Журнал «Вокруг Света» №07 за 1970 год

В этот день он читал им вслух стихи, а они потом рисовали картинки, навеянные стихотворением. Ребята привыкают к поэзии, думал учитель, выражают красками свои впечатления, и кто знает, может, так я сумею найти к ним подход.

В сентябре в ящике учительского стола ему попалась коробка со звездочками из золотой бумаги (единственное, что оставил его предшественник), и каждую неделю он наклеивал такую звездочку на чей-нибудь рисунок — обычно тому, кого особенно важно было подбодрить.

Учитель выбирал из школьной хрестоматии стихи, которые должны были прийтись детям по душе. Сегодня, например, он прочитает им что-нибудь из Роберта Фроста (1 Известный американский поэт XX века.). Он не сомневался — ребята поймут Фроста, почувствуют его образы.

Задумавшись, он сидел за столом, а ребята тем временем готовились к работе. Двое пошли за водой. Когда весь класс уже разводил краски, в дверях появился Хаиме. Не взглянув на учителя, он прошел к своему месту и сел. Учитель листал хрестоматию и украдкой наблюдал за Хаиме.

Мальчик выглядел не старше двенадцати, хотя на самом деле ему было лет пятнадцать-шестнадцать. Ворот рубашки у него всегда был расстегнут, и виднелись худые светло-коричневые ключицы и грудь. Хаиме сидел, не двигаясь, запустив пальцы в черные спутанные волосы и не поднимая глаз. Учитель подошел к нему.

— У тебя нет красок, Хаиме?

Мальчик глянул на него исподлобья, и учитель заметил, что он сегодня очень бледен, даже его черные как уголь глаза словно выцвели.

— Что с тобой? — спросил учитель дрогнувшим голосом.

— Ничего. Ничего такого, сэр.

— Пойдем раздобудем тебе красок и бумаги.

Бумага, краски — какие нелепые, беспомощные слова, но что еще может он сказать?

Когда Хаиме снова сел за парту, уже с красками и бумагой, учитель подождал немного, а потом начал читать. Он читал первую строфу стихотворения «Починка стены», и вдруг вся затея его показалась ему беспомощной и нелепой. Он смешался, покраснел и начал торопливо бормотать вполголоса, словно твердя скучную и несуразную молитву. Он замолчал на полуслове, поднял глаза от книги и увидел, что класс смотрит На него удивленно.

— Я слишком быстро читаю? Вы не успеваете следить за ходом мысли?

— Да, сэр, слишком быстро.

Это сказал Хаиме. Он сидел все так же неподвижно, локти на парте, пальцы в спутанных черных волосах.

— Будто метро тарахтит, — заметил кто-то, и все рассмеялись, даже учитель.

— Пожалуй, и вправду похоже. Начну-ка я снова.

Есть что-то, что не любит ограждений,

Что осыпью под ними землю пучит.

И сверху сбрасывает валуны,

Лазейки пробивает для двоих.

Перевод М. Зенкевича.

Он медленно, с чувством прочел стихотворение от начала до конца. Он помнил его наизусть. Перед ним были ряды парт, смуглые лица, черные глаза, устремленные на него или на книгу. Хаиме не поднимал головы и не шевелился. Видны были только пальцы в иссиня-черных волосах. Последнюю строку учитель повторил дважды:

Сосед хорош, когда забор хороший.

Класс зашевелился, и на какой-то миг учителю подумалось, что он чего-то достиг. Кто знает, Может, он сумел найти к ним подход, завладеть их мыслями — вот так и возникает взаимопонимание.

— Есть вопросы? — обратился он к классу.

Один мальчик спросил, зачем вообще эта стена, если от нее никакого толку, и он стал объяснять, что значили в Новой Англии каменные стены на полях, как они возникали, когда фермерам приходилось выбирать камни из земли, чтобы ее вспахивать, как стены превратились в этих краях в традицию, и вдруг почувствовал, ...что его перестали слушать, и замолчал.

— Есть вопросы? — повторил он.

— Да, сэр. — Это опять был Хаиме. — Прочтите, пожалуйста, еще, как они таскают камни, будто дикари.

Учитель взял книгу:

Но, каждою рукою по камню ухватив, вооружился

Он, как дикарь из каменного века,

И в сумрак двинулся, и мне казалось,

Мрак исходил не только от теней.

— Что здесь непонятно, Хаиме?

— Все понятно, сэр, просто еще раз хотелось послушать.

— Хорошо. Начинаем рисовать. Стихотворение не длинное, времени у нас еще много. Может быть, вы сумеете сделать по два рисунка.

Он твердо соблюдал правило не мешать ученикам, когда они рисуют. Он понимал: заглядывать им через плечо — это только смущать их и отрывать от дела. Он взял пиджак и пошел в учительскую покурить. Оставлять класс без присмотра не полагалось, особенно такой, как этот девятый, но по пятницам учитель иногда выходил из класса, и никто из соседних комнат ни разу не пожаловался.

Когда он возвратился, все шло как обычно. Ряды голов с иссиня-черными волосами склонились над партами.

Он стоял у окна. Солнце все еще сияло, впрочем, нет, сиянием это не назовешь. За окном все словно тонуло в зыбком светящемся мареве. Он обернулся, посмотрел на Хаиме. Тот тоже наклонился над партой, но руки снова запустил в волосы.

— Что с тобой, Хаиме? Не хочется сегодня рисовать?

— А я уже нарисовал.

И в самом деле, на белом листе двое могучих людей, странно безжизненные, стояли друг против друга с камнями в высоко поднятых руках. На головах у них, на лицах и плечах — алые мазки. Между ними черная стена, она начиналась на самом переднем плане и пересекала весь лист. А вот и третий, поменьше, его не сразу заметишь, серым калачиком он свернулся на стене. У учителя снова сжалось сердце и перехватило горло, как тогда, в начале урока, когда Хаиме поднял к нему смертельно бледное лицо.

— Что означает твой рисунок?

Вопрос прозвучал резко, почти сердито. Двое или трое ребят подняли головы, но потом снова занялись своим делом.

— Ничего.

— Так не бывает. Все что-нибудь да значит. Должно значить.

Он настаивал на ответе и ненавидел себя при этом холодной ненавистью.

— Так что же?

— Ничего,— повторил Хаиме, глядя на учителя черными, но сегодня какими-то выцветшими глазами.— Ничего это не значит.

Учитель выпрямился и снова посмотрел на картинку под другим углом и с другой высоты. Крестьяне были зеленые. Поначалу он этого не заметил. Небо — бледно-желтое, земля, в стихотворении поросшая травой, багровая, как виноградный сок. Взгляд его задержался на серой фигурке. Он нагнулся, всмотрелся еще раз.

— А кто это наверху?

Хаиме на мгновение поднял глаза, потом снова запустил пальцы в волосы и уставился на рисунок.

Часы над дверью показывали, что до конца урока остается всего десять минут. Десять минут — и день прошел, и неделя.

— Хорошо, ребята. Заканчивайте. Мойте кисти и приводите все в порядок, а я посмотрю, кто сегодня получит золотую звездочку.

Большинство рисунков изображало двух фермеров у стены, и почти на всех трава была зеленая, а небо голубое. Но картинка Хаиме не шла у него из головы. Он рассматривал работы своих учеников, одним делал замечания, других хвалил, но перед его глазами стоял тот, первый рисунок.