Златая цепь времен

Г. В XVIII веке с легкой руки Руссо создался миф о дикаре, блаженном, счастливом дитяте природы. Затем по так называемым дикарям начали реконструировать прошлое других народов. При всей внешней материалистичности — чистейший идеализм: начисто снят фактор времени и развития. На самом деле, между человеком и обезьяной, имеющими общего предка, эволюционное расстояние дважды больше, чем расстояние между этим предком и любым из двух его потомков. То же относится к современным народам, ибо и так называемые отсталые суть результат эволюционного развития. Предполагать, что «отсталые» находились в подобии холодильника, пока другие эволюционировали, есть идеализм. Само собой разумеется, что дружба народов является насущной необходимостью вне зависимости от степени развития. Я хочу сказать, что нельзя вносить политику нашего дня в постижение прошлого. Но метод диалектического материализма — обязательно.

Д. И вот с последней точки зрения необходимо постоянно помнить о причинности, об отсутствии случайного, внезапного, о невозможности вторжения в исторический процесс произвольного. Так, летописи и за ними историки изображали Русь до крещения дикой страной, а Владимира — кровожадным дикарем. Между тем общепризнано, что Киевская Русь времен Владимира была сильнейшим и культурнейшим государством в Европе. Для нас совершенно очевиден исторический процесс, начавшийся задолго. Да, постоянно игнорируется тот факт, что Приднепровье было очагом древнейшего земледелия. Афины времен Перикла подкармливались днепровским хлебом. Его с выгодой завозили милетские купцы, владельцы эллинских факторий на северном побережье Понта. И с выгодой не потому, что покупали зерно дешево. Иное: почва Эллады хуже приднепровской, и, что важнее, хлеб на Днепре выращивался свободными земледельцами, в Элладе — рабство. Отсюда конкурентоспособность северного зерна.

Е. Постоянно игнорируется тот факт, что Русь имела свое право, опиравшееся на исторически сложившиеся отношения. Пытались писать историю России, опираясь на западноевропейские образцы. Просмотрели, что у нас не было таких бедствий, как религиозные войны, таких страшных эпидемий, как демонизм. Демонизм стоил одной только Франции несколько миллионов костров, причем каждый, чаще каждая обвиненная была жертвой правильной судебной процедуры. Число жертв в Германии, в Италии и в других странах не поддается учету. Во всяком случае, многие и многие миллионы.

Я считаю, что большим недостатком является отсутствие у нас общего параллельного курса истории хотя бы Европы. Тогда многое бы заняло в нашем представлении иное место. Я лично постоянно работал над собой путем, так сказать, «горизонтальных» разрезов тех или иных эпох.

Ж. Большой помехой является язык. Для читающего источники невольно эти люди, пользовавшиеся языком, кое-как похожим на наш, кажутся недоразвитыми. Исторические писатели, стилизуя язык своих произведений, пусть с лучшими целями художественности, но создают образы настоящих дикарей, умственно и эмоционально ограниченных. Многие ученые и писатели, исполненные лучших намерений и любви к «простому народу», невольно чувствуют себя выше этого самого народа. Многие из них не знали физического труда, ничего не умели сделать своими руками. Познав лишь книги, такие люди никак не могут быть судьями настоящего, не говоря о прошлом. Однако один мой знакомый, ученый биолог и палеонтолог, человек большого жизненного опыта, убежден, что «и в пещере троглодита любовь мужчины и женщины играла решающую роль». Я могу добавить, что сказитель преданий или художник скальных изображений получали, при всей своей бесполезности для племени, самый сочный плод охоты.

З. Старая наша литература не однажды изображала выскочку, презиравшего среду, откуда он сумел уйти. Таковы же те ученые, которые отрицают человеческие способности у своих недавних предков. Между прочим, у них, у предков, был хоть и иной, но богатейший багаж знаний, уменья. Иначе они не выжили бы. И в их багаже человековедение играло, может быть, большую роль, чем у нас.

Итак, все есть исторический процесс, нет чудес, из ничего ничего не бывает. Таково мое кредо.

Вместе с тем я очень понимаю, что громаду предубеждений разрушить не под силу одному и даже многим. Я все время помню, что люди, которым я выше расточил немало брани, были и есть люди, хорошо нечто заучившие, убежденные в своей правоте, и субъективно люди чистые. У них есть и щит — точное, якобы (для меня лишь), толкование источников. На самом деле, как же без источников! Фантазия? Нет, но толкуйте же источники без высокомерия и критически. Недавно я прочел три тома «Русской истории» Татищева, с древнейших времен и до татар. Татищев пересказал летописи, не больше. Но эти люди, которые действовали с IX по XII век, таковы же, как я, и рассказ о них — увлекательнее романа. И мораль их такова же, как моя. Ничем не отлична. А ведь Татищев лишь переводчик источников.

Теперь попробую Вам ответить по пунктам.

В первом тысячелетии нашей эры славяне не были ни дики, ни аморальны. Убийство в их быту было редчайшим случаем, убийство своим своего; поэтому для таких исключительных случаев все Русские Правды (их было много) разрешали не самосуд, но не считали преступным убийство же насильника в целях самозащиты или как выход гнева, как разрядку отчаяния близких пострадавшему. Между прочим, и сейчас практика некоторых европейских судов не наказывает убийство в целях самозащиты и назначает условные меры наказания за убийство убийцы, совершенное сгоряча на месте преступления лицом или лицами, возмущенными этим преступлением.

Никаких ритуальных убийств людей, обязанных сопровождать умершего, среди древних славян не было. Ибн-Фодлану угодно писать либо сказки (я читал его), либо он видел чей-то особо измышленный ритуал. Что касается отзывов других, о ком Вы уместно поминаете, то и Маврикий, и Бонифаций, как и арабы, славян знали понаслышке, среди них не жили, их быта не изучали. Характерно другое: реставрация культа древних славян производилась главным образом по сохранившимся трудам пастырей церкви, искоренявших, обличавших язычество. Ни один не поминает об убийствах жен и близких. А уж такой-то козырь не был бы упущен. Что касается любви, как повода для брака, то думаю, нет — убежден, что в те годы процент браков по любви был не ниже такового в наши дни. Для здорового, сильного мужчины, жившего в условиях племени своего, подобно нашим деревенским, но бывшего одновременно и воином, не годилась любая женщина, но как-то ему подходящая. Так же и для женщины. Требование женской девственности не было столь вздорным, мужская девственность тоже была частым явлением, ибо в родовой тесноте, а более — в труде, некогда и не с кем было заниматься вольной любовью. Повторяю, условия подходили в быту к условиям наших недавних дальних деревень, что мне лично, к счастью, хорошо известно и понятно. А любить крестьянки умели получше иных светских дам. Ибо любовь женщины к мужчине и мужчины к женщине является неким неизменным постулатом.

Все это я очень помню для своих оценок прошлого.

…А история! Историю будут писать и переписывать. Казусов много было и будет у тех, кто, во-первых, высиживает слова источников, будто это яйца. И у тех, кто стрижет всех под одну бирку.

Униженное положение женщины у древних славян. Да. Но как и в какой степени и почему? В недавнем западносибирском быту женщины-крестьянки в полевых работах не участвовали. В глубинах Южного Урала я лично нашел некогда следы древнего уклада: в избе все принадлежит женщине. Если женщина вышла из дома, мужчина будет сидеть голодным, но не полезет в погреб за молоком, маслом, медом, не откроет хлебный ларь. Не положено… Утром женщины встают до света, готовят плотный обед, начнет светать — будят мужчин, торопят, кормят — и мужики уходят. Тогда усаживаются женщины с детьми, не спеша едят, кормят детей, занимаются своими делами на свободе. Там женщина никогда не сядет с мужчинами за стол. Пожив среди таких людей, я не нашел, что женщина угнетена. Наоборот, она там смела, вмешивается в мужские разговоры, и ее никогда не оборвут.

В старой России было понятие — тягло. То есть мужчина и женщина. Ибо один мужчина не хозяин. Помню, когда холостых в деревнях не было. В свое время развод нужен был интеллигенции. А крестьянину разводиться — хлеба лишиться. Умерла жена, плачь, да новую ищи, чтоб по миру, не пойти.

Конечно, человек есть существо общественное и находится под влиянием среды. Но и среда находится под влиянием человека по универсальному закону действия и противодействия. Без взаимодействия нет никакого действия, все диалектично.

Вот Вы поминаете об обрядах фиджийцев, малайцев. Особенно интересны фиджийцы, жившие до недавних времен весьма особливо. А вот у таитян их первооткрыватель Бугенвиль нашел совсем другой быт, совсем другие обряды. А ведь по климату, по месту, в сущности, соседи близкие. Читал я подлинные дневники и Бугенвиля, и других первооткрывателей. Источники довольно бесхитростные. Формально везде был одинаковый уровень, родовой. А быт, отношение к жизни, отношения друг к другу были ох как различны. Что называется, небо и земля. И будь, к примеру, в распоряжении историков, этнографов, социологов только дневник Бугенвиля (вернее, безымянного писателя, коему было поручено это дело), какую буколическую идиллию нарисовали бы они нам в описании родового бытия! В том-то все дело, что в разных местах было по-разному. Исторический же процесс для каждого места, что ли, не только неразрывен, но и своеобразен.

Могу дополнить: убежден, что быт древних славян в «Руси изначальной» изображен верно. Такого же мнения мой рецензент, один из наших академиков. Другой академик, может быть, не согласится с «моим». Для меня же важно внутреннее чувство правоты.

Что же касается истории нашей, то много в ней было допущено искажений. Сейчас пора бы порадеть правде. Мое кредо изложено в эпиграфе к «Руси изначальной». От него я не отступлю, ибо ничего я не выдумал, не кадил. Так же, как и в моих «Повестях древних лет».