Журавлик - гордая птица

— Простите, — раздался чей-то тихий голос. Женька подняла голову и увидела стоящую рядом официантку, — у нас есть игровая комната, небольшая, но очень уютная. И сейчас она никем не занята. Там есть несколько диванчиков, и, если хотите, можете отнести туда вашего сына, чтобы он смог отдохнуть в тишине. При слове «сын» Женя вздрогнула от неожиданности — настолько непривычно это прозвучало, но не предприняла ни малейшей попытки развеять заблуждения девушки.

— Да, спасибо вам большое, — ответила она, принимая предложение. Женя медленно встала, не желая прервать сон устроившегося на её руках ребёнка, и отправилась вслед за предложившей помощь официанткой.

Оказавшись в игровой комнате, она положила Алекса на маленький детский диванчик и накрыла его лежащим на подлокотнике пледом. Едва она, заботясь о комфорте мальчика, успела подоткнуть края шерстяного покрывала, как в дверях появилась голова Эммета. Женька вскочила и, схватив его за руку, потянула на противоположный конец комнаты и усадила на оказавшуюся под боком кушетку.

— Каллен, — прошипела она, — как ты мог наговорить такого ребёнку?!

Эммет вытаращил глаза от неожиданности, не понимая, о чём идёт речь.

— Ты твердил ему о примерном поведении только ради того, чтобы я не передумала и не сбежала от вас! Он был так напуган, Эммет, со слезами просил меня не бросать вас… его. Как будто я могу это сделать?! — Женька опустила лицо в ладони и покачала головой. — Ты идиот, что ли?

— Я… сожалею, — Эммет тяжело сглотнул, — это вырвалось случайно. И я имел в виду не столько своего сына, сколько себя самого. У меня ужасный характер, Женя. Вдруг в один прекрасный день ты поймёшь, что я далеко не принц из сказки, и решишь, что с тебя довольно?

Евгения насмешливо взглянула на Эммета и скрестила руки на груди.

— Так-так, продолжай. Интересно будет послушать, насколько, по твоему мнению, ты ужасен, — в её тоне сквозил неприкрытый скепсис.

— Ну, — тихо начал Эммет, нервно барабаня по коленям подушечками пальцев, — иногда я бываю очень громким, могу взорваться по пустякам. Элис с Эдвардом постоянно твердят, что мой длинный язык так и напрашивается на то, чтобы его укоротили на несколько дюймов. Я вспыльчив, и, если мне кажется, что кто-то обижает дорогих мне людей, могу без лишних слов разукрасить этому кому-то физиономию, вместо того, чтобы разобраться более мирным способом. А ещё я упрям, как осёл: когда что-то взбредает в голову, переубедить меня очень тяжело. Короче, я — не подарок, солнышко.

— Насчёт последнего утверждения я с тобой полностью согласна, — произнесла Евгения шёпотом, чтобы не беспокоить спящего Алекса. — Ты и вправду ужасно упрям. Но это я как-нибудь переживу, уверяю тебя. А всё остальное — да Бог с ним. Все мы неидеальны, Эм. Мне не нужна твоя улучшенная версия, потому что в ней не будет ничего от того Эммета Каллена, которого я люблю и любила столько лет.

Эммет взял Женю за руку и потянул к себе, но она помотала головой и осталась сидеть на некотором расстоянии от него.

— Поверь мне, не только у тебя есть за что казнить себя, — Дубова выдавила грустную улыбку и отвела взгляд.

— Теперь твоя очередь говорить, Женя, — предложил Эм и сам подсел к ней поближе. Он бережно отодвинул к виску прядь её волос, выбившуюся из хвоста. — И, клянусь, о чём бы ты ни поведала сейчас, это меня не испугает. Что ты скрываешь, любимая? Я слушаю.

— Ну, начнём с того, что я могу быть занозой в заднице, — нервно хохотнула Женька. Она затронула одну из любимых тем Эммета, попытавшись тем самым перевести разговор в безопасное для неё русло. Но Эм молчал, взглядом дав ей понять, что ждёт чего-то ещё.

Евгения прикрыла веки и на одном дыхании проговорила:

— У меня не может быть детей.

В комнате повисло молчание. Женька открыла глаза и встретилась с взглядом Эма. Отвращения или жалости, к которым она приготовилась, она так и не увидела. Но с удивлением заметила, что Эммет смотрит с сочувствием. При этом он не выглядел растерянным и не отворачивался от неё, пряча глаза.

— Это всё?

— А тебе мало, что ли? — потрясённо пробубнила она. — Каллен, ты что, глухой? Я только что сказала тебе, что не смогу забеременеть. НИКОГДА. Теперь не я, а ТЫ без сожаления можешь бежать от меня подальше. Я не могу, ничего не могу, я… — Женька начала задыхаться, поддавшись стремительно наступающей истерике.

— Тише, тише, — Эммет рывком прижал Дубову к себе. Одной рукой он обвил её талию, а другой придерживал голову Жени у себя под подбородком. — Я с тобой, Женя. Давай, можешь залить мою рубашку слезами. Станет легче, вот увидишь, — шептал он ей на ухо тоном, каким обычно обращаются к маленькому ребёнку, желая успокоить.

И Женька ревела, горько, отчаянно, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в рубашку Эммета. Она не позволяла себе такого, даже когда оставалась одна, коротая бессонные ночи на смятых от постоянного метания простынях. Всегда считала себя сильной, принимая за доказательство данного факта то, что даже в одиночестве она не могла отпустить себя и выплакаться вволю. Ей казалось, что, выплеснув горе с хорошей порцией слёз, она могла рассчитывать хотя бы на мизерное душевное облегчение. Не получалось: в горле вставал несуществующий комок, на подушке сиротливо темнело несколько пятен от пары — тройки несчастных слезинок, а грудь ломило так, что, казалось, кости вот-вот треснут. Эммет Каллен стал тем, кто сумел пробить ледяную корку в её душе, и результатом этого стала истерика, сопровождаемая икотой и судорожными всхлипываниями. Остатки здравого смысла подсказывали Жене, что нужно вести себя тише — рядом спал Алекс. И она изо всех сил стискивала зубы и прижималась лицом к воротнику сорочки Эммета, чтобы приглушить звуки собственных рыданий.

— Почему ты решила, что, узнав твою тайну, я должен держаться подальше от тебя? — обиженно проворчал Эммет, когда она, выплакавшись, затихла в его объятиях.

— Зачем я тебе такая? — глухо пробубнила Евгения.

— Какая — такая?! — возмущённо воскликнул Эммет.

— Пустая, неполноценная — вот какая! Если мы останемся вместе, ты когда-нибудь захочешь ещё детей, а я не смогу тебе этого дать. Пусть сейчас в моём недостатке ты не видишь ничего трагического. Но что будет через несколько лет, Эммет?

— Так! — Эммет захватил лицо Жени своими огромными ладонями и приподнял, чтобы видеть её глаза. — Ты всё сказала? А теперь послушай меня. По-твоему, я должен заменить тебя кем-то только для того, чтобы иметь в перспективе кучу детей? Но мне не нужен кто-то, потому что люблю-то я тебя. Мне нужна именно ты, и не в качестве инкубатора для вынашивания малышей, а в качестве любимой женщины. Я люблю ТЕБЯ, можешь ты это понять, глупенькая?!

— Но…

— Никаких «но»! — строго прервал Эммет Дубову, накрыв её рот подушечками пальцев. — Я понимаю, как это важно для любой женщины — выносить и родить ребёнка. Поэтому мы (слышишь, МЫ, а не ты одна) приложим все усилия, чтобы твоя мечта исполнилась. Самые компетентные врачи и лучшие клиники будут в твоём распоряжении. Я помогу тебе.

— А если снова ничего не выйдет?

— Всё получится, слышишь? Ну, выше нос! Где та женщина—огонь, которой я не уставал восхищаться всё это время?

Евгения улыбнулась, размазывая по щекам остатки косметики. С диванчика, где спал Алекс, послышался шорох. Они вместе подошли к мальчику, который всё ещё крепко спал, скинув с себя толстый плед. Эммет присел на корточки около сына и стал нежно перебирать пальцами пряди его светлых волос.

— Я хочу поблагодарить тебя за сына, — шепнул Эм, глядя на Дубову через плечо. — Ты относишься к нему, словно к родному.