Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
– Гнедин! Черт драный! закричал сержант. Отставить! Прекратить огонь!
– Что? крикнул в ответ Гнедин, перестав стрелять.
– У тебя сколько "рожков " осталось? крикнул Яськевич.
Гнедин перевернулся на спину, и быстро посчитал свой боекомплект. Раз, два, три...
– Шесть, крикнул в ответ Гнедин.
– А гранаты? кричал сержант, перезаряжая "раскалившийся автомат".
– Четыре, крикнул Гнедин, и от удивления, втянул голову в плечи.
В ущелье воцарилась тишина...
– Это что за хрень, прошептал Яськевич. Он лежал на спине, и смотрел в голубое, и чистое, афганское небо. Так не бывает, тихо сказал
– Кунаев, быстрее надо было, прошептал Яськевич, закрыв глаза. В тишине, отчетливо раздался хлопок. Яськевич, высунулся из-за камня, и увидел на другой стороне ущелья, клубы оранжевого дыма, что медленно поднимались над землей.
– Что вы делаете, дураки! Еб.. твою за ногу! Они сейчас вас всех разом накроют! Долбо....бы! матерился негромко Яськевич, "закипая" от злости.
– Вертушки! Помощь идет! раздался за спиной сержанта, радостный голос Гнедина.
– Ты сдурел, солдат! прикрикнул Яськевич.
– Тогда зачем дымы... я не ... они...
Громко и раскатисто, тяжело бухая и будто взрывая камень и глину, "заработал" ДШК (крупнокалиберный пулемет). Потом еще, и еще, гул нарастал... земля дрожала... Гнедин неподвижно лежал, вжавшись в углубление под камнем. Вокруг дрожало и бухало, тело трясло, словно в лихорадке, горячий автомат обжигал щеку... "Нет суки, меня вы не получите, грязные "урюки", хрен вам на блюде, и гранату в задний проход, злился Гнедин, содрогаясь всем телом".
– Патроны, патроны, шептал разбитыми губами Гнедин, прижимая рукой к телу "разгрузку". Гнедин сука! орал Яськевич, сквозь грохот, "духи" справа. На тебя идут! Вылазь, жопа! Стреляй!
Гнедин поднял голову, и увидел спускающихся на него "духов".
– Сверху! орал сержант, стреляя длинными очередями. Бей! вскрикнул Яськевич, и замолк.
Гнедин повернулся, и увидел" разорванные "дыры, на груди сержанта. Невидимая волна, будто вытолкнула его, распрямила тело, ударила в голову, и злость, переполняя через край, сдавливала сердце. Он вскочил, и заорал:
– Суки! Палец давил на спуск, автомат подкидывало, он быстро передвигался, и стрелял... стрелял... стрелял... Пули, он слышал их "шлепки", ложились рядом. А он, не обращая внимания, стрелял, и отходил вниз, к своим. Он и сам не мог понять, как оказался в этой "ямке", за валунами, и только увидев своих, обрадовался. Их было пятеро. Все из второго взвода, уставшие, какие- то обреченные, и поникшие. Никто не стрелял, пустые "рожки" были раскиданы по дну "ямки". "Ржавые" автоматы, были сложены в одну кучу. Гнедин осмотрелся, увидел посередине "ямки" ОЗМ, обложенную, по бокам гранатами, и все сразу понял.
– Мужики, вы чего? Недоумевая, спросил Гнедин, посмотрев на крайнего к нему, рядового Титова.
Рядовой повернулся, и на Гнедина взглянули полные отчаянья, уставшие, и испуганные глаза. Пустые, и безнадежные, совсем "старые", и тревожные... на него смотрели пять пар глаз, что прощались с жизнью...
– Патроны есть? громко спросил Гнедин, глядя на молчаливых солдат.
– А гранаты?
– Вот, кивнув в сторону разложенных гранат, ответил Титов.
– Так чего сидите? бросайте в "духов"! потянулся Гнедин к гранатам.
– Не трогай, остановив его руку, сказал Титов. Их всего три, а нас пятеро.
– Вы чего мужики? удивился Гнедин, разглядывая
молчаливых сослуживцев.– Шурави сдавайся, услышал Гнедин, гортанный голос душмана, совсем рядом, за спиной.
Он, быстро "выкатился" из-за валуна. Дал короткую очередь. Боковым зрением увидел, их много, очень много, они идут со всех сторон, в своем "черном одеянии", совсем открыто, не пригибаясь, не прячась... Их много. Пули бились о валуны, рикошетя в разные стороны. Гнедин, не раздумывая, вытащил свои гранаты, и одна за другой, приподнявшись, метнул все четыре, в разные стороны. Затем отсоединил пустой "рожок", и тяжело вздохнув, посмотрел на товарищей.
– Что вы как бараны заколдованные, крикнул Гнедин в отчаянья. Будем драться! Всем что есть! Ножи! Кулаки! Зубами рвать, эту "черножопую сволочь", орал Гнедин. Вы что? Струсили?
– В плен нельзя сдаваться, закричал рядовой Панов, обхватив голову руками. Замучают! Кастрируют! Кожу с живого снимут! орал он, истерично. Ты это понимаешь! Их много! Как не бейся, все равно живыми возьмут! Понимаешь!
– Все мужики, прощаемся, сказал рядовой Дутов, и вытянул перед собой гранату, с разомкнутыми "усиками". Большой палец в кольце, в глазах пустота...
– Сдавайся, раздался совсем рядом голос душмана.
Гнедин обернулся, потом взглянул на своих товарищей, и громко выкрикнул:
– Сдаемся! Не стреляйте! Мы выходим! "Хади сюда чурки!" Я твой жо...у е..л! Недовольные крики, в вперемешку с автоматными выстрелами, раздались со всех сторон.
– Обложили суки, прошептал Гнедин. Подняв голову, он увидел мрачные лица "духов", что окружили их, наставив стволы автоматов.
– Ну, все, пора мужики. Прощайте, раздался громкий голос Дутова. Простите если что не так. Русские не сдаются! Прощайте!
Он дернул кольцо, и положил гранату на мину. Они обнялись все вместе, как единое целое, кольцо, и склонились над "зарядом".
– А-а-а-а-а! закричал Гнедин, и что есть сил, рванул в сторону. Его с силой подбросило в воздух, и ударило о землю. В голове, будто молния ударила, и все вокруг закружилось... " Кровь выходит, подумал он, плохо... горит внутри, прощайте ребята..."
СССР. г. Приморск. 1987 год (октябрь).
Спроси его, и он не сможет ответить, как и почему, они оказались в этом месте, и отчего так хочется веселится, с жадностью глотая морской воздух. Они шли в ресторан, она смеялась и рассказывала "похабные " анекдоты, а он улыбался, и с удовольствием обнимал ее за талию. На набережной зажигались фонари, в порту загудел пароход, для кого то, жизнь только начиналась... Саша был счастлив, ему так казалось, ведь она, его любимая девушка, сегодня станет ближе... Впереди, красовался огнями ресторан "Волна". Алена, не умолкая говорила, а Саша наслаждался, прижимая к себе, такое желанное тело, испытывая еще непонятные для него чувства...
– Я говорю, проходи, садись, а ты как "робот" из мультика, застрял на слове привет, смеялась Алена. Я обед приготовила, стол накрыла, можно сказать, подвиг совершила, ради тебя, а ты все смотрел на меня и молчал.
– Это я от стеснения, улыбался Саша. Понять не мог, то ли, заколдованный, то ли, очарованный?
– И то, и другое, сказала Алена, остановилась, повернулась к Саше и глядя в глаза, тихо сказала:
– Любовь, это болезнь. Значит, ты болен. Поцелуй меня. И тогда я тебя расколдую, улыбнулась она.