Журнал Наш Современник 2008 #10
Шрифт:
С поголовной коррумпированностью чиновничьего аппарата все и подавно уже смирились. По данным международной организации по противодействию коррупции "Трансперент Интернэшнл", Россия в 2007 году заняла в этой сфере "почётное" 143-е место, оказавшись на одном уровне с Гамбией, Индонезией и Того. Коррупционный рынок нашей страны достиг уже 240 миллиардов долларов в год, причём сохраняется тенденция его увеличения. Объёмы же рынка деловой коррупции растут примерно в четыре раза быстрее, чем доходы федерального бюджета*.
Одной из наиболее острых остаётся проблема миграционной политики государства. В официальном докладе Всемирного банка об
Эти и другие многочисленные проблемы, дискредитирующие пропагандируемое благолепие, до сих пор не способны вернуть людей на грешную землю, повернуть их утопическое настроение в русло суровой действительности, реанимировать чувство здравого сопротивления захлестнувшей эйфории. Человек перестал думать. Развлекаемый смехопанорамами и другими примитивными порождениями масс-культуры, увлечённый спортивными рекордами и музыкальными хит-парадами, он катится по наклонной плоскости в бездну. Что же ещё должно произойти на многострадальной Русской земле, чтобы он, наконец, опомнился?
* См.: Никонов В. Можно ли истребить коррупцию чиновничества? // "Служба кадров и персонал", 2008, № 4.
ЮРИЙ КОНОПЛЯННИКОВ
(Юрий Кузнецов, Анатолий Передреев и др.)
Союз писателей гению поэтического слова Ю. П. к 60-летию подарил, как оказалось, шашку-фальшивку из некачественного металла. Ю. П. вынул её из ножен и согнул, сказав при этом оскорблённо:
— Вот вся суть вашей организации.
— Хороший, умный поэт Бродский, — выпивая и закусывая, говорит Александр Медведев Юрию Кузнецову, — а ты как считаешь, Юра?
— Я ничего не понимаю в публицистике! — с недосягаемых вершин своей гениальности отвечает Юрий Кузнецов.
Поэтесса Н. П., получив однажды одобрение нескольких ею написанных стихотворных строчек от самого Ю. П., гениального нашего поэта-современника, позвонила ему домой и попросила дать рекомендацию для вступления в Союз писателей.
Ю. П. немного не гениальнее того, что говорят сами его стихи, ответил на эту просьбу. Он сказал:
— А ты у Лермонтова попросила бы?
— Да, — простодушно не поняла Н. П., куда клонит Ю. П.
— А я бы нет! — грозно осудил её легкомыслие поэт и положил трубку.
О. К., покусанный собакой, оставшийся без фаланги на указательном пальце правой руки, забинтованный, напичканный уколами против бешенства, не позволяющими употребление спиртного, обращаясь к юбиляру, поэту Ю. П., огорчённо заметил:
— Видишь, Юра, выпить-то я не могу за тебя.
Писательский кодекс чести, конечно же, не предусматривает таких заявлений (таких уважительных
причин!) на главных юбилеях отечественной литературы.Однако, несмотря на это, Ю. П. — гигант, признанный гений — по-человечески просто снизошёл до понимания затруднительного вопроса и, указывая на огромное количество минералки, красующейся на пышном банкетном столе, сладкогласно произнёс:
— Ну, ты воды… Воды выпей!
В редакции журнала "НС"*, когда ещё здравствовал Ю. П. и руководил отделом поэзии, одна поэтесса, глядя, что Ю. П. забраковал почти все её стихи, взбунтовалась:
— Меня ж сам С. Ю. (главный редактор то есть. — Автор) похвалил.
— Что?! — пришёл в ярость Ю. П. — В этом кабинете я — С. Ю.!
Один азербайджанский поэт, обращаясь к легендарному А. П., произносит в честь его тост и высказывает пожелание:
— Толя! Вот мои подстрочники. Я хочу, чтобы ты меня перевёл…
— Не надо мне твоих подстрочников, — отмахнулся А. П. — Я и так тебя переведу.
Азербайджанский поэт схватил нож и ударил А. П. в лоб — кровь!… Нож дрогнул — рана получилась не глубокая, скользящая. Но кровь полилась рекой. Кавказский гость хлопнул дверью, ушел.
А. П., рассердившись, крикнул ему вслед:
— Дурак он, что ли? Я ж сказал, что я его переведу без подстрочников!
Поэт В. Г., один из руководителей писательской организации, вспомнил, например, как после окончания института пришёл однажды к зам. зав. отделом издательства Ю. П. протолкнуть свои стихи, а у того взгляд тяжёлый-претяжёлый.
— С похмела, небось, — подал мысль-предложение И. П.
— Ну, с похмела, не с похмела, — поморщился, вспоминая, В. Г., — но не очень приятно: лицо-то… это — глаза навыкате! Я дал ему для знакомства свою подборку стихов. Он долго — минут сорок пять! — читал и раскладывал стихи по трём стопкам. Когда разложил, то о первой сказал — "это Рубцов", о второй — "это ты", о третьей — "а это отнеси в "Юность"**.
— Ты кто? — спросил вошедшего посетителя главный редактор журнала "Поэзия" Л. К.
— Я поэт, — известил вошедший.
— Ты это брось! — осадил беспардонного "невежу" Л. К. — Поэт — звание посмертное!
— При Фадееве и Твардовском, — рассказал В. С. См-й, — компания друзей Евгения Долматовского стала хвалить его. А этого нельзя было
* Журнал "Наш современник".
** Настолько никудышным считался уровень этого журнала.
делать, потому что Александр Трифонович Твардовский слыл человеком непредсказуемым. "Я такие стихи, — сказал Александр Трифонович, послушав то, что взахлёб цитировали и расхваливали друзья Евгения Ароновича Долматовского, — могу научить за неделю телка писать!"
Евгений Аронович вместе с друзьями возмутился, и они ушли. Александр Александрович Фадеев налил себе и Твардовскому водки (по полному гранёному стакану — тогда так принято было), и они выпили! Фадеев уговорил любимого народом поэта извиниться. Поэт согласился.