Знание - сила, 2003 № 08 (914)
Шрифт:
Перефразируя Павла, можно сказать, что человек, по Толстому, спасается не «верой» и не «делами», а личным духовным ростом. В этом суть мистических прозрений Льва Толстого на поприще личной духовной жизни.
Толстой в день 75-летия
Л. И. и С А. Толстая в день 80-летия писателя
Взаимоотношение двух полюсов внутреннего мира человека или его Обшей души на разных поприщах духовной жизни трактуется Толстым по- разному. На
Направление жизни высшей души и направление жизни низшей души складываются, как складываются два вектора, и вместе определяют общее направление жизни человека в данный момент.
Такое расположение сил во внутреннем мире человека иллюстрируется Толстым в образе движения лодки на реке. Лодочник (духовная сила человека) направляет лодку прямо на другой берег, поперек движения реки (животной силы человека), и движение лодки в действительности складывается из того и другого движения.
«Ангел рождается из зверя», то есть освобождение духовной силы от того, что задерживает ее, происходит по этой геометрической притче при определенном изменении положения вектора общего состояния жизни, при подъеме этого вектора от его горизонтальной (животной) составляющей к его вертикальной (духовной) составляющей. При таком подъеме животная составляющая уменьшается, а составляющая духовная увеличивается.
Личная духовная жизнь есть рост. «Живой», растущий человек идет к некоторой поворотной точке Пути восхождения, после которой он входит в качественно иную стадию жизни. На новой стадии Пути его духовный рост обретает иное содержание и направление. У каждого периода жизни свой рост (или свой характер роста), и именно рост ведет к путевому рождению. Можно даже сказать, что рост есть такие душевные движения, которые ведут к следующему на Пути скачку жизни, в новую плоскость жизненности и разумности.
Смысл личной духовной жизни — в путевом прокладывании самого себя. В личной духовной жизни есть свой последовательный ряд рождений. Весь Путь восхождения идет от рождения к рождению и через рождение. На Пути этом кое-что отживает, но ничто не умирает, напротив, все воскресает и воскресает, то есть неизменно происходит процесс, обратный смерти. И потому как же предположить, что в конце пути последовательных воскресений неизбежно произойдет авария, ликвидирующая весь ряд рождений?
Однако в личной духовной жизни есть одно отличительное свойство, с которым не мог примириться Толстой. Это — ее элитарность.
Вся проповедь Толстого во все времена непоколебимо стоит на том, что все люди — сыны Отца, а между тем он хорошо знал, что «разницы между людьми в телесном отношении очень мало, почти нет; в духовном огромная, неизмеримая». На свет во множестве родятся люди, «которые только занимают место и проходят по времени, но которых нет». «Удивительное дело: я знаю про себя, как я плох и глуп, а между тем меня считают гениальным человеком. Каковы же остальные люди?» «Как недоступны учению истины мужики, так полны они своими интересами и привычками. Кто же доступен? Тот, кого привлечет Отец, — тайна». Таких, кого привлечет, совсем, совсем немного, а ведь только они суть носители личной духовной жизни. А как сделать так, чтобы их стало больше? Вот вопрос, над которым бился Лев Толстой последние десятилетия жизни.
Понемногу о многом
Как это было
Петербург начала XX века — город приезжих и холостяков, город деловой, рабочий. Большинство петербуржцев не имели ни жены, ни кухарки. Северная столица, как и Россия в целом, была местом клановым — каждый социальный сверчок должен был знать свой шесток: это касалось и выбора места для обеда, ужина, легкого перекуса, выпивки. В 1914 году в Петербурге насчитывалось более трех тысяч ресторанов, пивных, трактиров и кафе. Их оборот составлял 20 миллионов рублей.
– Человек, бутылку «Понте-Канэ»!
– Извините, все ярлыки вышли.
Не угодно ли другое вино?
Журнал «Развлечение», 1904 г.
Список открывали перворазрядные рестораны. Заведения этого рода посещали люди большого петербургского света, прежде всего гвардейские офицеры, по преимуществу служившие в первой пехотной дивизии, или кавалеристы. Здесь можно было встретить выпускников Императорского лицея и училища правоведения, крупных бюрократов, титулованную аристократию, дипломатический корпус. Владельцы подобных заведений были в основном иностранцами — швейцарцами или французами. Повара и метрдотели в этих ресторанах почти всегда — французы. официанты — немцы, французы, русские или касимовские татары. Посетителя сажал за столик метрдотель. Он же принимал заказ. Названия блюд все французские. Каждого посетителя обслуживали два официанта. Метрдотели носили смокинги, официанты — фраки и белые перчатки. Цены в таких ресторанах были высоки — обед с вином мог обойтись рублей в 10- 15. Довольно большими были и чаевые.
– Ты что мне подал? Курицу?
– Не могу знать, сейчас на кухне у повара справлюсь.
Журнал «Развлечение», 1904 г.
В отдельных кабинетах ресторанов гвардейцы отмечали «мальчишники», сюда водили дам полусвета, балерин. В общей зале играл румынский оркестр и встречали свои традиционные праздники бывшие выпускники учебных заведений. Жившие в Петербурге московские студенты отмечали здесь Татьянин день. Сюда съезжались после театров, а разъезжались под утро.
Купечество предпочитало «Малоярославец» у арки Главного штаба и ресторан русской кухни при Мариинской гостинице. Здесь половые были одеты в белые рубахи и брюки с малиновым поясом, играли балалаечники. В отдельных кабинетах за обедом заключали многомиллионные сделки.
Чиновники, литераторы, артистическая богема любили рестораны- клубы «Лейнер», «Вену», «Палкин». Здесь играли в шахматы или на бильярде. Журналисты и писатели работали над статьями, рассказами.
Тут любили встречаться депутаты Думы, устраивались редакционные банкеты, актеры праздновали премьеры и бенефисы.
Кутежи проходили в загородных садах — «Аквариуме», «Аркадии»» и «Ливадии». Здесь всю ночь шел дивертисмент с канканом, шансонетками, хорами, цыганами. Сюда съезжалась холостая молодежь. Однако при всем многообразии элитных заведений преобладали все же рестораны для простонародья — трактиры и ренсковые погреба с рейнским вином. Первые содержали выходцы из Ярославской и Вологодской губерний, вторые — из Рязанской губернии и Коломенского уезда. В трактирах готовили еду и продавали спиртное в розлив, в ренсковых погребах целовальники продавали его только на вынос.
Большинство видевших работу ярославского полового сходились на том, что у них «все горит и все вертится, как будто они наполнены ртутью». Ловкость и изворотливость ярославца делала его почти необходимым для каждого трактира, где любой посетитель требует внимательности к себе и поспешной услуги. Едва ли кто лучше ярославца успевал угодить гостю, не забывая при этом хозяйскую выгоду и свою собственную.
«Шестерка» — общераспространенное в Петербурге с конца прошлого века прозвище официанта заурядного трактира. «Мальчик» — первая ступень в карьере трактирного служащего. Он начинал с подсобной работы (мытья посуды, уборки в зале и на кухне) и при удаче вскоре становился «шестеркой». «Шестерки» не пьянствовали, хорошо работали, умели всем угодить, обладали особым тактом, столь ценимым в трактирном ремесле. Недаром хорошую «шестерку» сравнивали с экономистом, финансистом и даже дипломатом! Вышедшие из самых низов ярославцы были приняты в купеческие гильдии и городские управы, они становились даже председателями правлений продовольственных бирж, им присваивали почетные звания и ордена. Национальный бизнес в начале XX века шел в наступление, однако его победное шествие прервала история, которая, как известно, развивалась в направлении, противоположном гастрономии.