Жрецы

Чуть поодаль у пристани спешно грузился двадцативесельный торговый корабль. Близ него на берегу грудой были свалены разномастные тюки, мешки и связки остро пахнущих кореньев, а грузчики резво бегали по сходням, перетаскивая все это добро на борт.

Единственным, что грузчики опасливо обходили стороной, была подвода с четырьмя огромными, почти в рост человека, глиняными пифосами. Грузчиков вполне можно было понять: каждый из пифосов-гигантов весил никак не меньше четырех талантов, катить их по мосткам не представлялось возможным, а заносить злополучные пифосы вдвоем-втроем - так и упасть со сходней недолго, а нести ответственность за гибель товара не хотелось никому.

Хозяин - краснорожий, похожий на медведя купец в залитом жиром хитоне - был вне себя: топал ногами, грозился, но все было напрасно.

– Да вы знаете, прохвосты, кому предназначен этот груз?! Ведь это вино заказал сам басилей Ойхаллии, славный Эврит, к праздничному столу! Боги, эти пифосы - кровь из носу - должны к полудню быть на Эвбее!

– Будут, - услышал купец над самым ухом чей-то уверенный бас, и на плечо ему опустилась тяжелая пятерня, изрядно придавив толстяка к Матери-Гее.
– Если кровь из носу - значит, будут.

Первой мыслью обернувшегося купца было: "Похоже, вчера я-таки перебрал!.. опять же, с рассвета на солнцепеке..."

В глазах у купца явно двоилось. Перед ним стояли два совершенно одинаковых здоровяка, волосатых и бородатых, и оба одинаково ухмылялись, одновременно склонив головы к правому плечу. Даже застарелые шрамы на руках и ногах - и те, похоже, были одинаковыми.

– На корабль возьмешь?
– без обиняков поинтересовался тот, что стоял слева; правый же промолчал - и купец облегченно вздохнул: Вакхово безумие и солнечный удар оказались совершенно ни при чем.

– Перетащите пифосы - возьму!
– поспешил заверить он братьев (в этом уже не было никакого сомнения).

– Тогда - по рукам, - кивнул тот, что стоял справа.
– Эй, вы, крикнул он грузчикам, - а ну-ка, тащите сюда во-он те доски! Они вроде покрепче будут... Давайте, бездельники, пошевеливайтесь!

У пристани уже начала собираться толпа настоящих бездельников, намеревавшихся поглазеть на любопытное зрелище. От Лихаса с Иолаем не укрылось, что один человек в добротной, но запыленной одежде отошел чуть в сторону и с ложным безразличием поглядывал то на устанавливавших дополнительные сходни братьев, то на сгрудившихся зевак.

– Ты его знаешь?
– Лихас указал Иолаю на этого странного зрителя.

Иолай только плечами пожал.

Наконец новоявленные работники установили сходни, как считали нужным, и немного попрыгали на них, проверяя крепость.

– Вы б лучше с пифосами на плечах прыгали, - ехидно посоветовали из толпы.

– Угу, - согласно буркнули братья и двинулись к подводе.

Собравшиеся на берегу злорадно заулыбались, предвкушая потеху.

И как в воду глядели!
– братья попытались приподнять один из пифосов, берясь то за боковые ручки, то обхватывая поперек; потом сокрушенно покачали головами и, вцепившись в борт, медленно поволокли груженую подводу ближе к сходням.

Вокруг засвистели, заулюлюкали; "Во-во, как раз ослиная работа!" бросил кто-то из первых рядов и едва успел отскочить, потому что колесо подводы уже собиралось переехать его ногу; у самых сходен подвода накренилась, попав в выбоину, ближайший пифос поехал к краю под гогот зевак и вой несчастного купца...

Один из братьев подставил мозолистую ладонь под днище посудины, другой рукой ухватился за ручку и пошел себе по сходням, прижимая пифос к заросшей шерстью груди.

– Хорошее вино взбалтывать нельзя, - мимоходом пояснил он купцу, застывшему с открытым ртом.
– Осадок... и Дионис обижается.

И, дойдя до середины мостков, дважды подпрыгнул, на удивление мягко приземляясь.

Дерево заскрипело, но выдержало; купец-хозяин заскрипел, но выдержал - и вскоре первый пифос уже стоял на палубе.

А по сходням к тому времени неспешно поднимался второй брат - правда, в отличие от первого, держа пифос на плече, как рабыни носят кувшины с водой.

Купец потрясенно следил за происходящим, беззвучно шлепая отвислыми губами, словно вытащенная из воды рыба.

– Зевс-Бротолойгос, пошли мне таких работничков!
– пробормотал наконец толстяк.
– Ну что тебе стоит, Великий?

– Размечтался!
– пропел у него за спиной мальчишеский голос.
– Тебя, случаем, не Эврисфеем зовут?

– Нет, - машинально ответил купец, и, повернувшись, обнаружил совсем рядом нахального прыщавого юнца, который осклабился прямо ему в лицо щербатой ухмылкой.

– Ты еще кто такой?!
– набросился было на юного наглеца пришедший в себя купец, но осекся, вспомнив, чье имя только что назвал мальчишка. А также вспомнив, какой "работничек" двенадцать лет служил микенскому ванакту Эврисфею.

Багровую физиономию толстяка словно мукой присыпало, но никто из толпы не обратил на это внимания.

– Да ведь они на Эвбею вместе с женихами собрались!
– выкрикнул какой-то остряк.
– К Иоле свататься! А в мишень вместо стрел будут пифосы швырять! Враз Эврита-лучника обшвыряют!

– Это мысль, - отозвался, не дойдя до сходен, один из атлетов.
– Тем более, в такую цель, как твоя задница, даже пифосом не промахнешься!

И качнул ношу, явно собираясь проверить, что крепче: пифос или голова этого пустозвона.

Толпа шарахнулась, купец зажмурился, мысленно взывая ко всем богам разом - на голову остряка ему было плевать, но вино, драгоценное вино!.. и тут знакомый мальчишеский голос посоветовал:

– Ты б поостыл, Алкид... неровен час, сорвется рука, а я-то рядом стою!

– Я не Алкид, я Ификл, - буркнул атлет через плечо и сгрузил последний пифос на палубу.
– Вечно ты, Лихас, лезешь!.. я их только пугнуть хотел...

– Врешь, небось, - уверенно заявил Лихас, и купец опасливо разлепил веки.
– И что Ификл, и про "пугнуть", и про то, что я вечно лезу.

– По шее хочешь?
– осведомился работник и вновь взялся за пифос.

– Не-а!
– Лихас поспешно отпрыгнул назад.
– Вот теперь верю, что ты Ификл. Алкид - тот никогда мне по шее дать не грозился!

– А сразу давал!
– хором закончили подошедшие Иолай и второй работник.

Лихас обиделся и замолчал.

...Когда поклажа из колесницы Иолая была перенесена на борт, корабль наконец отчалил, а четверо пассажиров удобно устроились на корме - рядом с рулевым веслом и глухим к чужим разговорам кормщиком - Иолай в упор посмотрел на братьев, у которых из личного имущества оставалось по ясеневой дубине и тяжелому луку на брата, а про остальное лучше было и не вспоминать.