Журавли улетают на юг
Шрифт:
На берегу, в кузнице, с тонким звоном падали на наковальню молотки там клепали, ремонтировали металлический такелаж. За кузницей жужжало колесо - это перевивали веревочную снасть. Толстые черные канаты, как рельсы, лежали на земле.
Тропинка разделилась на две. Варя свернула на левую. Александр пошел было с Евсеем Маркелычем.
– А вы бы меня проводили, - сказала Варя.
– Пожалуйста! - с готовностью откликнулся Александр.
Высокие бурьяны - полынь и лебеда - плотной стеной стояли по сторонам тропинки, идти рядом было тесно и неловко. Александр взял девушку под руку.
– Вот вы, значит, и домой приехали, - вдруг сказала она.
– Не совсем еще.
– Это считать нечего.
– Если это считать нечего, так и вы тоже скоро дома будете.
Варя высвободила руку и пошла вперед. Александр успел заметить, как напряженно у нее сдвинулись брови, совсем по-отцовски.
– Буду, конечно...
Верхушки полыни дождем летели на тропинку. Варя обрывала их и бросала обеими руками.
– Счастливо вам на новом месте работать! - отрывисто сказала она, даже не оглядываясь на Александра.
– Спасибо, Варенька... Эх, если бы вы знали, как мне сейчас домой хочется! Ничего другого на свете не надо - только бы домой!..
Тропинка круто спускалась в небольшой овраг. Здесь уже стлались густые предосенние сумерки, холодом и сыростью тянуло от бурьянов. Варя остановилась и, резко повернувшись, глянула прямо в лицо Александру:
– Ничего не надо?
– Ничего! - улыбаясь, сказал Александр.
Варя протянула ему руку:
– Мне тут уже недалечко, дойду одна. До свиданья!
– Варя, я провожу...
– Нет, не надо! - Варя быстро пошла по тропинке.
– Варя, подождите!..
– Вы ведь домой торопитесь, вам некогда, - не оглядываясь, кинула она. - Мне тоже некогда!
И, оставив ошеломленного Александра одного, на ходу слегка поводя плечами, Варя поднялась на противоположный скат оврага и скрылась за густыми бурьянами.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
НОВОЕ РЕШЕНИЕ
Евсей Маркелыч прирос к скамье. Все было сказано. И все было ясно. Давно следовало встать и уйти. Но он сидел, тискал в жестких ладонях фуражку, глядел в распахнутые створки окон, где лежали поздние, переходящие в чернь ночи сумерки, и не мог решиться встать. Встать - это значило согласиться. Встать - это значило принять все на свои плечи. И он сидел и молчал, чего-то еще выжидая.
Это - и именно так - понимали и Петр Федорович, впотьмах жадно куривший папиросу за папиросой, и парторг леспромхоза Иван Антонович Глущенко, и Трифон Васильевич, начальник рейда. Они много уже говорили, и теперь, если замолчал Евсей Маркелыч, следовало и им помолчать. Дождаться, когда он встанет и тем самым скажет: да.
Фиолетовое небо быстро темнело, как темнеет промокательная бумага, положенная на разлитые по столу чернила. Вызывающе четко где-то за спиной Евсея Маркелыча отщелкивал доли минут маятник ходиков.
– Значит, плыть? - наконец сказал Евсей Маркелыч.
Ему никто не ответил. Много раз повторялось, что надо плыть. Зачем же еще говорить!
Петр Федорович встал:
– Ты подумай еще. Мне хочется, чтобы ты сам понял.
– Пошел я! - глухо сказал Евсей Маркелыч. - А слово мое: что ж, согласен, коли так дело сложилось...
Наткнувшись
на стол и с сердцем двинув его в сторону, он ощупью отыскал дверь, толкнул ее ногой и исчез в темноте.Петр Федорович вышел следом за ним на крыльцо, постоял, прислушиваясь к его неровным шагам, и мягко сказал через плечо:
– Трифон Васильевич, надо будет им одеждой, обувью подсобить.
Начальник рейда неохотно откликнулся:
– Где взять? Нет у меня лишнего.
– Дай из нелишнего.
– И нелишнего нет.
– Все равно дай. Ты понимаешь: девчата ехали на неделю, кто в чем; есть и вовсе налегке. Дай.
– Ладно.
Петр Федорович вернулся на свое место.
– И снасть запасную - все, что есть у тебя на складе, им отдай.
– С этим дело проще, кое-что наберу.
– Команду бы усилить, человека три мужиков, - вмешался Глущенко.
– Этого не могу. Сами знаете, Иван Антонович, нет на рейде ни одного мужчины, все в низовьях с плотами.
– Знаю. И все-таки есть.
– Где? Кто?
– В Енисейске на ремонте "Сплавщика" у тебя четверо мужчин занято.
Начальник рейда покачал головой:
– Это квалифицированные рабочие. Их снимать нельзя.
– У тебя срочного ремонта, кроме "Сплавщика", нет, - возразил Глущенко.
– Срочного нет, а вообще ремонтных работ много и квалифицированных рабочих не хватает.
– Пусть оставшиеся напряженнее поработают, - не уступал Глущенко, - а этих, как закончат ремонт, вместе с пароходом пошли. Пойми: девчатам нелегко будет.
– Понимаю. Но...
– Пошли! - строго сказал Петр Федорович. - Иван Антонович правильно говорит: нельзя это задание только на плечи Евсея Маркелыча с его командой перекладывать, на всех надо разложить.
– Сделаю, - помолчав, ответил начальник рейда.
– И еще одного человека надо послать, - сказал Глущенко. - Меня надо послать.
– Сразу, отсюда? - спросил Петр Федорович.
– Да.
– А если тебе сперва в Енисейск поехать и поторопить людей с ремонтом? Так будет не лучше?
– Пожалуй, лучше, - согласился Глущенко. - Здесь, пока плеса ровные, тихие и погода хорошая, поплывут одни. А я в Енисейске, может быть, еще и из одежды им чего-нибудь достану, кроме того, что даст Трифон Васильевич.
– Договорились...
У кузницы лоцман столкнулся с Александром.
– На плот, Евсей Маркелыч? - спросил Александр, прибавляя шаг, чтобы не отстать от него.
– Куда же еще!
– А ты, кажется, в баню хотел?
– В баню? Будет всем нам баня, - сказал лоцман так, что Александру не захотелось его расспрашивать.
Молча они спустились с косогора - галька трещала и сыпалась под ногами, - молча приблизились к лодке.
– Ну, а ты, парень, зачем? - неожиданно спросил Евсей Маркелыч. Взялся за лодку и толкнул ее на воду.
– То есть как - зачем? - удивленно спросил Александр. - На плот. Ночевать.
– Ночевать? - повторил Евсей Маркелыч. - Чего ж тебе на плоту ночевать? Взял бы в деревне устроился. Лучше... Либо в лодке переплыл бы Енисей на ту сторону, да и пешим ходом в Утесову и в Кондратьеву, значит. Недалеко здесь.