Журнал «Вокруг Света» №01 за 1981 год
Шрифт:
Через час Джон проснулся и объявил, что хочет есть.
— Съем-ка я бутербродик-другой, — сказал он. — Кинь сюда, если не трудно.
Я включил фонарь, посветил в угол, где помещалась наша провиантская база, и опешил: гигантские улитки, которых мы так старательно выдворяли из лачуги, прокрались обратно и, облепив янтарной грудой бутерброды, с явным наслаждением поедали хлеб. В роли подстрекательницы и соучастницы выступала небольшая крыса с блестящим серым мехом, белыми лапками и пышными черными усами. Улитки ничуть не испугались света и продолжали уписывать наш ужин, но у крысы нервы оказались послабее. Когда луч упал на нее, она замерла на секунду — только усы трепетали да глаза беспокойно вращались, — потом с пронзительным писком повернулась кругом и метнулась ко мне под одеяло, явно посчитав мою постель безопасным пристанищем. Пришлось
— Не может этого быть, — возразил я. — Ты ел всего час назад.
— Ел, что осталось после улиток, — обиженно сказал Джон. — Но ведь у нас еще должно быть печенье. Печенье и чашка чая — это то, что надо!
Я вздохнул, включил фонарь и с удивлением обнаружил на нашем камбузе прежнюю сцену. Улитки приползли назад и уплетали печенье. Мэя серая подружка была тут же. Снова луч света заставил крысу с истерическим воплем кинуться к моей постели, причем на сей раз она явно заключила, что чем ближе ко мне, тем безопаснее, и попыталась протиснуться в штанину. Я решительно изгнал ее в лес, вышвырнул следом улиток и перенес остатки наших припасов к Джонову ложу. Пусть теперь он поближе познакомится с крысой... Понятно, после всех этих приключений нам уже было не до сна, и мы сели дожидаться утра, перебрасываясь отрывочными репликами. Перед самым рассветом. Мы услышали, как Энн пробирается к нам через лес.
— Поймали что-нибудь? — спросила она, подойдя к лачуге.
— Ничего, — ответил я, — если не считать улиток и крысу. Может быть, еще что-нибудь добудем, когда рассветет.
Постепенно небо приобрело лимонный оттенок, свет прибывал с каждой минутой, мы покинули нашу изъеденную улитками обитель и спустились к деревьям по соседству с сетями.
— Не могу понять, почему они не прилетают, — сказал я. — Запах этого окаянного джака, наверно, в Чикаго слышен!
— А я знаю, в чем дело, — отозвался Джон. — Я думаю...
Однако нам так и не привелось услышать, что думал Джон, потому что он наклонился вперед, напряженно всматриваясь.
— Что это? — показал он рукой. — Там что-то попало в сеть. Уж не крылан ли?
Мы дружно уставились на прогалину, где тонкие, как паутина, сети совершенно терялись на фоне деревьев и теней.
— Точно! — взволнованно подхватила Энн. — Я тоже вижу. Конечно, крылан.
— Похоже, вы правы, — сказал я. — Но каким образом, черт возьми, ухитрился он попасть в ловушку так, что мы ничего не заметили?
В эту минуту над прогалиной возник крылан, произвел быструю и осторожную разведку и удалился, позволив нам установить, во-первых, что полет этих рукокрылых абсолютно бесшумен, и, во-вторых, что сверху, где стояла наша лачуга, мы бы его никак не увидели: стоило крылану опуститься над прогалиной, как его тотчас поглотили неровные тени.
К этому времени стало совсем светло, и мы с волнением обнаружили, что в сетях застрял не один, а целый десяток крыланов. Наш восторг не поддается описанию, ведь по чести говоря, мы почти не надеялись на успех.
Крыланы висели неподвижно, не бились и не вырывались, и мы решили не снимать их с сети; подождем немного — может быть, поймается еще несколько штук. В последующие полчаса на прогалину залетал не один крылан, но они были слишком осторожны и держались слишком высоко, чтобы запутаться в тенетах. В конце концов, видя, что больше улова не будет, мы приготовили корзинки и стали выбирать добычу из ячеи.
Первым делом определили пол крыланов. И с досадой установили, что попались одни самцы. Вблизи они были еще красивее спина — яркого каштаново рыжего оттенка, плечи и живот переливаются золотой рябью, мягкие, словно замша, тонкие крылья — угольно черные. Пухлые золотистые мордочки с соломенно-желтыми глазами делали их похожими на сердитых игрушечных мишек с крыльями. Мелкая ячея сделала свое — крылья основательно запутались, и, истратив попусту четверть часа на попытку освободить одно крыло, мы сдались и стали просто разрезать сеть. Естественно, соблюдали предельную осторожность, чтобы не повредить нежные крыловые перепонки, да и сети старались не кромсать без нужды.
Это была нелегкая работа, тем более что негодующие крыланы при малейшей возможности
вонзали в замешкавшийся палец острые, как иголка, зубы. Все же мы высвободили их без чрезмерного ущерба для сетей и разместили в корзиночках по одному. После чего нас еще ожидал кропотливый труд по починке и развешиванию сетей.Крыланы обживаются
Городская школа великодушно предоставила в наше распоряжение новехонькое классное помещение площадью три на шесть метров, еще не освоенное жадными до знаний юными островитянами. Мы заключили, что свежепокрашенный и нарядно убранный класс как нельзя лучше подходит для содержания крыланов, набросали на пол ветки и развесили проволочные подносы для привезенного с Маврикия вороха фруктов. Решили предоставить самцам свободно летать по классу, а самок, когда поймаем, держать. в корзинках. Не желая прослыть женоненавистником, спешу уточнить, что кажущаяся дискриминация всецело объяснялась тем, что самки были для нас несравненно ценнее самцов, и мы приготовились беречь их, как зеницу ока.
В конце дня мы возвратились на прогалину к нашим двум верным помощникам, сторожившим крыланов, и в свете угасающей зари взобрались на утес, с которого было видно колонию. В целом крыланы вели себя спокойно, хотя сон их временами прерывался, и они весьма проворно меняли положение, ловко цепляясь за ветки когтистыми пальцами. Иногда то один, то другой снимался с дерева и вяло летал по кругу, чтобы затем вернуться на старое место или повиснуть на другой ветке. Царила почти полная тишина, лишь изредка завязывалась перебранка, когда какой-нибудь крылан случайно начинал теснить спящего товарища.
Впрочем, был в колонии один отнюдь не тихий экземпляр — толстый детеныш, которого мы окрестили Эмброузом. Мамаша не желала больше выкармливать его, а Эмброуза это никак не устраивало. Хотя детеныш размерами почти сравнялся с родительницей, он считал себя вправе по-прежнему висеть на ней и сосать материнское молоко, когда вздумается. А так как мамаша твердо стояла на своем, Эмброуз изливал свое негодование в отвратительных капризных звуках. Визжа и пища, он гонял злосчастную родительницу с ветки на ветку, норовя зацепиться за нее передними конечностями, и после каждой неудачной попытки давал выход своей досаде в злобных криках. Безобразный концерт прерывался лишь с те минуты, когда мамаша, не выдержав нервного напряжения, снималась с ветки и перелетала на другое дерево. Тут Эмброуз поневоле смолкал на короткое время, потому что все силы его уходили на то, чтобы собраться с духом и лететь следом за ней. В конце концов он настигал родительницу и, передохнув, снова принимался визжать и вязаться за ней.
— До чего же мерзкий отпрыск, — сказала Энн. — Будь у меня такой, я бы убила его
— Его место в школе-интернате, — рассудительно заметил Джон.
— Тогда уж скорее в исправительной колонии, — возразила Энн.
— По мне, так лишь бы он нечаянно не попал в наши сети, — вступил я. — Вот уж кого я сразу отпущу на волю, пусть даже это будет самочка.
— Точно, — сказал Джон — Не дай бог целыми днями слушать этот визг.
Когда стемнело, мы спустились в нашу лиственную обитель и провели ночь в обществе настойчивых гигантских улиток, нескольких миллионов комаров и парочки воинственно настроенных здоровенных многоножек. Крыса не показывалась, из чего я заключил, что она отсиживается в норе, оправляясь от нервного потрясения.
Утром обнаружилось, что пойманы еще две летучие мыши, и обе, к нашей радости, были самками. Мы извлекли их из сетей и со всеми предосторожностями отвезли в классное помещение. Первые наши узники прекрасно освоились, по всему классу были разбросаны фрукты, пол покрыт толстым слоем помета.
На следующий день нам предстояло в два часа вылететь на Маврикий, из чего следовало, что мы должны успеть с утра пораньше отловить недостающее до полной квоты количество крыланов. Успех всего предприятия, что называется, висел на волоске, и мы облегченно вздохнули, когда зеленоватый рассвет озарил попавшихся в сети тринадцать крыланов, в числе которых были и столь нужные нам самки. Всего мы отловили двадцать пять крыланов, так что можно было отпуск ять на волю семь самцов. Собрав заключительный улов и разместив пленников по отдельным корзинкам, мы свернули сети и в последний раз поднялись по каменистой тропе. Покидая Каскад Пиджен, мы слышали, как Эмброуз продолжает канючить, приставая к своей родительнице. Поистине, этот крылан был твердо намерен сделать все от него зависящее, чтобы не вымереть.