Змей

Не моя проблема, напомнил он себе.

– После всего, через что ты прошла, ты все еще хочешь сражаться? Ты так хочешь снова оказаться в тюрьме?

Белла побледнела. – Конечно, нет! Ты видел, как это было. Это было ужасно. Холод. Решетки. Бесконечные часы, когда нечем заняться, и пытаешься не сойти с ума.
– Она бросила на него язвительный взгляд, явно злясь на Лахлана за то, что он вытащил неприятные воспоминания.
– Я с трудом смотрю на закрытую дверь, пытаясь унять дрожь и панику. Ты это видел, когда сказал про хижину.

– Как ты вынесла это?

Ее взгляд остановился на нем. – А как ты?

– мягко спросила Белла. Когда Лахлан ничего не ответил, она отвернулась, пожав плечами.
– Я думала о своей семье - о дочери. Я знала, что должна пройти через это ради нее. Белла снова повернулась к Лахлану, глаза ее вспыхнули.
– Почему ты спрашиваешь меня об этом? Ты знаешь, на что это похоже.

– Потому что это именно то, что тебе грозит, если ты будешь продолжать в этом же духе.
– Ей необходимо знать, на что она идет.
– Ты сделала достаточно, Белла. Пользуйся своей свободой и не оглядывайся назад.

– Разве ты не видишь, что это не про меня. И никогда не было.

Лахлан этого не видел. И никогда не захочет. Это было частью его натуры. Волноваться не только о себе, сказала однажды Белла.
– Стоит ли это делать?

Белла вздрогнула, как будто Лахлан ударил ее. Ее пораженный взгляд почти заставил его пожалеть о вопросе. Ее подбородок дрогнул. – Это надо сделать.

Отчаянная мольба в ее голосе перевернула в нем что-то. На мгновение он подумал, что может стать тем мужчиной, который поможет ей.

Видимо, Белла была во власти того же глупого впечатления, потому что она не смягчилась.
– Я считала, что ты - человек, который выполняет работу до конца, а не оставляет ее наполовину незавершенной.

Слова кололи. Белла понимала его лучше, чем он хотел признаться. Не моя битва...

– Я сделал то, что собирался. Для меня все закончено.

Но не для нее. Белла была бойцом. Она будет продолжать сражаться до тех пор, пока дышит. Даже за, казалось бы, проигранное дело.

– Значит, тебе все равно?
– усмехнулась Белла.
– Тебе все равно? Удастся ли Роберту освободить Шотландию от власти Англии? Погибнут ли твои друзья?

Лахлан хотел, чтобы она замолчала. Он подошел ближе, угрожающе навис над Беллой, кулаки его сжимались.
– Они не мои друзья.

– Нет?
– бросила Белла. Лахлан знал, что она собирается сказать дальше. Не говори этого.
– А что насчет меня, Лахлан? Тебя не волнует…?

Он схватил ее, прежде чем Белла успела это произнести, и прижал к дереву. Он не хотел заботиться ни о ней, ни о чем-либо еще. Но Белла продолжала расковыривать рану, пока не проступила кровь.

С него было достаточно. Белла слишком сильно задела его.

Лахлан прижался всем телом к ней, грубо втираясь членом между ее ног.
– Ты хочешь знать, что меня волнует, Белла? Вот что меня волнует. Я хочу трахнуть тебя так сильно, что даже думать не могу разумно. Я хочу зарыться лицом между твоих ног и вылизывать тебя, пока ты не потеряешь рассудок.

Белла ахнула.

Лахлан криво ухмыльнулся.
– Поэтому, если ты не готова встать на колени и обхватить своим невероятным ртом мой член, оставь меня в покое.

Белле следовало послать его к черту. Это все, чего Лахлан хотел от нее. Но Белла никогда не делала того, что должна. Вместо этого она улыбнулась так, как будто поняла его. Это было вряд ли возможно, потому что Лахлан сам себя не понимал.

– Я слишком близка к правде, Лахлан?
– Тонкая насмешка привела его в бешенство.
– Будь таким грубым и злым, как тебе хочется, ты не напугаешь меня.

Его глаза потемнели. Возможно, нет. Возможно, да, черт возьми. Его рот прижался к ней в свирепом порыве.

Он предупредил ее.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Белла спровоцировала Лахлана. Возможно, именно это она и собиралась сделать с самого начала. Этот жар, эта страсть, это безумие, кипевшее между ними, продолжались слишком долго. Белла решила покончить с этим.

Ей ничто не мешало. Бьюкен был мертв. Ее долг перед ним – если таковой существовал – в прошлом.

Длительное тюремное заключение, когда Белла не знала, получит ли она когда-нибудь свободу, научило ее наслаждаться минутами радости и удовольствия, которые она могла получить от жизни. Иного шанса может и не быть.

И каким-то образом Белла знала, что это принесет ей удовольствие, в отличие от всего, что она когда-либо знала. Ей хотелось почувствовать страсть хотя бы один раз в жизни. Даже если это все, что может быть между ними. Предложение Лахлана было ясным – как и всегда. Он никогда не утверждал, что хочет чего-то большего от нее, чем это.

Ей тоже ничего от него не нужно... не так ли?

С виду ничего не изменилось. Он все еще был мерзавцем. Человеком, который, как говорили, предал свой клан и убил жену. Безжалостным наемником, который дорого продает свой меч и заявляет, что его ничто не волнует.

Но его волновало гораздо больше вещей, чем он позволял увидеть. Реакция Лахлана на ее вопросы сказала Белле об этом. Чем больше он открывался, тем грубее становился, и тем больше Белла понимала, что близко подобралась к нему. Лахлан использовал свой язвительный змеиный язык как оружие и щит - чтобы оттолкнуть людей, когда они подбирались слишком близко, и не дать им увидеть себя настоящего. Белла чувствовала глубокую печаль внутри Лахлана. Чернота была не в его душе, а в темном облаке, нависающем над ним.

Тем не менее, его грубые слова потрясли Беллу. Из всех распутных вещей, к которым принуждал ее муж, он никогда не делал этого. Мысль о том, рот Лахлана будет там, его горячий язык, проникнет внутрь...

Белла вздрогнула, когда Лахлан сильно прижался к ней.

Как только он коснулся ее губ, Белла поняла, что назад дороги нет. Его поцелуй был горячим и голодным, неистовым и первобытным, как страсть, пылающая между ними.

Лахлан прижал Беллу к себе. Целуя ее все глубже. Вдавливал ее в свое твердое тело. Белла чувствовала каждый выступ, каждую впадинку, каждую стальную мышцу; его тело, казалось, вбирало ее, соединялось в совершенном пламени слияния.