Зима в раю

Шум ссоры и вид судомоек, скользящих по полу лицами вниз, казалось, послужили музыкантам сигналом. Рассудив, что компания уже достаточно разогрелась, чтобы попотчевать ее «живой» музыкой, они проследовали на эстраду.

Клавишник был как минимум на одно поколение старше ударника, и это различие отразилось в исполнении дуэтом первого попурри – подборки хитов Глена Миллера сороковых годов. Звуки, издаваемые синтезатором, более походили на paso doble, чем на свинг, в то время как жующий жвачку ударник выбивал нечто похожее на подражание Ринго Старру в исполнении Джина Крупы в выходной день. Тем не менее несколько решительных пар вышли на танцпол, и музыка вдохновила кого на эффектные быстрые вращения партнерши, кого – на старинный джиттербаг, кого – на джайв, а кого – на энергичные приседания в стиле буги. Мы даже заметили, как старая Мария Бауса исполняет ревматическую соло-версию народного майорканского танца в укромном уголке за мужским туалетом. Когда дело доходило до плясок, она отставала не на одну тему, а на целую эпоху.

Так или иначе, музыканты сделали свое дело. Они зажгли слушателей, и дальше веселье понеслось на всех парусах.

Единственными соседями, которых мы не увидели на этом празднике, были Ферреры. Не пристало им – по их мнению – показываться на вечеринке среди простонародья Андрача. В полном соответствии со своим высоким социальным статусом они наверняка вращались сейчас среди сливок Пальмы на каком-нибудь чванливом мероприятии для важных чинов. Ну что ж, удачи им там! Большинство же наших любимых персонажей были здесь, в helader'ia, и было здорово смотреть, как они отрываются по полной.

Старый Жауме отвоевал себе центр танцевального зала и радовал двух своих заливающихся смехом внучек собственной версией какого-то модного танца, который он, несомненно, приметил за время службы официантом в отеле «Сон-Вида». Его полный живот прыгал вверх и вниз над гарцующими коленями, локти выворачивались под невозможными углами, очки в роговой оправе отбивали четкий ритм, сползая на конец носа, а на его раскрасневшемся истекающем потом лице не гасла широкая, от уха до уха, ухмылка.

– Думаю, то, что он танцует, называется «Веселая картошка»! – крикнула мне в ухо Элли.

– Нет, посмотри, что он выделывает руками, – возразил я. – Это не что иное, как «Клевая курица».

Мы понаблюдали несколько секунд за вращениями округлого тела Жауме и хором вынесли вердикт:

– Да, это «Клевая картошка».

– Он молодец! – засмеялась Элли. – Как приятно видеть, что Жауме веселится вместе со своими домочадцами. Он так счастлив, что все они смогли приехать на праздник.

– Это просто здорово, – согласился я, перекрикивая усиленный динамиками рев, несущийся с эстрады. – Да, кстати, о домочадцах. Куда исчезли наши герои?

Элли указала сначала на вход в подсобные помещения, где снова нашедшие друг друга Чарли и Тони хихикали над чем-то, что им было видно через приоткрытую дверь. Потом жена кивнула в сторону бара: там Сэнди был поглощен беседой с местным Марадоной, которого мы не встречали со времени незабываемого ужина в крошечном ресторанчике Пере Пау в самый первый вечер в Андраче.

Мой взгляд пробежал вдоль стойки бара на другой ее конец. Там, прислонившись спиной к выключенному столу для игры в пинбол, стоял старый Пеп – в высшей степени нарядный: в своем лучшем черном берете, новом шейном платке в горошек и специально начищенной и отполированной в честь праздника кожаной куртке. Откинув голову назад, он с напускным презрением взирал на веселье и щурил глаза, оберегая их от клубов ядовитого дыма от своей cigarrillo. Я помахал ему через зал, и в ответ он едва заметно подмигнул. Этот публичный Пеп был сама невозмутимость.

Тут я почувствовал тычок в спину, и кто-то заорал мне в ухо:

– Вот ведь проклятый старый ублюдок!

Обернувшись, я увидел невысокого мужчину – того самого, что в свое время дал мне исчерпывающее объяснение относительно машины, загадочным образом попавшей на миндальное дерево. Мы встречались с ним несколькими неделями ранее, когда я покупал газету в Пуэрто-Андраче.

Он мотнул головой в сторону старого Пепа и повторил на своем лучшем английском:

– Вот ведь проклятый старый ублюдок! Небось до сих пор считает, будто управляет этим чертовым захудалым городишком! Охренеть!

Он ехидно фыркнул и подтянул стул, чтобы сесть рядом со мной. Затем, неловко поклонившись Элли, протянул ей руку:

– Доброго вечера, леди. Я, честно говоря, сначала вас не заметил, так что извините, если сказал что не так. Один пакистанский парень научил меня всяким словечкам, когда я работал на автозаводе в Ковентри много лет назад. Позвольте представиться: Джорди Белтран Николау (можно просто Джорди), плотник и много в чем эксперт.

Мы обменялись рукопожатиями и представились в ответ, во время каковой церемонии Джорди непринужденно ухмылялся и повторял наши имена:

– Джорди… Питер… Джорди… Элли. Черт побери.

Он явно прекрасно проводил время. На его немолодом худом лице, обрамленном густой шевелюрой седеющих волос, сияли быстрые умные глаза типичного уроженца Майорки.

– Так вы какое-то время жили в Англии, Джорди? – поинтересовался я.

– Черт, да я шестнадцать лет там провел, во как! – заявил он и гордо выпятил тощую грудь. Затем сплел ноги, и его потрепанные жизнью штанины натянулись на острых коленках. – И жена у меня, между прочим, англичанка. Да, – добавил он, сбивая с рукава линялой хлопчатобумажной рубашки сигаретный пепел. – И дети тоже. Три прелестные девочки, и все родились в Англии, во как.

– А теперь вы привезли их на Майорку? – спросила Элли.

Губы Джорди продолжали улыбаться, но печальная тень погасила блеск его глаз.

– Нет, леди, теперь тут живу только я один. Жена и дети приехали сюда со мной пять лет назад. У меня тут в Андраче свой собственный дом – старинный, с большой пальмой перед входом, очень красивый. Но, видите ли, какое дело: проклятая погода жене не подошла, летом здесь для нее было слишком жарко, ну просто чертовски жарко. – Он стоически улыбнулся. – Пожила она один год в Андраче, а потом и уехала вместе с детьми обратно в Англию – во как! Теперь они все торчат в этом проклятом чертовом Ковентри, присматривают за древним дедом вроде Пепа – таким же проклятым старым ублюдком, чтоб его черти взяли!

У меня не было сомнений в том, что дальнейшие рассказы о жизни Джорди были бы не менее увлекательны, и, хотя он вряд ли бы стал ломаться, если бы мы пожелали услышать продолжение, я все-таки не хотел показаться слишком любопытным, а потому с благодарностью ухватился за возможность переменить тему.

– Ах да – старый Пеп, – сказал я. – Своеобразная личность, не правда ли? Он наш сосед, знаете ли. Мы живем на…

– Как же, я в курсе, вы купили finca у Феррера. Похоже, этот проклятый Пеп, чтоб его черти взяли, до сих пор считает себя чуть ли не мэром Пальмы. Охренеть. Думаете, я преувеличиваю? Да ничуть не бывало! Говорю вам, я всегда в курсе того, что случается в Андраче. И могу рассказать вам все, черт возьми! Я ведь свободно шпарю по-английски, во как!

Джорди закинул ногу на ногу и отпил из своего стакана странной, водянисто-коричневой жидкости – смертельной на вид бурды, которая, как последовало из гордых разъяснений нашего собеседника, являлась смесью джина с Менорки и «Пало», местного ликера, сделанного из хинина и… корней травы maria.

– За ваше здоровье! – провозгласил он. – И за мое очень хорошее здоровье – до дна!

– Да… за ваше, хм, очень хорошее здоровье, Джорди, – поддержал я его тост. – Всего наилучшего в новом году.