Знаменитые писатели Запада. 55 портретов
Шрифт:
Еще раз процитируем Энтони Берджеса, автора «Заводного апельсина»: «Джойс стремился показать, что обыкновенный человек тоже может быть героем и что современная жизнь столь же неизведанна и опасна, как и жизнь, изображенная в древнегреческом эпосе. Но он делает это юмористическими средставми, и мы смеемся, читая „Улисса“. Слова ведут себя необычно, Джойс имитирует или пародирует другие произведения. Одна очень длинная глава написана в форме фантастической пьесы. Другая — монолог без знаков препинания, а в третьей делается попытка имитации музыкальной пьесы. Это кажется сложным, но на самом деле забавно, свежо и ново. Джойс, как и подобает великому писателю, шел на большой риск, однако его роман имел большой успех, как самое оригинальное произведение нашего века.
… Нужно потратить
Мнение Стефана Цвейга:
«Это не роман, а духовный шабаш ведьм, гигантское „каприччо“, феноменальная вальпургиева ночь воображения. Это фильм, в котором психологические коллизии проносятся в „экспресс-темпе“, в котором проплывают гигантские пейзажи Души, полные неповторимых и на редкость метко схваченных деталей; двусмысленность, трехсмысленность — одна за другой, одна сквозь другую, одна после другой, это ощущение ощущений, — психологическая оргия, снятая замедленной камерой, которая анализирует каждое движение, каждое чувство до мельчайших подробностей… Что-то в этой книге есть героическое, и вместе с тем это и лирическая пародия на искусство».
Бернард Шоу:
«Это отталкивающий документ об отвратительном этапе развития нашей цивилизации, однако это правдивый документ…»
Ричард Олдингтон:
«… Хотя „Дублинцы“ не сулили мистеру Джойсу ни баснословных гонораров, ни успеха у глупых женщин, автор снискал восхищение и уважение почти у всех современников… Следующую его книгу ждали с нетерпением. Этой книгой оказался „Улисс“… „Улисс“ — самая едкая, отталкивающая, жестокая книга, из всех им написанных. Это чудовищная клевета на человека… В „Улиссе“ есть смех, но это глумливый смех, не имеющий ничего общего с & (грубый смех. — франц.) Рабле…»
Уильям Карлос Уильямс:
«Стиль Джойса — это стиль католического священника, да Джойс и сам, в сущности, католический священник… Джойс — ирландец-католик, пищущий по-английски, о чем свидетельствует его стиль… Словно рентгеном проникает Джойс-исповедник в человека, под одеждой которого мы видим не только обнаженные ягодицы и бедра, но и обнаженную душу. Священник под неусыпным взглядом Бога заглядывает в человека, Господь следит за каждым движением и грешника, и исповедника, — это и есть Джойс. Сквозь человеческие одежды он смотрит, чтобы угодить Богу. Отсюда и тайна исповеди: он должен, образно говоря, скрыть под подвязкой добра человеческую боль и язвы окружающего мира. Но Богу он обязан говорить только правду».
Герберт Уэллс. Из письма Джойсу:
«…что касается предпринятого Вами литературного эксперимента. Это значительное явление в искусстве, ведь Вы и сами очень значительный человек, и Ваши сочинения начинены поистине взрывной энергией. Но, с моей точки зрения, ваш эксперимент себя не оправдывает. Ведь Вы пренебрегли простым читателем, его скромными интересами, ограниченные временем и умом, и чего добились? Только того, что Ваши произведения приходится разгадывать, точно ребусы…»
Прервем цитирование и скажем, что если «Улисс» — это ребус, то последняя книга Джойса «Поминки по Финненгану» (1939) — и вовсе супер-ребус. Изощренное словотворчество писателя, его отказ от синтаксических связей приводит к распаду литературной формы романа. В итоге — тупик алогизма.
Швейцарский психолог и философ, основатель «аналитической психологии» Карл Юнг писал Джойсу в августе 1932 года: «Я совершенно замучился с Вашей книгой, я просидел над ней не меньше трех лет, прежде чем мне удалось вникнуть в ее суть… На „Улисса“ я потратил столько нервов и столько серого вещества, что не могу даже сказать, понравился ли мне этот роман… В статье (статья Юнга „Монолог об „Улиссе.“ — Ю.Б.) я не удержался и поведал миру, как засыпал над Вашей книгой, как скрежетал зубами, как проклинал ее автора — как им восторгался,
растянувшийся на 40 страниц монолог Молли Блум в финале — это истинное пиршество для психолога. Думаю, что сама чертова бабушка не знает столько о женской психологии. А я и подавно…“»Джордж Рассел считал, что Джойс «свой талант похоронил в непроходимых джунглях слов». «Мало сказать, что язык Джойса — это бунт против традиции, возвращение к свободе уличной речи и каламбурам воровского жаргона, — писал ирландский поэт и эссеист Оливер Гогарти. — Это еще и попытка выразить в словах не до конца сформировавшуюся мысль, это язык человека, который говорит, вернее, пытается говорить под анастезией. Предполагается, что это язык подсознательного».
Джойс мечтал об идеальном читателе, который посвятил бы всю свою жизнь чтению, изучению, расшифровке «Улисса». Не без иронии и некоторого злорадства он говорил, что насытил свой текст таким количеством загадок, что ученые, комментаторы, критики, литературоведы будут до скончания своих дней биться над их разгадкою и вместе с тем в «Улиссе» можно найти и много простонародной простоты, типа: «он аккуратно положил сухую козявку, которую уколупнул в носу, на выступ скалы. Желающие пусть смотрят».
Джеймс Джойс — это феномен, и у него немало последователей, которые безуспешно «джойсируют», по образному выражению Герберта Уэллса.
В июне 1995 года поджойсировать захотелось и кое-кому из наших: на вечер, посвященный Джойсу, в ЦДЛ пришел художник-авангардист Александр Бренер, достал из штанин кое-что эрегированное и зачитал свое «Письмо к ирландским писателям». Дамы визжали. Некоторые попадали в обморок, интересно, возник ли после этого интерес к самому «Улиссу»?..
Если воспользоваться словами Игоря Северянина, то «Улисс» — «удивительно вкусно, искристо и остро». Хотя, конечно, академически занудно. Но все-таки — мировая классика.
«Папа» бравого солдата Швейка
Иозеф Швейк — это мировой образ. Если Гамлета мучают сомнения, дон Кихот сражается с ветряными мельницами, и так далее по литературным героям, то Швейк швейкует, изображая из себя идиота. Ибо только так можно выжить в нашем безумном мире.
Ярослав Гашек прожил жизнь удивительную, яркую, насыщенную и … безответственную. Во что он верил? Кому служил? За что боролся? Многое непонятно. Но, может быть, это и не важно. Главное — его гениальный роман «Похождения бравого солдата Швейка» (1921–1923).
Ярослав Франтишек Гашек родился 30 апреля 1883 года в Праге, в семье учителя. Окончил коммерческое училище, служил в банке «Славил». Все так, если не раскрывать скобок. А если раскрыть, то из банка в 1903 году 20-летний Гашек был уволен за пьянки и прогулы. В 1904 году он входил в организацию анархистов (у него действительно была душа анархиста: никому не хотел подчиняться). Занимался журналистикой, писал рассказы, сатиры и фельетоны, много времени проводил в пивных — «У калика» («У чаши») и во многих других. Обожал пиво. В кабачках предлагал всем желающим вставить в свои фельетоны любые фамилии недругов. Оплата натурой. Пиво лилось рекой…
Может быть, поэтому, а может, по другой причине 10 февраля 1911 года Ярослав Гашек хотел броситься с моста во Влтаву. Его освидетельствовали и отправили в психушку. Наверное, по своему психическому складу Гашек выпадал из обычной нормы, но опять же гении, как правило, чуточку сумасшедшие. Обратимся к книге Михаила Буянова «Лики великих, или Знаменитые безумцы» (1994):
«У некоторых выдающихся людей встречался психический инфантилизм. Читая „Не жалею, не зову, не плачу“ или „Бравого солдата Швейка“, человеку, не знакомому с психическим складом авторов этих произведений, вряд ли придет в голову, что и Есенин, и Гашек — это люди с выраженной душевной незрелостью, которая, естественно, не рождала их великий талант, а губила его, приводя к необузданному пьянству и участию во всяких антиобщественных действиях. Попав под влияние более сильных и волевых людей, инфантилы легко подчиняются им и слепо выполняют их желания…