Журнал «Вокруг Света» №01 за 1981 год
Шрифт:
В поселок Барон вернулся знаменитым. Мы не привлекли особого внимания — к экспедиционникам здесь привыкли. Все взоры были обращены на него «Тот самый... — слышались голоса. — Побывал в медвежьем плену... нашел овцебыков». Стало ясно, что пес, как шерстью, оброс легендами.
Теперь я часто вспоминаю Барона. Как живется ему там, на далеком полярном острове? Что поделывает? Дерется ли с другими собаками за прожиточный минимум или отправился в новую экспедицию?..
Виталий Шенталинский Фото автора и С. Беликова
Путешествие на озеро Туркана
Таинственные и разрозненные слухи с раскаленных лавовых плато севера Кении какими-то сокровенными путями достигали столицы Найроби, накапливались, разрастались и вдруг сенсацией века облетели весь научный мир:
Выходит, Кения, страна, в которой мы живем и работаем, сетуя иногда, что она не находится в центре мировых событий, возможно, является прародиной человека, его колыбелью! Несколько моих друзей загорелись мыслью съездить к месту сенсационного открытия. Не беда, что никто из нас не был антропологом. Хотя бы взглянуть на древнейший очаг рода людского, ощутить воздух, краски, звуки этих мест, чувством воспринять связь времен, попытаться представить, что было до нас и как было, а возможно, и что будет после нас!
«После нас?» — переспрашиваю себя. Да, после нас? После нас останутся наши дети, после них дети наших детей, и так до бесконечности. Стоп! Здесь есть над чем задуматься. Район раскопок, как и в целом восточный берег озера Рудольфа, является выжженной каменистой пустыней, где человек не живет, а стоянки его далекого прародителя похоронены отложениями озера, периодически то поднимавшегося, то вновь отступавшего, занесены песками пустынь, в которые превратились некогда зеленые саванны, залиты лавой вулканических извержений. Эти изменения условий жизни, вынудившие человека покинуть свою колыбель, исчисляются миллионами лет. Но сейчас ученые всего мира с тревогой говорят и пишут, что за последние три-четыре десятилетия скорость перемен в природном мире, составляющем основу всего живого, определяется не размеренной и неторопливой поступью природы, а бурными темпами, беспечно порожденными человеком. Альберт Швейцер, всемирно известный мыслитель в области философии жизни, прямо заявлял: «Человек утратил способность предвидеть и предсказывать. Кончит он уничтожением всего земного шара». Насколько справедлив этот мрачный приговор?
Советские ученые смотрят на будущее с большим оптимизмом, справедливо считая, что при разумном и предусмотрительном подходе можно предотвратить опасные для жизни изменения природной среды: загрязнение воздуха и воды, отравление и истощение земли. Тогда не только мы, но и последующие поколения будут иметь право и возможность пользоваться теми естественными благами бытия, которые дает Природа. Сохранятся заповедные места с чистыми ручьями, тенистыми лесами и светлыми лугами, где наши дети смогут побыть наедине со своими мыслями и чувствами, пережить радостные минуты покоя и умиротворения, ощутить мгновения, когда рождаются «души прекрасные порывы». Интересуясь историей человека, его происхождением, средой его обитания, споря о его назначении и призвании на Земле, думая о своей судьбе, мы в то же время заботимся о судьбе наших детей и детей наших детей, и так до бесконечности...
Еще один давний исторический факт, порядком позабытый современниками, подогревал интерес к озеру Рудольфа. Русский человек поистине необычайной жизненной судьбы, потомственный дворянин, блестяще образованный офицер, землепроходец и... схимник, Александр Ксаверьевич Булатович в конце прошлого века по необыкновенному стечению обстоятельств с войсками абиссинского царя Менелика II первым из европейцев перевалил через отроги неизвестного хребта, открыл несколько новых горных вершин, исследовал никем не описанный обширный район. «Задача, которую я себе поставил, была выполнена. Удалось пройти через южные абиссинские области, удостовериться в действительности того, что река Омо впадает в озеро Рудольфа, и найти образующий истоки реки Джумбы и разделяющий бассейн Нила и Омо хребет. Последний до сих пор не значился на картах Африки, так как в этом направлении из Абиссинии к озеру Рудольфа еще никто не проходил, и я был первым», — говорил Булатович в своем докладе на общем собрании Русского географического общества в январе 1899 года. Помимо важных географических открытий, Булатович подробно описал ряд племен, обитавших в окрестностях озера Рудольфа. В их число входили и туркана, чьим именем теперь называется озеро. Естественно, нам любопытно было посмотреть: что изменилось в жизни этих племен за прошедшие восемьдесят с лишним лет, как отразился на их быте и образе мышления наш стремительный, динамичный век?
Когда у нас возникла идея отправиться на восточный берег озера Рудольфа, раскинувшегося на самом севере Кении, заходя своей маковкой на территорию Эфиопии, неожиданно выяснилось, что единственное там пристанище — туристский
кемпинг, построенный чудаком-американцем (иначе и не назовешь человека, рассчитывавшего сделать бизнес на туристах в этом забытом богом месте), — разграблен и спален какой-то бродячей шайкой. В шестидесятые годы район этот считался неспокойным: здесь нередко происходили стычки кенийских и эфиопских кочевых племен из-за пастбищ и скота; действовали также отряды сомалийских сепаратистов — «шифта». Поэтому одно время территория эта даже была объявлена закрытой, а въезд туда был запрещен. Теперь: же «открывалась» целая страна — почти треть Кении, населенная нилотскими и кушитскими племенами, жизнь которых значительно отличается от быта племен, населяющих Кенийское, или, как его называли в колониальные времена, «Белое нагорье». Автомобильной дороги как таковой туда не было, хотя считалось, что в сухой сезон на надежной машине с двумя ведущими осями до оазиса Лоиенгалани, где находились военный пост и крошечная католическая миссия, добраться можно. Но даже в сухую погоду оставался определенный риск: случись какая поломка, можно сутками под палящим солнцем ожидать подмоги, ибо машины здесь проходят не чаще одного-двух раз в неделю.— К чему рисковать? — отговаривали старожилы в Найроби. — Хотите посмотреть озеро, отправляйтесь на западный берег. До города Китале асфальтированное шоссе, с нагорья безопасный спуск по профилированной дороге, а там езжайте себе по накатанному в песках проселку на любой легковушке до Лодвара и далее до самого берега озера, где есть целых два рыболовных клуба: и кров и еда обеспечены, для рыбалки все предусмотрено в наилучшем виде — катера, снасти, опытные лоцманы-туркана. Договоритесь и, конечно, заплатив, можете на боте осмотреть восточный берег. Ехать же туда прямо из Найроби — удовольствие ниже среднего: бездорожье, безлюдье, глухомань!
Логика, безусловно, была на стороне старожилов. Но даже в центре Африки, в местах, где урбанизация и индустриализация, возводящие стену между человеком и природой, можно сказать, только начинаются и экзотики еще предостаточно, даже здесь человеком овладевает стремление заглянуть «за горизонт», туда, куда просто так заглянуть нельзя. Потому и дался нам восточный берег озера, что там мечталось увидеть то, что в других местах не увидишь. К тому же по пути туда лежал ряд городов, в каждом из которых у нас были дела.
Проблема транспорта не представляла неразрешимой трудности. Вместе с нами в путешествие собрался мой давний московский знакомый журналист, назову его Географом (что вполне оправданно, ибо журналист действительно дипломированный географ), который уверял, что он уже добирался до восточного берега Рудольфа на легковушке марки «волво», а на имевшихся у нас «газике» и «рафике» и подавно можно доехать.
Леопард на дороге
Итак, в конце октября наша маленькая экспедиция (трое русских — автор, Географ и шофер Саша, двое болгарских друзей — Серафим и Димитар, а также африканец Овиди) отправилась в путь. Первый, самый короткий и легкий отрезок пролегал по фиолетовому асфальту улиц Найроби: цвела жакаранда — экзотическое южноамериканское дерево, невесть какими путями попавшее на африканскую землю и каждую весну (не забывайте, что Найроби находится в южном полушарии и нашей осенью там весна) сплошь покрывающее дороги фиолетовыми цветками — ни дать ни взять подмосковные колокольчики, только растущие не на лугу, а на деревьях. О цветении жакаранды пишу по устоявшейся здесь журналистской традиции, вроде того как у нас редко обходятся газетные описания весны без упоминания цветения вербы, черемухи, яблоневых садов. В давние времена, когда я работал в центральной московской газете, помню, наш ташкентский корреспондент каждый год в марте начинал свой репортаж неизменной фразой: «В Ташкент пришла весна. Зацвел урюк». На редакционных планерках, когда редактор замечал, что вроде бы давненько молчит ташкентский корреспондент, кто-нибудь из признанных остряков в зависимости от времени года бросал реплику: «А урюк еще не зацвел» или «Урюк-то уже отцвел».
Наш начальный путь лежал по живописнейшим местам нагорья, густо заселенным, где деревня сливается с деревней, одна плантация переходит в другую. Среди пышной растительности не сразу приметишь скромные поля далматской ромашки, или пиретрума, по производству которого Кения занимает первое место в мире. Пиретрум, когда-то называвшийся в простонародье «клоповой травой», «блохомором», применяется как инсектицид — растительное средство для борьбы с паразитами и вредителями сельскохозяйственных растений, деревьев, кустарников. Далматская ромашка в отличие от обычной, дико растущей по полям, дорогам, огородам и считающейся вообще-то сорняком, культурное растение, высеваемое в хорошо вспаханное и удобренное поле. Уход за посевами несложен — мотыженье и прополка. Зато сбор урожая — довольно хлопотное и утомительное занятие. Цветочные головки обрывают вручную три-четыре, а то и больше раз в году. Головки сушат и уже потом на предприятиях «Пиретрум просесинг компани оф Кения» приготовляют из них порошок желтовато-серого цвета — пиретрин, ядовитый для вредных насекомых, но безопасный для животных и человека. В настоящее время до 80 процентов далматской ромашки выращивается в Кении африканскими фермерами.