Зловредная жертва
Шрифт:
– Бабуля? – непонимающе склонил голову лупоглазый.
«Чисто как собака», – подумала бабуся.
– И дедуля, – сказала она вслух, – мы, внучата, его деда Маркса звали. Эх и собачились же они с бабой Энгельсой! Только пух летел. Мы, бывало, попрячемся под кровати, а они и шпрехают, и шпрехают, да все не по-русски. Дюже бабка наша суровая была! Доставалось дедовой бороденке после попоек! – живописала она картинку из быта основоположников марксизма.
– Мадам, вы есть не адекватный поведение, я последний раз попросил вас покинуть немецкий консульство, – лупоглазый, конечно, не мог догадаться, что перед ним частный детектив. Поэтому он принял
– Пока не дашь пообщаться с земелями, не уйду. – Для убедительности она плюхнулась в кресло, гостеприимно стоящее в холле.
Кресло было под стать хозяевам, такое же лживое и ехидное. Это оно только внешне казалось надежным и приличным, в своей басурманской сути данный предмет мебели оказался настолько низким и мягким, что доверчивая старушка провалилась в объятия чуждого крестьянской идеологии синтепуха и билась там до тех пор, пока ее не выудил подоспевший наряд милиции.
Спасители оказались настолько лицемерными, что вместо того, чтобы покарать лупоглазого и заставить его выполнить требование соотечественницы, извинились перед ним, надели на невинную жертву германских цыган железные наручники и вывели ее из негостеприимного консульства.
Большинство истинно русских людей считают, что в этой жизни надо попробовать все. Есть, конечно, сухие и скучные прагматики, не способные не только прыгнуть с тарзанкой, но даже трусящие перебегать дорогу в неположенном месте. Бабуся являлась истинно русской женщиной, хотя и часом назад очень убедительно доказывала свое родство с Марксом и его женой Энгельсой. Поэтому визит в обезьянник она восприняла как подарок судьбы.
Компания подобралась, что надо. Старушка всегда легко находила общий язык с молоденькими лихими девчонками. Правда, те сначала проигнорировали пополнение их веселой компании щуплой старушенцией. Они весело переругивались, коротая часы несвободы. Все темы были давно переговорены, поэтому в конце концов вниманием девиц была удостоена и бабуся.
– Эй, коллега, – хихикнула чернявенькая, вся в меленьких кудельках, – а тебя на какой улице загребли?
– У германцев была, в консульстве, – охотно ответила бабуся.
Рев одобрения и восторга, последовавший за ее словами, еще больше ободрил все-таки немного оробевшую старушку.
– Так ты валютная! – продолжала куражиться чернявенькая. – Где так удачно устроилась? Может, возьмешь в следующий раз с собой, с мамкой своей сведешь? А то страсть как хочется в люди выбиться!
– Да какая мамка, – махнула рукой бабуся, – их даже Марксом не расшевелишь, да и на Энгельсу не больно-то реагируют. Уж как только не танцевала перед этим немчурой лупоглазым. Только и дождалась, что креслом меня, гад, поймал. И где это басурмане такие неловкие кресла берут?
– И долго он тебя ловил? – затаила дыхание чернявенькая.
– Да нет, сначала ласковый был, обходительный, мадамой называл. Это когда я ультиматум ему поставила, что не уйду, пока товарищей своих для меня не призовет, засуетился и в кресле этом поганом меня и зафиксировал.
Дружный хохот прервал красноречие старушки. Сначала она улыбалась, потом насупилась, а в конце и вовсе отвернулась, ковыряя ногтем щербатую стенку.
– Эй, бабусь, ты что, обиделась? – подошла к ней чернявенькая после того, как ее подруги немного успокоились.
– А чего ржете, дуры, – даже не повернувшись, буркнула бабуся.
– Так смешно же, – миролюбиво пояснила чернявенькая.
– Вам-то, может, и смешно, а мне обидно, что дуру старую из меня делаете, а я, может, вообще
при исполнении.– Так ты не просто валютная путана, ты еще и мент переодетый? – нарочито округлила глаза приставшая к ней девица.
– Мент – не мент, а агент, – не смогла не похвастаться бабуся.
– И кого ловим? – жестом остановила готовых взорваться от смеха подруг чернявенькая.
– Да резидентов германских. Совсем распоясались. Записывают, понимаешь, завучей в шпионки, потом мочут их по подвалам, а я распутывай. И так уже все сериалы запустила с энтими германцами. А теперь еще и в темницу кинули, – разоткровенничалась бабуся, чувствуя непонятную симпатию к этим падшим душам. – Ну, засиделась я с вами тут. Пора вызывать начальство, пусть выпускают. А то ужин не успею сготовить.
С этими словами бабуся подошла к толстой металлической решетке.
– Эй, внучек, – вежливо обратилась она к дежурному лейтенанту, – открой калитку-то, мне в одно место сбегать надо.
Лейтенантик не обратил не нее никакого внимания. За свою короткую службу он уже привык к просьбам и слезам, угрозам и оскорблениям.
– Сыно-о-ок, – более требовательно протянула бабуся.
Никакой реакции. Юноша увлечено уткнулся в какую-то книгу и, казалось, не замечал окружающей его суровой действительности.
– Ну раз не открываешь, придется тебе самому бежать, – заключила она, – оторви-ка свой пельмень от стульчика, да сбегай на второй этаж к Олежке Малышеву. Скажи, Евдокия Тимофеевна, родная бабуся друга его сердешного, в вашем плену томится.
Лейтенант, услышав фамилию старшего следователя, очнулся и осмысленно посмотрел на пленницу.
– Как вы сказали? – переспросил он.
– Родная бабушка, – повторила бабуся.
– Олега Павловича Малышева? – не поверил юноша.
– Ну, – неопределенно сказала бабуся, решив, что эта ошибка может принести определенную пользу.
Пока лейтенантик объяснял что-то телефонной трубке, прикрыв ее ладонью и понизив голос, бабуся вернулась к притихшим подругам по несчастью, заинтересованно разглядывающих ее.
– Ты что, действительно бабушка Малышева? – сурово спросила чернявенькая.
Бабуся успела смекнуть, что в данной компании фигура Олега вряд ли имеет котировку со знаком плюс. Даже ей было известно, что отчаянно и безнадежно влюбленный в Ирину старший следователь ненавидит всех женщин без исключения, включая саму бабусю. А уж дамочек легкого поведения… Можно только представить, какие нежные отношения испытывают друг к другу уличные проститутки и майор милиции Малышев. Поэтому, украдкой оглянувшись на лейтенанта, баба Дуся горячо зашептала:
– Да нет, это я для обману, чтобы, значит, внимание привлечь. А вообще я бабушка того хлопчика, что у этого самого Малышева кралю увел.
– Так у Малышева краля была? – оживилась чернявенькая, – надо же! А мы уже думали, что он гей. Как не крутись перед ним, только рожу воротит да оскорбляет.
– Не-е-е, не гей, это я точно знаю, – компетентным тоном заявила бабуся.
– А ты хоть знаешь, кто это такие, геи? – хитро прищурилась девица.
– А я что, СПИД-инфо не читаю? – оскорбилась бабуся, – да мы всей деревней бегали его читать к Вальке-вобле. Она богатая, у ей сын бандитом работает, так она выписывала, а мы всем селом читали. Не за так, правда. Кто за десяток яичек, кто за коровой почистит, кто картоху копать поможет. Валька за так и матери родной не давала. Та, правда, читать не умела, зато картинки любила разглядывать. Так Валька с ей за это натурой брала.