Журнал Наш Современник 2008 #10
Шрифт:
— Жить… Всего лишь жить… Не жди от меня никакого знака, просто помни обо мне. Когда ты там помнишь обо мне, здесь мне не так одиноко. Вот и вся тайна о живых и мёртвых. Прощай.
МАРИЯ ЗНОБИЩЕВА
В
И ветер выл, а может, верный пёс. А может, серый волк добычу нёс, Как в песне, — под ракитовый кусточек. И до сих пор я верю: кто не спит, Тот будет съеден в зарослях ракит, Где волк о серый камень зубы точит.
Но в эту ночь всем светом, всем огнём
Поля и горы думают о Нём -
В воловьих яслях дремлющем Младенце.
Он тайно улыбается во сне
Снежинке и лучу, тебе и мне,
И нашему, и собственному детству,
ЗНОБИЩЕВА Мария родилась в Тамбове в 1987 году. Окончила Тамбовский государственный университет. Автор шести поэтических сборников. Слушатель семинара А Казинцева и С. Куняева на форуме молодых писателей России
И тем, кто колыбельную поёт, И тем, кто в доме больше не живёт, И тем, кто никогда не ведал дома… Когда лицо целует звёздный свет, Не бойся — улыбнись ему в ответ. Вы миллионы лет
уже знакомы.
Спала земля, и спали дети. И снов не видели почти. Так было холодно на свете, Что к свету не было пути.
Но с миром дольним, миром тёмным Не спорившая никогда, Непоправимо и огромно Взошла над городом звезда.
Взошла, запела, засияла — Кто видел, тот меня поймёт. Неизречённое начало И не означенный исход.
Тяжёлый плод, каким-то чудом Созревший на ветвях зимы: Над люлькой спящего Иуды, Над колыбелькою Фомы.
До конца ещё не прожит Полдень золотой. Серебристый подорожник Не примят пятой.
Разлинованное поле Будет ждать зерна. Льются с дальних колоколен Свет и тишина.
В глуби синего колодца Виден Китеж-град. В каждом городе у солнца Есть сестра и брат.
В кронах праздничного света Не проходит дрожь… Я люблю тебя. Но это Ты потом поймёшь.
Если бы я была морем (Это не мечта о величье…), Каждую ночь надо мною Кричали бы звёзды по-птичьи.
И я отдавала бы… — столько! — Водоросли и воды, Терпкий от йода, колкий, Пьяный воздух свободы.
Дети мои — рыбы, — Выросшие во мне, Синими стаями шли бы К тайной моей тишине.
Я приручала бы избранных: Пиратов и рыбаков, Тем, кто бросает вызов, Кому не писан закон.
А ещё ко мне придут дети, Эти, солнцеголовые! Пусть их прибрежный ветер В тёплые сети ловит.
Я подойду осторожно, Кружево пеной рисуя, И поцелую ножку — Маленькую, босую…
И от нежданной ласки
Ввысь полетят смешинки.
— Здравствуй, — скажу я, -
здравствуй!
Какие мы оба большие!
… И однажды, сроднившись с дождями И устав от земной суеты, Неожиданно и долгожданно В час рассвета придёшь ко мне ты.
Улыбнёшься, ко мне привыкая, Отражу — в миллионах зеркал! И — как воздух:
"Так вот ты какая!", Чуть печально: "А я и не знал"…
Ожидание стало привычкой. Воскресенье зависит от даты. Честь и совесть берутся в кавычки И расходятся на цитаты.
И не зная, что верба в апреле С семилетнею девочкой схожа, Виртуальных миров менестрели Объявляют: "оазис исхожен".
Но друзья мои всё ещё любят Споры за полночь, землю и небо, И нежнее становятся люди В день рождения первого снега.
В мокроглазом купе у вокзала Можно взять у разлуки отсрочку. И старушка вчера мне сказала: "Не горюй, всё наладится, дочка".
НА ГОРЕ
"Стоит над горою Алёша — в Болгарии русский солдат".
К. Ваншенкин
Всё поёт. Мне добавить нечего В этот хор.
Так секунда вступает с вечностью В разговор.
Я люблю тебя всеми жилами, Всей душой,
И смертями всеми, и жизнями, Мир большой!
Надоело быть вовсе лишнею, Быть одной.
Вон стоит — выше света вышнего — Брат родной.
Новым даром, новым спасением, Новым днём. И слагают сады весенние Песнь о нём.
Потянулась к нему руками я — Не достать!
Для чего обернулась каменной Эта стать?
Я тебя бы, Алёша, веришь ли, Век ждала
И за всех бы девчат теперешних Обняла!
Луч дрожит на щеке морщинистой, Грань дробя.
Между нынешними мужчинами Нет тебя.
Синий звон ложится на плечи, и Всё поёт.
За одну секунду до вечности — Твой полёт.
В автобусе потемнело незаметно, как это всегда бывает в дороге. Вместе с блекнущими красками мира истаяла, улетучиваясь, мучившая Диму тяжёлая дорожная дремота. За окном ещё ближе к дороге подступил потемневший, ставший загадочным, вековой сосновый бор. Впереди блестит красным золотом прямая, как стрела, лента шоссе. Водитель не включает внутреннее освещение, и Дима без сожаления убирает книгу, которую, борясь со сном, пытался читать.