Журнал «Вокруг Света» №05 за 1980 год
Шрифт:
Между тем Керкби находится не за тридевять земель, а рядом с Ливерпулем. Фактически это его город-спутник. Другое дело, что Ливерпуль постарался отгородиться от Керкби зеленым поясом, рекой Альт и необходимостью платить 35 пенсов за проезд на автобусе. На плане городок выглядит весьма заманчиво: прямые улицы, большие незастроенные участки между домами. И все-таки, просуществовав четверть века, Керкби так и не стал городом, единым целым, хотя в нем налицо все внешние атрибуты такового: проезды, улицы, дома-башни. Он мог бы служить символом унылой безликости, если бы не одна его характерная черта — вандализм. Им, подобно библейской чуме, поражен каждый седьмой дом. Впрочем, с первого взгляда этого не скажешь. Красные стены домов. Модернистские церкви с уже вышедшими из моды острыми
Название города «Керкби» на староанглийском значит «церковная деревня», причем она внесена еще в земельную опись, составленную при Вильгельме Завоевателе в 1086 году. В начале 50-х годов, когда Ливерпуль начал перекачивать сюда избыточное население, здесь жило всего три тысячи человек. Конечно, никто тогда и не думал о строительстве «города благоденствия» для ливерпульских бедняков. Просто нужно было расчистить тамошние трущобы, и поэтому семьи, жившие в страшной скученности в районе Скотленд-роуд, без долгих разговоров стали переселять в Керкби. За девять лет здесь было выстроено 10 тысяч домов, а население нового города выросло до 60 тысяч человек. Однако для подавляющего большинства жизнь здесь не стала лучше. Те, кто раньше тщетно обивал пороги биржи труда в Ливерпуле, остались безработными и в Керкби. Ведь переселенцы принадлежали к рабочему классу, среди них не было ни учителей, ни адвокатов, ни врачей. Единственное предприятие — старая фабрика, выпускавшая военное снаряжение во время войны, — могло обеспечить постоянной работой лишь очень немногих.
— С самого начала все наши беды не были секретом для властей, — говорит один из здешних старожилов, Дэн Хайленд. — Мне еще повезло: в Ливерпуле я работал клерком в муниципалитете, регистрировал рождения, свадьбы, смерти. Занимаюсь этим и тут. Большинство же мужчин с первого дня оказалось в Керкби без работы. Такая же судьба ожидала и подрастающих ребят. В безработице кроется причина всех наших неприятностей и нынешнего вандализма. Прибавьте к этому еще и то, что государственные служащие в Керкби — чужаки. Могут ли эти люди со стороны, которым глубоко безразличны наши нужды, хорошо управлять городскими делами, если они боятся и презирают нас? Конечно, нет.
В начале 60-х годов, когда Гарольд Вильсон, в то время депутат парламента от этого округа, открывал здесь штаб-квартиру местной организации лейбористской партии, Барбара Касл (Барбара Касл — министр социального обслуживания в лейбористском правительстве Вильсона в 1974—1977 годах.) заявила на митинге, что многие ветераны из числа первых социалистов отдали бы десять лет жизни за возможность принять участие в строительстве такого города, как Керкби. «Вам выпал шанс построить здесь новый Иерусалим», — торжественно закончила она.
Увы, не прошло и пятнадцати лет, как другой лейбористский министр, Джеральд Кауфман, был вынужден предупредить жителей Керкби, что еще шаг, и они окажутся в кошмарном мире «Заводного апельсина» («Заводной апельсин» — роман-утопия английского писателя Антони Берджесса, в котором в мрачных красках изображается капиталистическое общество будущего с его бесчеловечным отношением к людям.). Квартиры и дома, по его словам, выглядят так, будто над городом пронесся разрушительный ураган.
Действительно, бессмысленные разрушения стали в Керкби своеобразной формой самовыражения. Достаточно привести такой характерный пример. Одного из жителей города приговорили к четырем годам тюрьмы за кражу автомобилей и сопротивление полицейским. Так вот, находясь в тюрьме, он умудрился причинить ей ущерб, оцениваемый в 80 тысяч фунтов стерлингов, разрушив 25 ярдов черепичной крыши, три дымовые трубы и вдребезги разбив пять прожекторов. Нужно ли после этого удивляться, что страховые компании не горят желанием заниматься страхованием имущества в черте города.
Три года назад местные полицейские власти поручили инспектору Чэппелу заняться изучением социальных, экономических и сугубо полицейских проблем, существующих в городе. Инспектор Чэппел добросовестно отнесся к поручению и подготовил 350-страничный доклад, нанесший глубокую рану гражданской гордости властей. Дело не только в ужасающем положении с жильем, школами и занятостью. Огромных размеров достигла в Керкби и преступность. Причем наблюдается тревожная тенденция, когда о самых отвратительных актах вандализма рассказывают с такой же гордостью, с какой говорят о местных «звездах» футбола и бокса. «Наш город не для слабаков», — подчеркивают жители Керкби.
После того как инспектор Чэппел представил свой доклад, его перевели в другое место. Однако в самом Керкби ничего не изменилось: всего в нескольких десятках ярдов от полицейского участка немым укором высится четырехэтажный дом-скелет с выбитыми окнами и сорванными дверями, покинутый жильцами. По оценке муниципальных властей, потребуется 80 миллионов фунтов стерлингов, чтобы привести в порядок здания, пострадавшие от набегов все подряд крушащих хулиганов.
Меньше чем в миле от полицейского участка находится Рагвуд-драйв. Когда идешь по этому проезду, кажется, что попал в город, служивший ареной уличных боев. Под ногами хрустит сплошной ковер битого стекла. Тротуары перегорожены настоящими баррикадами из огромных куч мусора, который никто не убирает, На небольшом отрезке улицы вплотную друг к другу, стоят шестнадцать гаражей, в которых вместо машин свален всякий хлам. Створки ворот валяются на земле, а на стенах красуются корявые надписи «Ливерпуль», «Эвертон», «Регвудские добывалы» — «названия соперничающих шаек.
Дальше начинается квартал четырехэтажных домов, которые, судя по их виду, могли бы быть местом самых ожесточенных схваток. На фоне серого неба, словно ребра каких-то фантастических чудовищ, чернеют обугленные стропила. В окнах нет ни одного целого стекла. Мертвую тишину нарушает лишь многоголосое журчание льющейся из кранов воды. Настежь распахнутая дверь открывает взору сумрачную гостиную с висящими на стенах клочьями обоев. У порога на пыльном полу глаз останавливает какой-то светлый предмет. Приглядевшись, невольно вздрагиваешь: розовый торс целлулоидной куклы удивительно напоминает тельце искалеченного ребенка.
В следующей квартире через выбитые окна видишь у потолка провисшие провода, украшенные бахромой сосулек. Рядом из дверей на тротуар выползает целый ледник, спускающийся откуда-то сверху по лестнице. Впрочем, догадаться о его происхождении не так уж трудно. На чердаке находится водонапорный бак, откуда вода поступала в бойлер, ванную и на кухню. Однако предприимчивые местные парни, может быть, те же «Рагвудские добывалы», давно уже ободрали квартиры как липку, продав батареи, ванны, кухонные раковины и даже трубы на склад металлолома, и поэтому вода из неперекрытого бака, повинуясь закону земного притяжения, избрала наикратчайший путь вниз — по лестничной клетке. На Шэклейди-роуд в маленьком голом палисадничке я беседую с Коулином Дамбеллом.
— Даю голову на отсечение, что там не осталось ни грамма свинца, — ухмыляется он, окинув опытным взглядом остов соседнего дома.
Ему можно верить. Ведь этот семнадцатилетний паренек с застенчивой улыбкой и нежным, как у девушки, лицом раньше и сам немало похозяйничал в пустых домах. «Года четыре назад я стал прогуливать уроки, — рассказывает он. — Все равно в школе ничему не учат. Делать было нечего, вот и начал лазить по домам. Бывало, зимой с ребятами заберемся в квартиру, разложим костер и сидим покуриваем. Лафа. Раз нас сцапали и отвели в полицию. Что нам было? А ничего. Подержали, морду начистили и отпустили. — В его словах сквозит явное презрение к «слабакам» полицейским. — Я в суде целых шесть раз был», — без тени стыда или бравады добавляет он.