Журнал «Вокруг Света» №07 за 1970 год
Шрифт:
Но больше всего было памятников скифской эпохи.
О скифах современными им античными историками написано очень много. Геродот, посвятивший скифам целый том своей «Истории», подробно рассказал о жизни и обычаях, погребальных ритуалах и легендах скифских племен V века до нашей эры и дал географическое описание земель, где обитали они. Но... Исчезли из памяти истории многие из названий рек и гор, которые служили Геродоту и другим авторам географическими ориентирами, — и сейчас идут споры о том, что именно подразумевал тот или иной античный автор под тем или иным названием. Карта этнического расселения скифских племен составлена по высказываниям современных скифам авторов исследователями лишь в общих чертах. Где кончались поля скифов-земледельцев, где граница пастбищ скифов-кочевников
...И вот теперь те земли, где более двух тысячелетий назад жили скифские племена, на несколько лет «подвластны» нам. Первые раскопки начались весной 1968 года. День идет за днем, неделя сменяет неделю. Тринадцать земляных пирамид пришлось нам «перелопатить» по песчинке. В палатках уже становилось тесно от ящиков с так называемыми «массовыми» находками, в основном осколками керамики.
И только в одном из курганов мы нашли неграбленую могилу.
По-видимому, грабитель просто не заметил погребения девушки-скифянки, ибо его лаз прошел совсем недалеко. Рядом с непотревоженными останками лежали разноцветные изящные бусы, бронзовое зеркало и золотое скульптурное украшение. На чеканном рельефе — женщина в длинном одеянии, с поднятыми руками, сидящая на спине какого-то животного. Голова животного видна не совсем ясно — время сделало свое дело. На первый взгляд — это вроде бы баран. Но лапы его...
— Да нет, это же рога, а не завитки шерсти. Женщина сидит на быке, — осеняет кого-то.
Древнегреческий миф рассказывает: Зевс, покоренный красотой женщины по имени Европа, решил похитить ее. Он принял облик прекрасного быка, и Европа захотела прокатиться на нем. Бык-Зевс бросился с женщиной в море и уплыл. Сюжет «Похищение Европы» вдохновлял многих художников, начиная с эпохи Возрождения и до наших дней. И вот перед нами одно из древнейших пластических отражений этого мифа, найденное в скифском кургане IV века до нашей эры в степи под Каховкой.
Полевой сезон 1969 года мы начали раскопками семиметрового кургана, стоящего в пяти километрах от села Архангельская Слобода. Объем земляных работ огромен — диаметр кургана 60 метров. Кроме того, одновременно мы копали рядом стоящие малые курганы. Малые — в сравнении, потому что высота этих «малюток» достигает трех метров. Да еще дожди. Да еще грабительские лазы, «указывающие» нам путь к месту, где когда-то лежали сокровища. Но мы копаем, копаем, копаем... Центральное погребение одного из малых курганов начисто ограблено. Начали расчистку боковой могилы. Вдруг в одной из стенок ее мы увидели углубление. И через несколько минут в руках одного из сотрудников — две одинаковые золотые пластинки с изображением рыб. Это был никем до нас не замеченный тайник, в котором стояла деревянная чаша, обитая золотыми пластинками. Могила рядом с тайником тоже не была ограблена. В просторной прямоугольной яме, в деревянной колоде был погребен знатный скифский воин. Возле воина лежали два железных ножа, два копья, железный боевой пояс, три колчана со стрелами — всего мы насчитали в них
470 наконечников бронзовых стрел. Шею воина украшал массивный золотой обруч-гривна, грудь его была покрыта погребальной накидкой, обшитой золотыми бляшками. Материя, конечно, давно истлела, но эти бляшки были нашиты так близко друг к другу, что нашим глазам предстало сплошное золотое поле... Более 500 золотых вещей обнаружили мы в этой могиле, которая сейчас является самым богатым и наиболее хорошо сохранившимся скифским погребением конца V века до нашей эры — «века Геродота».
Но вряд ли об этом золоте стоило так много писать, если бы это было только золото. Каждая из золотых пластин — подлинное произведение искусства. А золотые обкладки парадного колчана воина, наконечники гривны можно назвать шедеврами скифо-античной металлической пластики. Каждый наконечник гривны завершается скульптурой львиной головы, исполненной поразительной жизненной силы.
Не менее удивительны по своей совершенной технике и утонченности золотые обкладки парадного колчана, изображения на которых как бы
дополняют друг друга: тяжелый, уткнувшийся тупым рылом в землю кабан и мчащаяся в стремительном беге с оскаленной пастью собака, а рядом изящный благородный олень и свирепая, с оскаленной пастью пантера...И кроме того, только образ оленя, изображенного на пластине, знаком исследователям; все же остальные сюжеты еще ни разу не встречались за время изучения скифского искусства.
А в большом кургане после грабителей осталось лишь погребение коня да бронзовые наконечники стрел, обломки керамики, спекшиеся железные пластинки от боевого пояса и панциря...
Материал, собранный за годы работы экспедиции, еще не исследован окончательно. Предстоит скрупулезнейший анализ всех вещей — от скульптуры Европы на быке до последнего невзрачного обломка амфоры.
Займут свое место в музеях открытые шедевры безвестных мастеров, мы будем по-прежнему «по слогам» собирать «слова» Истории и надеяться на встречу с улыбкой Искусства.
А. Лесков, начальник Каховской экспедиции АН УССР
Дональд Гропман. Под силу ли сердцу…
Мистер Шапиро нетерпеливо дергал оконную задвижку. Через несколько минут урок, а он еще не готов. Открыть окно, снять пиджак, взять краски и кисти, из-за которых он каждую неделю выдерживал целую борьбу.
— Послушайте, Аллан, — говорила ему обычно учительница рисования. — Вы нарушаете правила. Рисование преподаю я, а вы — английский.
— Ну и что, — отвечал он, — никакой беды в этом нет, и пусть это останется нашей маленькой тайной. Зато мы помогаем ребятам, делаем добро. Благотворительность — и притом втихомолку, без хвастовства.
Тут он обычно улыбался, правда, от раза к разу все грустнее и грустнее.
— Ладно уж, Аллан, пусть все остаются в блаженном неведении. Только не забудьте — ребята должны вымыть кисти и вытереть банки для воды. Ваши мальчики страшные неряхи. И потом, зачем вам столько бумаги?
Бледно-лимонный свет зимнего дня лениво струился с тусклого неба на мокрые коричневые сугробы.
Улицу переходил полицейский. Следуя за ним взглядом, мистер Шапиро увидел Хаиме Моралеса. Тот стоял в подъезде и смотрел в пустынное небо. Он вздрогнул, когда полицейский вырос перед ним, замахал руками, покачал головой и показал на мистера Шапиро в окне. Нет, сообразил учитель, это он показывает на школу.
Прозвенел звонок, учитель снял пиджак и повесил его на спинку стула. Он где-то вычитал, что учитель без пиджака, в рубашке внушает ученикам больше доверия. В класс по двое и по трое входили ребята. Он вдруг подумал в смятении: «Что я здесь делаю? Мне бы сидеть дома, писать диссертацию, зарабатывать деньги. Какая им от меня польза? Чему я их научу? Сделаю из этих горемычных чертенят равноправных членов общества, чтобы им не зависеть от нищенского пособия и зарабатывать на жизнь? А потом они превратятся в самодовольных потребителей, которых я сам всей душой ненавижу. То ли я круглый дурак, то ли меня снедает чувство вины? И зачем им называть меня «сэр»? Звали бы как все — Алланом. «Привет, Аллан! Как дела? До чего урок интересный, ты молодчина. Ты не такой, как другие учителя — с ними слова не скажешь, а ты свой парень».
Этот воображаемый монолог, хоть учитель и не совсем отчетливо себе представлял, кто из ребят может его произнести, привел его в отличное расположение духа и вернул уверенность в себе.
По пятницам занятия в девятом классе всегда проходили живо. Четыре раза в неделю мистер Шапиро пытался учить ребят английскому языку. Они писали сочинения и читали «Сайласа Марнера» (1 Роман Джордж Элиот, писательницы XIX века.). Он диктовал им диктанты и разбирал с ними предложения на доске. Но если жена или знакомые спрашивали у него, как занимаются его ученики-пуэрториканцы, он всегда отвечал одинаково: «Им на все наплевать». Только урок в пятницу, казалось, вызывал у них интерес.