Змеиная прогулка

Позже он обнаружил, что растянулся между Годдардом и Ренчом на твердой ступеньке почти в темноте. Рядом на полу стоял один из их электрических фонарей, его луч был направлен в яблочко на закопченную стену. Здесь стоял сильный запах гари, но воздух из спринклерной системы был прохладным и влажным. Должно быть, они спустились на этаж или два. Он не мог вспомнить.

Лиза. О, Лиза!

— Он приближается, — пробормотал Ренч. «…Ненавижу терять Лизу», — говорил Годдард. «Она нужна партии».

«Ага. Как будто это была твоя единственная причина!».

— Я знаю, — сказал Ренч. Он протянул руку и положил руку на руку Годдарда. «Я знаю, чувак. Ты тоже был в нее влюблен. Люди почти никогда не говорили об этом лично с Биллом Годдардом.

Годдард не обиделся. — Больше, ты знаешь. Лессинг чувствовал свое горе, словно физическое одеяло, окутывающее их.

«Я помню, как Лессинг женился на Джамиле», — продолжил Ренч. — Вы хотели, чтобы Лессинг и его золотая малышка вышли из партии, чтобы у вас был шанс с Лизой.

Ноздри Годдарда раздулись; по крайней мере Ренчу удалось сменить тему. «Лессинг поступил неправильно, женившись на Джамиле Хусайни! Он ни черта не знал о расе, о генетике, о евгенике! Он до сих пор этого не делает! Просто мистер Среднестатистический американский придурок, которому промыли мозги средства массовой информации и который считается «образованием!» Может быть, не стоит винить кого-то в невежестве, но Лессинг очень старается! Никаких амбиций, никакой цели, никакой особой морали, никакой идеологии… никаких причин выходить из-под проклятого дождя!»

«Невинный, как дырка младенца, вот наш Алан». Пальцы Ренча прикоснулись к правому веку Лессинг. «Боже, он все еще в шоке. Что мы делаем?»

Годдард проигнорировал его. «Я никогда не нравился Лессингу. Я фанатик, парень, который не отступает от насилия, тот, кто так же готов встать и сражаться, как и наши враги. Он никогда не понимал расового выживания, зла смешения рас и истинной природы нашей оппозиции».

— Нет, — медленно сказал Ренч. «Я не думаю, что он когда-либо это делал. Ему следовало бы сейчас…

— Лиза… — Годдард очень тихо прошептал ее имя.

Ренч приподнялся и оперся на металлические перила. «Нам пора идти. Где, черт возьми, наши ребята?

«Я послал их посмотреть, смогут ли они найти выход отсюда. Коринек и его евреи загнали нас в ловушку.

«Всегда евреи. Фанатики… — Ренч нервно хихикнул, — …как и мы.

«Ага. Они делают то, что должны: свои террористические банды, свои группы давления, свои деньги, свой контроль над СМИ. Даже после Пакова, после всего, что произошло, они вернутся. Я их не виню; Я просто сражаюсь с ними. Такие парни, как Лессинг, думают, что если мы будем к ним добры, то откинемся назад, чтобы быть «непредвзятыми», дадим им больше, чем их доля наших вкусностей, позволим им управлять нашим правительством и нашими средствами массовой информации, позволим им пугать нас их обвинения в «антисемитизме», то они будут жить с нами в прекрасном мире и согласии. Это все такое «экуменическое», такое дерьмовое «либеральное»!»

— Должен признать, это отличный урок воскресной школы.

«Пропаганда! В течение двух тысяч лет евреи изо всех сил старались захватить наше общество. Они попадают, их принимают, а затем берут на себя ответственность. Они умные: трудно заставить людей увидеть, что происходит прямо у них под носом».

— Тебе не обязательно мне говорить! Тем не менее Ренч позволил Годдарду говорить; это помогло избавиться от горя и гнева в организме большого человека.

«У нас есть два варианта: мы экспортируем их, как это делали немцы перед Второй мировой войной, или мы их полностью вывозим. Я не против любого решения. Они делают то, что должны, и мы тоже. Когда на карту поставлено расовое выживание, цель оправдывает средства. Единственная мораль — это мораль живых».

Снизу раздался грохот и продолжительный стук. Ренч судорожно подпрыгнул. «Что это такое?»

«Граната!» — воскликнул Годдард. «Стрельба! Черт, нам лучше придумать план! Если собачки Коринека ринутся вверх по лестнице, кто же такой Tefungled!

Ренч помахал рукой перед лицом Лессинг. «Что нам делать с этим чудаком? Он в чертовом шоке… вышел из себя.

Лессинг выплыл на глубину сотни лиг. Он сказал: «Нет, мне теперь зеленый свет. Дай мне домкрат. Он выпрямился. «Отдай свою М-25, Ренч. Я могу использовать это лучше, чем ты».

Он чувствовал себя тысячелетним кораблем, поднятым из водной могилы. Он цеплялся за топ-мачту и вытаскивал водоросли и мусор из своих гниющих костей. Древний моряк? Дэви Джонс? Нет, это был какой-то другой фильм!

Он споткнулся, схватил автомат и, шатаясь, побрел вниз по лестнице, оставив двоих других следовать за ним.

Один, второй, третий этажи они спускались молча, Лессинг шел впереди. Ренч посередине, Годдард замыкает шествие. На некоторых этажах еще работала спринклерная система; на других не было ни звука, ни света: только сырая и дымная тьма, пахнувшая гарью.

Ноги скрипели на лестнице внизу, и Лессинг поднял руку. Он указал на пожарную дверь на лестничной площадке, и Ренч и Годдард проскользнули внутрь и заняли позиции за ней. Сам он поднялся на половину пролета к лестничной площадке между этажами и присел за стальными перилами, чтобы видеть, кто идет. Он проверил свою М-25 и положил рядом с собой бельгийский автомат в качестве запасного. Затем он выключил электрический фонарь.

Он ждал.

Тусклый свет опускался и танцевал внизу.

— Никто, — завыл голос. «Мы взяли их всех, каждого…»

«Та маленькая рыжеволосая малышка, которую Джонсон нашел на пятом этаже. Она была так чертовски напугана, что… Остальное было непонятно. Акцент был латиноамериканским, вероятно, иностранным новобранцем в армии США.

— Какого черта ему пришлось в нее стрелять? Другой солдат, судя по тембру голоса, чернокожий с глубокого Юга, пожаловался. «Мы все могли бы подраться».

«Замолчи!» — приказал кто-то еще более высоким и резким тоном. Голос почти наверняка принадлежал Коринеку! «Здесь может быть больше выживших». Шаги прекратились. «Эй, Томсон, разведчик наверху, ладно? Убедитесь, что никто не врет, черт возьми.

Единственная пара ботинок осторожно хрустела пеплом и обломками, разбросанными по лестнице, а яркий овал света выделял резкие тени на стенах. Лессинг приготовился нырнуть обратно на следующий рейс.

Акустика на лестнице обманула его. Прежде чем он успел отступить, он обнаружил, что смотрит вниз на блестящий безликий пластиковый козырек шлема, наклоненный к нему. Он постарался вовремя поднять неуклюжую М-25, понял, что уже слишком поздно, стал как можно меньше и стиснул зубы в ожидании смертельного обстрела.