Змеиные боги

– Кринж, Смоль, удаляй те фотки, они нам не понадобятся. Иди сюда.

Он стоял у третьего стола, самозабвенно любуясь на белые кости. Катя буквально заставила себя переставлять ноги, закованные в колодки ледяного страха. Там, у маленькой пустой избушки, к которой их привела Софья, она казалась себе храброй, а дело пустяковым.

Теперь же она поняла, насколько была самонадеянна.

Эти останки повергли её в настоящий ужас. В тот самый, от которого каменеет все тело. На столе лежала девушка. Поразительно хорошо сохранилась золотая коса, переплетенная сырой и заплесневелой алой лентой, сохранился широкий кокошник, сиротливо лежащий у черепа, в нем пыльно перемигивались крупные бусины и жемчуг. На остатках сарафана можно было рассмотреть кропотливую вышивку крестом. Но чтобы разглядеть, нужно было убрать отвратительную преграду – десятки, сотни длинных змеиных скелетов. Крошечные белоснежные позвонки и тонкие, будто рыбьи, ребра. Они переплетались, путались, комками давили на скелет девушки, скрывая очертания за матовостью собственных костей. Череп одной из них трепетно приютился на подбородочной кости умершей.

Судорожный выдох лишил её остатков кислорода в легких, а изба будто сузилась, нависла над нею сверху и принялась давить стенами.

– Вы просто посмотрите на колечко, это же золото. Такое широкое… Выручить за него можно будет немало, Павлик, достань пожалуйста. – Надя наклонилась к кисти скелета, в её голосе послышалось жадное восхищение. Безумие остановил Бестужев. Перехватил её руку на полпути и грубо отшвырнул от тела, брезгливо вытирая свои пальцы о куртку.

– Нет. Это мародерство, Гаврилова, не вздумай.

Она уже открыла презрительно искривившиеся губы, втянула побольше воздуха, готовая к словесной схватке. Лениво вмешался Славик со своим поучающим тоном.

– Так девочки, не ругаемся, помада не ваша. Стремно должно быть, Наденька, мертвых обкрадывать. Ты Катька делай сразу снимок. В соцсетях залетит только так, с громким названием «Гаврилова Надежда Анатольевна на мрачном пути к лучшей жизни».

– Чтоб ты сдох. – Гаврилова мрачно оттопырила средний палец, но взгляд от широкого кольца отвела, пусть распрямляться и не торопилась. – Это от змей, да? Почему их тут столько?

– Может забыли забрать лестницу, когда хоронили, а может кто-то специально подружке принес, чтобы и в том мире не знала покоя. – Елизаров ехидно улыбнулся, но напускная бравада быстро с него сползла. Как и других, его передернуло.

Выходит, змеи долгое время пировали на занесенном в избу теле, но почему они не расползлись, когда началось разложение? Неужели отравились трупным ядом? Или были с нею до последнего куска мяса? Ни единого тела кроме девчачьего они не тронули – прикрывали её невесомым саваном.

Славик был прав, прошлые фотографии можно удалять, с этой им не сравниться. Снова ослепила вспышка, а дальше все произошло слишком быстро.

Пошатнулась и едва не упала на покойницу Гаврилова, ей навстречу зашуршали кости. С десяток маленьких позвонков зашевелился, заскользил, царапая скелеты подружек тонкими ребрами. И что-то черное стремительно ринулось ей навстречу. Змея. Живая, огромная.

Стоящий рядом Елизаров выбросил руку вперед почти синхронно с безумным рывком рептилии. И это спасло Гавриловой жизнь. Тонкие клыки, налитые ядом, не достали до лица несколько сантиметров, пальцы Славика сжались на Надиной косе и что есть силы дернули назад. Она кубарем покатилась по полу, змея черной молнией скользила следом.

Она будто обрела жизненно важную цель – уничтожить Гаврилову. Прошмыгнула между ног окаменевшей Смоль, задев хвостом голую лодыжку, почти проскочила мимо Елизарова. Его ботинок быстро и тяжело опустился на змеиную голову. Послышался оглушающий хруст, из-под подошвы в разные стороны хлынула змеиная кровь. Темная, почти черная, она забрызгала ноги Смоль, пару крупных капель долетели до лица Нади, разукрасили щеку.

Повисла давящая тишина.

Все шумно дышали, змеиные кольца судорожно сжимались, хлестали, обвивали ногу Елизарова. А затем замедлились, затихли. Он протяжно выдохнул и медленно убрал с неё ботинок, направляя на жалкие останки дрожащий луч фонаря.

– Гадюка. Охренеть. Балин, Гаврилова, прости, твою подружку грохнул.

– Ты ненормальный, она почти меня достала. – Надя осоловело размазала по лицу гадючью кровь и тяжело втянула воздух через трепещущие ноздри. Язык её заплетался, а слова путались. Схлынул бурлящий в крови адреналин.

– Скажи спасибо, что только почти.

Одоевский поднял её на ноги, и они быстрым шагом направились к выходу. Баба Софья была права – моровы избы место для мертвых, живым они ничего хорошего не сулят. Здесь живут лишь гадюки да страхи, прячущиеся в тенях углов, жирные и опасные.

Смоль выходила последней и что-то толкнуло в спину, какая-то далекая настораживающая мысль. Она обернулась. Вопрошающий взгляд скользил по огаркам свечей, по силуэту покойницы, спрятанному в тенях. Прав был Щек, эта изба очень старая. Это понять легко по одежде – сарафану, кокошнику. Грустно было лишь оттого, что одежду такую носили только молодые, не успевшие познать жизни девушки.

А за дверью снова слышался грубый хохот Славика.

– Ля, сейчас кто-то отправится за подружкой. Ненавижу этих гадов.

Когда она спрыгнула в протянутые руки Саши, Елизаров был на полпути к широкому камню. На нем свернул в громадные коричневые кольца своё тело пригревшийся под последними вечерними лучами полоз. Его голова лениво опустилась на камень, тело замерло, лишь изредка вяло шевелился самый конец хвоста.

Что-то внутри сжалось, треснуло. Она побежала вперед.

– Не надо, он ничего тебе не сделал, Елизаров. – Проскальзывает под его рукой, уже сжимающей широкую еловую ветку и поднятой для удара, и загораживает собой камень, чувствуя его тепло левой голенью.

Булыжник гладкий и по-настоящему теплый, это чувствуется даже через плотную ткань джинс. Перед полозом страха нет – Смоль знает, что он не ядовит, а укусы не слишком болезненны. Его спокойствие и доверчивость бьют по оголенным нервам. Даже сейчас, скашивая карие глаза, она видит его – такого же неподвижного и сонного на камне, пробующего воздух около её ноги тонким языком.

– Пацифизм тебя убьет, Катенька, вот вцепится сейчас тебе в задницу, посмотрим, как запоешь. – Славик равнодушно откинул ветку, и она сделала стремительный шаг вперед, ближе к ребятам. Воображение почти позволило почувствовать укус на ягодице, и она тайком растерла её.

Мрачное предсказание не сбылось, полоз не кинулся. Потеряв всякий интерес к людям, он следил за ними немигающим равнодушным взглядом до тех пор, пока их спины не скрылись за стволами деревьев.

До дома они добрались к темноте. Уставшие, с гудящими головами после выпитого за день, Бестужев и Елизаров сразу рухнули в кровати. Заперлись в комнате Одоевский и Гаврилова, подперев хлипкую дверь табуреткой. А она не могла расслабиться, сбросить невесть откуда возникшее напряжение.

Всю дорогу ей казалось, что за спинами слышатся чужие шаги, что-то движется. Звонкие голоса разносились по ветру, громко хохотала Гаврилова, несмотря на пережитую встречу с гадюкой. Смоль слышала тихий шепот травы и шуршание веток – уставшее сознание играло с ней. Стоило замереть и обернуться, чтобы увидеть пустоту. Она до рези в глазных яблоках вглядывалась в толстые стволы, а затем нагоняла компанию трусливо быстрым шагом.