Журнал «Вокруг Света» №09 за 1986 год
Шрифт:
— Готовятся к посеву,— сказал Марио, и грусть послышалась в его голосе.— Ты не знаешь, как о многом напоминает мне все это. Я ведь родился и вырос в табанке. В какие игры мы играли, когда наступал вечер! А как весело было в молодежной компании... Танцы, песни....
Вдруг Марио с силой толкнул меня. Ничего не понимая, я отскочил и только потом разглядел в нескольких сантиметрах от того места, где мы только что прошли, небольшую змейку.
Я стоял в замешательстве: серая змейка представлялась мне такой маленькой и неопасной. Марио, посмотрев на меня, спросил:
— Кажется безобидной, правда? Она и впрямь не бросается, как кобра. Нет, подползет тихонько, совсем
В старые времена у нас был обычай плакать, когда рождался ребенок. Он, как считали, на муки рождался! Теперь понимаешь, каким благом будет исцеление от вековых болезней. Обязательно этого добьемся: мы ведь хозяева в собственной стране! Знаешь, в Габу работают советские врачи. Мы очень надеемся на их помощь.
Врач Володя
...Пока Володя снимал халат, мыл руки, мы рассматривали полог над кроватью. В этих местах он необходимая принадлежность быта.
— Хорошо, что вы решили зайти,— приветливо сказал Володя.— Жаль только, что все наши ушли на прогулку. Они были бы очень рады встрече с вами. Попить хотите? У меня «Боржоми».
От «Боржоми» мы отказаться не могли — особенно после того, как пришлось здесь пробовать воду разного свойства.
Посмотрев на немного усталое лицо Володи, я спросил:
— Работы много?
— Почитай что круглые сутки. Я ведь не просто остался, я — дежурю. В любой момент могут прийти пациенты.
— Справляетесь? Болезни-то здесь особые... Малярия...
— Болезни здесь суровые,— подтвердил Володя.— Малярия не единственная опасная болезнь. В Габу много скота, это главный животноводческий район страны. А потому в сезон дождей водоемы особенно насыщены инфекцией.
Был в моей практике такой случай. Заболел ребенок, но отец не обратился к врачу, а стал кормить свое чадо какими-то таблетками, которые достал по случаю. Улучшения нет, отец уже и коробочку от лекарства ребенку на шею как амулет подвесил. А самочувствие все хуже. Обратился, наконец, ко мне. У мальчика оказалось острое желудочно-кишечное заболевание. Конечно, мы приняли все меры и поставили ребенка на ноги. Я потом говорю отцу: что же сразу к врачу не пошел? А он простодушно отвечает, что, когда у ребенка или у него самого поднималась температура, он и сына и себя этими таблетками пользовал. Говорит, помогало. Я с ним потом долго беседовал. И знаете, о чем? О том, что воду можно пить только кипяченой...
— А есть такие, кто не хочет у вас лечиться?
— Сейчас, думаю, таких нет. Раньше-то здесь вообще европейцам не доверяли. А теперь к нам даже из-за границы идут пациенты.
Вылечишь одного, дашь ему первоначальные медицинские навыки, он всей деревне об этом расскажет, так сказать, агитирует родных и близких. Дополнительные хлопоты? Но ведь без этого нам никогда не добиться успеха.
Я давно уже присматривался к многочисленным маскам из красного дерева, развешанным по стенам, и решился спросить:
— Коллекционируете?
— Сам сотворил! — в голосе Володи чувствовалась гордость художника.— Познакомился с одним местным мастером, кое-что он показал, кое-что сам сообразил. Я ведь вологодский, а мы на Севере сызмала к топору и рубанку приучены. Было бы только время! Здесь наших врачей признали. Значит, больных на прием столько приходит, что нагрузка дома отпуском бы казалась.
Гвинея-Бисау — Москва
А. Василенко, кандидат философских наук
Дом индейца
«Зона гринго»
Шахтерский поселок Бонанса затерялся в никарагуанских джунглях среди холмов на западе департамента Селайя. От портового города Пуэрто-Кабесаса это около двухсот километров. Почти пять часов езды, «если все будет в порядке». В Селайе часто слышишь эту фразу, когда речь идет о поездках по департаменту. Дорога — вернее, не дорога, а разбитая колесами, размытая ливнями тропа, помеченная на картах пунктирной линией,— идет через джунгли, пересекая их с востока на запад.
Единственный транспорт — обшарпанный пикап «тойота» — ходит в Бонансу раз в день. Он отправляется с центральной площади Пуэрто-Кабесаса. Пожилой шофер не торопится: расписания нет, а чем больше народу наберется в пикап, тем лучше. Сидим в тени, курим. Минут через пятнадцать подходит высокий молодой негр с шапкой курчавых жестких волос. Потом появляются две дородные торговки, они несут круглые корзины, наполненные овощами и фруктами. Наконец, площадь пересекают младший лейтенант в полной боевой амуниции и ополченец с карабином. Нас шестеро. Шофер, сощурившись, смотрит на солнце. Затем, не говоря ни слова, идет к машине, садится и заводит мотор. Занимаем места и мы. Дородные торговки с трудом втискиваются в кабину, мужчины устраиваются в кузове. На выезде из города пикап останавливает средних лет сухощавый человек, на руках у него ребенок. Выясняется, что это кубинский врач-доброволец, ездил в Пуэрто-Кабесас договариваться насчет медикаментов для госпиталя в Бонансе. Младший лейтенант, взглянув на ребенка, стучит кулаком по стенке кабины. Торговки делают вид, что все происходящее их не касается.
— Эй, сеньориты, полезайте в кузов!— кричит младший лейтенант.— Не видите, у человека ребенок на руках? Ничего, потрясетесь и в кузове, вам полезно...
Торговки долго визгливо бранятся на два голоса — смысл их слов сводится к тому, что «новая власть не позволяет каждому сопляку оскорблять двух уважаемых женщин! У них сыновья в его возрасте! А если он думает, раз в руках автомат, то все можно,— ошибается!» — но все же уступают место. Пока женщины вылезают из кабины, младший лейтенант заговаривает с кубинцем.
— Понимаете, ни в какую не желает расставаться со мной,— словно извиняется врач, кивая на малыша. Мальчик худой, большеголовый.— Папой называет. Мы нашли его полгода назад в хижине. Банда напала на селение, убила всех. А он остался в живых. Две недели сидел один в хижине среди трупов родителей и братьев, пока мы его не нашли. Мы тогда ходили по селениям и делали детям прививки от полиомиелита. Мальчонка умирал от голода. Ему ведь четыре года, а выглядит на два. Шесть месяцев я его выхаживал, еле спас. И с тех пор он ко мне прилепился, не отпускает. А моя командировка заканчивается. Придется взять с собой. На Кубе у меня пятеро. Где пять, там и шестой. Поедешь на Кубу, Паблито? Мальчик радостно кивает, улыбается и еще крепче прижимается к плечу врача.
До Бонансы мы добираемся уже к вечеру. Дорога огибает крутой холм. Значит, мы уже в поселке, и дорога — вовсе не дорога, а улица. Справа, ниже нас,— зияющие провалы штреков, мастерские, вышки канатных подъемников, механические драги. Горы пустой породы... Шахты. За холмом, на другой вершине,— словно мираж: комплекс современных коттеджей, подстриженные газоны, цветники, банановая роща, голубая чаша бассейна.
— «Зона гринго»,— поясняет кубинский врач, перехватив мой изумленный взгляд.