Жрецы

Иолай, изо всех сил стараясь казаться невозмутимым, долго не отвечал.

– Старухе изменило ее хваленое чутье, - наконец проговорил он чуть небрежно.
– Она опрометчиво решила, что Фивы маловаты для двоих таких, как мы... и оказалась права. Галинтиада просто не оставила мне выбора, Эврит.

Эврит молча смотрел в потолок.

Иолай поднял глаза - нет, трещины не змеились по этому потолку, он был чист и гладок, как черепок Мойр с еще не проявившимся жребием.

– Но ты не Одержимый, Амфитрион, - прозвучали слова басилея.

– Нет, - прошлое имя вдруг показалось Иолаю чужим.
– Но и ты, Эврит, одержим Тартаром по-другому, чем покойница-Галинтиада.

– Верно. Павшие для меня - союзники, но не господа. А ты, Амфитрион, ты тоже больше устраиваешь меня как опытный союзник, а не как безвольная кукла по имени Иолай. Ты ведь понимаешь, что в случае предательства... даже моего влияния не хватит, чтобы уберечь от кары тебя или близких тебе людей.

– Ты поверил мне, Эврит, - зло усмехнулся Иолай.
– Иначе никогда не стал бы угрожать. Интересно, чем же ты надеешься испугать меня?

– А я и не собираюсь тебя пугать, лавагет. Просто мне надо привыкнуть к мысли, что ты - не тот человек, чье тело... носишь; и тем более не тот человек, который бросится в храм доносить богам, вопия о богохульстве, или примется трепать языком на площадях. Впрочем, я становлюсь болтливым, а это не к лицу главе Салмонеева братства.

Иолай ожидал чего угодно, но не этих слов. Да, конечно, он слышал историю об элидском правителе Салмонее-Безумце, который объявил себя Зевсом, принялся грохотать медными тазами и швырять в воздух зажженные факелы, уверяя всех, что это - гром и молния; и, наконец, стал присваивать жертвы Громовержца, после чего разъяренный Зевс - настоящий - испепелил безумца вместе со всем его городом.

Салмонеево братство?

Отзвук сумасшествия Персеевых времен?! Но если сумасшествия - почему Зевс не дал людям вдоволь посмеяться над Салмонеем, а уничтожил невинных жителей вместе с басилеем-еретиком и их городом?

– Большинство братьев сейчас здесь, в Ойхаллии, - продолжал Эврит. Надеюсь, мне не придется формально нарушать клятву, называя тебе их имена?

– Не придется, - кивнул Иолай.

Мысли его тем временем принимали совсем иной оборот. Плешивец Авгий ведь он правит Элидой, заново отстроенной резиденцией мятежного Салмонея! Спартанец Гиппокоонт - с этим пока неясно... зато Нелей Пилосский - внук Салмонея-Безумца по матери, фессалийке Тиро!

А Лаомедонт-троянец - не сам ли он распространяет слухи о себе: дескать, несокрушимые стены моего города возводили Феб с Посейдоном, а я потом изгнал богов прочь и даже грозился (когда боги потребовали платы) отсечь им уши и продать как рабов!

Мятеж против Олимпийцев?!

Задумавшись, Иолай пропустил последние слова Эврита мимо ушей.

Спохватившись, он затряс головой, делая вид, что в ухо ему попала вода.

Басилей Ойхаллии насмешливо наблюдал за этими действиями.

– Вот так и боги, - Эврит зачерпнул пригоршню благовонной пены и резко сжал кулак, - как вода в ухе: и слышать мешают, и не вытряхнешь... А надо бы. Пора уже нам самим брать в руки поводья истинной власти; пора нам править людьми.

Потом подумал и поправился:

– Нам, людям.

– То есть Салмонеевым братьям?
– Иолай взял со стенного выступа костяное шильце, поиграл им; тоненькое жало послушно проклевывалось между пальцами и вновь исчезало.

– То есть.

– Ясно. Осталась малость - снести Олимп. Вы, случаем, не Гиганты? особенно сукин сын Авгий? Как там рапсоды поют? "Буйное племя Гигантов, прижитое Тартаром с Матерью-Геей; питомцы недр потаенных, взрастивших погибель богам олимпийским - о медношеие, о змеерукие, о разновсякие..." По-моему, еще и бронзоволобые. Ну как?

– Остроумно, - оценил Эврит, накручивая на палец длинную прядь, намокшую и оттого из белоснежной ставшую какой-то мутной.

– Нет, Амфитрион, Гиганты - это не мы. И насчет недр Геи - чушь. Гиганты...

Он вдруг стал очень серьезен, и лицо басилея измяла, исковеркала странная судорога.

– Гиганты - наши дети. Наши и Павших. Нет, не дети - внуки. А остальное - про гибель богов олимпийских - правда.

Вода сделалась на миг нестерпимо холодной.

– Но ведь... Павшие - в Тартаре!
– еле выдавил Иолай.
– А те, которые на земле - чудовища! Они и на людей-то не похожи!..

– Не все. До некоторых из них - вернее, из их потомков (причем более-менее похожих на людей) - у Олимпийцев не дошли руки. Руки твоего Геракла, а также Персея, Беллерофонта и других... Мусорщиков. Например, Горгон было трое; две из них - Сфено и Эвриала - живы до сих пор. У той же Медузы было два сына; Пегаса Олимпийцы почти сразу взнуздали, чего не скажешь о Хрисаоре Золотом Луке и его сыне от океаниды Каллироэ Трехтелом Герионе. Бедный мальчик!
– его смерть была для нас большим потрясением...

Иолай вспомнил рассказ близнецов, вернувшихся с Эрифии [Эрифия пурпурный остров Заката по ту сторону Океана; место обитания Трехтелого великана Гериона, внука Медузы Горгоны, чьи стада пасли Гигант Эвритион (Эвритион - греч. "родич Эврита") и двуглавый пес Орф] и приведших знаменитых коров Гериона - проклятые твари всю дорогу разбегались, и до Микен добралась в лучшем случае половина - о битве с Трехтелым, хозяином Эрифии, и его подручными.

Бедный мальчик?!

– Ты думаешь, Амфитрион, - говорил дальше Эврит, - что Герион с твоим Гераклом из-за коров дрался? Нет, он прикрыл собой Дромос, ведущий на Флегры - колыбель Гигантов. Мир его праху... Короче, если Олимпийцы вовсю плодят ублюдков-героев - извини, дорогой Амфитрион, но это правда - то почему бы нашим детям не сочетаться с потомками Павших? Поверь, не всегда это было приятно, и не все потомство выжило; как и не все родители. Но... Зато теперь Гиганты существуют не только в песнях велеречивых рапсодов. Они - на Флеграх; и в страшных снах Олимпийцев.

– Допустим, - хрипло пробормотал Иолай, - допустим, что боги погибнут в Гигантомахии. И что с того Павшим, если они останутся в Тартаре?

– Ничего. Во всяком случае, я очень хотел бы, чтобы так и было. Пусть тешатся местью... не покидая медных пределов преисподней.

– А сами Гиганты?

– Ты разочаровываешь меня, Амфитрион-лавагет. Олимпийцы рассчитывают на помощь Геракла в грядущей битве; и не мне объяснять тебе, что значит свой человек во вражеском стане! Пару раз промахнуться, замешкаться, растеряться... подвернуть ногу, наконец!
– и Гиганты выполнят свое предназначение. Зато потом воспрянувший Геракл возьмет свое... и Гигантов не станет.

"Вот они, неприятности Гермия, - понял Иолай.
– Причем о некоторых Лукавый еще не знает."

– Сын Зевса не пойдет на это, - твердо отрезал он, вовремя вспомнив, что известно о Геракле всем, в том числе и Эвриту.

– И не надо. У него есть брат - да еще такой, что Олимпийцы вряд ли заметят подмену.

– И как же ты собираешься заменить Алкида Ификлом, хитроумный Эврит?

– Мы собираемся, достойнейший Амфитрион. Мы с тобой. Неопасная рана, щепоть сонного порошка в вине - и Геракл спит, а Ификл завоевывает Микенский трон, "помогая" богам в Гигантомахии. Ведь вместе с Зевсом исчезнет и его покровительство Эврисфею, мешающее Амфитриадам восстановить законное право. Салмонеево братство поддержит вас...