть! Но он понятия не имел, что это за способ.

Флавиан Темпл нахмурился:

– Я вижу только семь жизней.

– Он уже потерял ДВЕ, ты, толстый молокосос! – проревел доктор Посан. – Они, что, ничего тебе не рассказали? Скажи ему, Чант.

– Я уже потерял две жизни, – услышал Кристофер свои слова.

На узоре были какие-то чары. Потому что иначе он стал бы всё отрицать.

– ВИДИШЬ? – рявкнул доктор Посан.

Флавиан Темпл сумел превратить вздрагивание в вежливый поклон.

– Вижу, доктор. Раз так, я, конечно, заберу мальчика на беседу с монсиньором де Виттом. Окончательное решение может принять только монсиньор де Витт.

Кристофер воспрянул духом. Возможно, еще ничего не устроено. Но папа, похоже, считал, что устроено. Он подошел и обнял Кристофера за плечи.

– До свиданья, сын мой. Я очень счастлив и горд. Попрощайся с доктором Посаном.

Доктор Посан тоже вел себя так, словно всё уже устроено. Его кресло прокатилось вперед, и он протянул Кристоферу большие багровые пальцы-бананы.

– Пока, Чант. Не обращай внимания на их официальные манеры. Этот Флавиан – просто глупый государственный служащий, как и все они.

Когда Кристофер пожал багровые пальцы, на ручке кресла доктора Посана материализовалась старая миссис Посан в хрустящей белой ночной рубашке, держа свернутое в полосатый узел вязанье.

– До свиданья, дитя, – сказала она. – Ты очень хорошо читал. Вот подарок, который я связала для тебя. Он наполнен защитными чарами.

Она наклонилась вперед и обернула вязанье вокруг шеи Кристофера. Оно оказалось шарфом футов десять длиной с полосками всех цветов радуги.

– Спасибо, – вежливо произнес Кристофер.

– Подвинься… э, Кристофер… но не покидай пентаграмму, – сказал Флавиан.

Он шагнул обратно внутрь мелового рисунка, заняв больше половины пространства, и взял Кристофера за руку, чтобы удержать его внутри. Старая миссис Посан помахала высохшей рукой. Больше никто ничего не говорил, и Кристофер вдруг обнаружил, что находится в другом месте. Это выбивало из колеи еще сильнее, чем когда папа увел его из школы.

Они с Флавианом стояли в гораздо большей пентаграмме, выложенной из белых кирпичей или плиток на полу величественного помещения со стеклянным куполом высоко над головой. Под стеклянным куполом на следующий этаж изгибом поднималась величественная лестница из розового мрамора. По кругу располагались открытые двери, величаво обшитые панелями, с возвышавшимися над ними статуями – над самой величавой еще и располагались часы. Со стеклянного купола на длинной цепи свисала громадная хрустальная люстра. Позади Кристофера, когда он повернулся посмотреть, оказалась большущая входная дверь. Он понял, что находится в вестибюле громадного особняка, но никто не додумался сообщить ему, где он.

Вокруг выложенной плиткой пентаграммы стояли ждавшие их люди. И все они тоже выглядели величаво и мрачно! И мужчины, и женщины были одеты в серое и черное. Мужчины носили ослепительно белые воротники и манжеты, а женщины – аккуратные черные кружевные митенки. Кристофер чувствовал на себе их взгляды – оценивающие, неодобрительные, холодные. Под этими взглядами он сжался в маленького неопрятного мальчика и с предельной ясностью осознал, что на нем та же самая одежда, в которой он ушел из школы.

Прежде чем он успел сделать что-то еще, к нему шагнул мужчина с заостренной седой бородкой и забрал полосатый шарф.

– Ему это не понадобится, – потрясенно сказал он.

Кристофер подумал, что это Габриэль де Витт и приготовился возненавидеть его. Но Флавиан, извиняясь за Кристофера, ответил:

– Конечно, нет, доктор Симонсон. Знаете, ему дала это старая леди. Мне…

Кристофер решил ненавидеть бородатого человека в любом случае.

Одна из леди – невысокая и пухлая – шагнула вперед.

– Спасибо, Флавиан, – произнесла она решительным командирским тоном. – Я отведу Кристофера к Габриэлю. Следуй за мной, молодой человек.

Она развернулась и, шурша юбкой, направилась к розовой мраморной лестнице. Флавиан слегка подтолкнул Кристофера, и Кристофер вышел за пределы узора и последовал за ней, чувствуя себя ужасно маленьким и грязным. Он знал, что воротник у него торчит с одного бока, а ботинки запылились, и он чувствовал дырку в левом носке, выглядывавшую из ботинка и красующуюся перед всеми в вестибюле, пока он поднимался следом за леди.