Злобный леший, выйди вон!

– Сколько здесь живу, никогда о таком не слышал. Как говорите? Черная волчья ягода?

Олег взял слово:

– Как только человек вдохнет эти семена, так у него тут же отнимаются ноги и руки. К счастью это быстро проходит. На следующее утро, он уже может ходить, но, к несчастью, вместе со способностью ходить приходит и жажда крови. Чаще всего это проявляется убийством, а то и несколькими. К тому же, больному напрочь отбивает память, он путает слова, забывает названия, имена.

– А убийства.

– Да?

– Сколько их может быть?

Знахари переглянулись. Теодор Кительсон заговорил первый:

– Был случай у нас в Просторе, когда один лесоруб подхватил такую заразу. Он убил полдеревни, пока не был излечен... путем отделения головы от тела лопатой. А начал он свой кровавый поход с бродячего торговца. Почему-то, человек, больной волчьей лихорадкой всегда начинает с малознакомых ему людей и заканчивает самыми близкими. Тех кого он не видел до болезни, он будто вовсе не замечает.

– Какой ужас! – воскликнул Мокроус.

«Вот ты и сочиняешь, Тео», - подумал Олег.

– Надеемся, - сказал Теодор Кительсон за себя и за Олега, - он не успел никого убить?

– А если и успел, то нет ли другого способа излечить его, кроме отделения головы от тела? Неужели только это?

– Конечно, нет. В тот момент, когда крестьяне нашли способ «помочь» несчастному, мы были далеко, иначе бы, удалось спасти многих и самого больного тоже.

– Но как? Как ему помочь?

– Сначала скажите, успел ли он уже навредить кому-нибудь?

– Это так важно?

– Да, - сказали в один голос знахари.

– Он убил троих. Трех царских людей, – сказал Мокроус и схватился за голову, словно только сейчас осознал всю глубину трагедии.
– О боги! Как лютый зверь, всех троих! Какой кошмар!

– Боги не нужны. Мы поможем ему. Это один из немногих случаев, когда клин вышибается клином побольше. Нам нужно отвести его в лес и снова дать подышать этими ягодами. В большем количестве они снова вызовут приступ потери памяти.

Мокроус нахмурился.

– Он вернется прежним, поверьте мне, - успокоил его Теодор Кительсон.

– Значит надо немедля отправляться в лес.

– Вы поедете с нами?

– Конечно. Больше ни на шаг от него не отойду.

– Какая жертвенность! – восхитился Теодор Кительсон, и хлопнул в ладоши.

– Что? Жертвенность?

Лицо советника исказилось. Смысл этого слова противоречил его натуре.

– Еще бы. Когда мы отправимся в лес, то нам с Уваром ничего не будет угрожать, ведь он нас не знал до болезни, однако вы были его приближенным, верно? Значит, под ударом окажетесь именно вы, если мы не справимся. Но я очень ценю ваш поступок.

– Герой, – сказал Олег и положил руку на плечо советнику. Тощее, как у девицы и покатое, словно советник переболел чахоткой.

– Знаете, - помедлил он, - я лучше останусь здесь, послежу пока за делами в деревне, а то без присмотра ее оставлять тоже нельзя. Уверен, что вы и без меня справитесь.

– И это верно, - сказал Теодор Кительсон.

– Наместник! – крикнул Олег Лешему. – Не желаете ли прогуляться с нами? Обещаем вернуть вас к вечеру.

– Да, да. Вот только муху поймаю, - ответил Леший.

***

– Я будто чем-то переполнен, - сказал Леший. – Что-то горячее и звонкое раздирает мою голову, а иногда, вместо этого, я ощущаю как что-то липкое и тяжелое обволакивает живот. Все это хочет выйти из меня наружу, но я не даю. Что это, Тео?

– Эмоции, мой друг. Первое очень похоже на злость, или же ярость, а второе скорее напоминает мне грусть или тоску.

– Не понимаю, как вы можете постоянно ощущать эту гадость. Это должно быть очень трудно.

– Мы привыкли, - сказал Олег.

– Но это же не могут быть мои эмоции, правда? У меня их никогда не было. Ни у кого из моих братьев их нет.

– Вероятно, то, что ты сейчас ощущаешь, это всего лишь отголоски настоящего хозяина тела. Хоть душа его сейчас далеко, возможно, остатки ее все еще теплятся в укромных уголках огромного тела. Все это еще не изучено, а потому я не могу говорить с уверенностью. Лишь домыслы.

– Ведьма сказала, что крупицы духа наместника останутся в его теле, ведь человеческая душа сильнее привязана к телу, чем наша. Поскорее бы покинуть это тело.

– Неужели все так плохо? – спросил Олег.

– Я чувствую, как мое тело растворяется с каждым вздохом.

– Мы называем это «взросление», а в твоем случае «старение».

– Самое страшное, что я больше не слышу шум ветвей Отца, что всегда направлял меня. Я думал, что буду слышать ваших богов, когда перемещусь в тело человека. Тишина. Ни звука. Это тело слишком старое? Поэтому я ничего не слышу?

– Знаешь, хоть я и помоложе, чем твоя оболочка, но все-таки тоже не слышу голоса богов.

– Дело точно не в слухе, ведь я тут самый молодой, однако тоже ничего не слышу, - сказал Олег.

– Тогда вы должны слышать своих предков?

– Слышим, но только живых предков. Хотя можно услышать умершего предка через его книги, письма или другие вещи, как, например, оружие.

– Я слышал, что есть люди способные говорить с мертвыми, - сказал Олег. – Еще в детстве бабка Чаруха, рассказывала нам о мудрецах, что могут заглядывать в мир мертвых. А еще она говорила, что у самой главной ведьмы одна из ног костяная, и она при помощи этой самой ноги, ходит по земле мертвых, не опасаясь остаться там, ведь получается, что она уже одной ногой в могиле.

– Я в подобное верить не склонен. Знаете, когда кто-нибудь поговорит с моим покойным дедом, и повторит мне его любимую ругательную песню про двух девиц в сарае и отряд солдат, вот тогда я поверю в разговоры с мертвыми.

Все засмеялись, и даже Леший улыбнулся, но тут же испугался своей реакции и закрыл рот руками.

– Ого. Тео, ты видел? Это же была улыбка.

– Великий день! Мы близко.

За беседой друзья, как это часто бывает, не заметили, как добрались до Глухого Бора.